5 января на 87‑м году скончался Марк Сергеевич Харитонов, известный прозаик, поэт, эссеист, переводчик. Он неоднократно выступал автором «Лехаима», недавно, в 2022 году, опубликовал на страницах журнала большое стихотворение на тему еврейской памяти, а в издательстве «Книжники» в 2015‑м вышел сборник его воспоминаний и текстов под названием «Путеводные звезды».

Больше всего в Марке поражало его неиссякаемое интеллектуальное любопытство. В последние годы он стал хуже слышать и, задавая собеседнику вопрос, всегда прислушивался, склонив голову, к ответу, задумывался и с чувством отвечал: «Интересно!» Но услышал ли он, было непонятно. Не исключено, что отвечал он на собственные мысли, которые рождались во время беседы.

Общаться он очень любил и собеседников, становившихся впоследствии друзьями, выбирал достойных — в их числе были Давид Самойлов, Натан Эйдельман, Вячеслав (Кома) Иванов, Григорий Померанц, Леонид Баткин, Кама Гинкас, Лев Додин. А с Борисом Хазановым, писателем‑интеллектуалом, жившим в Германии, его диалог в письмах длился много лет и был опубликован в двух томах, подтверждающих, что эпистолярный жанр жив и по‑прежнему плодотворен. Так же взыскателен Харитонов был в выборе авторов, которых переводил с немецкого: в бытность свою вольным литератором, в 1960–1970‑х годах, именно таким путем он зарабатывал на жизнь. Ряд текстов Германа Гессе, Элиаса Канетти, Франца Кафки, Томаса Манна русский читатель знает в переводе Харитонова.

Собственную прозу Марк начал писать в 1963 году. Но первые публикации появились только в середине 1970‑х. Хотя проза эта была очень высокого уровня, однако своим интеллектуализмом не соответствовала привычным тогда критическим меркам. Сложно, глубокомысленно, игра, ирония…

Не случайно именно он, не самый известный прозаик, в 1992 году стал первым лауреатом русского Букера за роман «Линии судьбы, или Сундучок Милашевича», написанный в начале 1980‑х.

В этом романе диалогический принцип стал идейной и структурной доминантой: герой, филолог Лизавин, разбирая архив забытого литератора начала XX века по фамилии Милашевич, вступает с ним в философский диалог, размышляя над стремлением русского характера к недосягаемому, его максимализмом, следствием чего становится революционная утопия, сводящая всю полноту и многообразие бытия к единственной, все подчиняющей и нивелирующей идее.

Роман стал продолжением ранее написанных Харитоновым повестей «Прохор Меньшутин» (1971) и «Провинциальная философия» (1977) — своего рода эпоса провинции, которую Марк знал не понаслышке: хотя родился он в 1937‑м в Харькове и в тот же год семья переехала в Москву, детство его прошло в основном на Лосином острове, тогда это было подмосковное захолустье — необустроенное пространство городского предместья.

Провинция интересовала Марка не в локальном, а скорее в философском смысле. По его словам, она «не географическое понятие, а категория духовная, способ существования и отношения к жизни, основанной на равновесии, гармонии и повседневных простых заботах — жизни, где знают цену благополучию и покою. Это как бы женственная основа бытия, залог ее теплой устойчивости: дом, очаг семья, детская колыбель, добыча хлеба насущного, места, куда возвращаются после поисков, потрясения и жестокого к себе и другим героизма, как возвращаются после дождя и бури в натопленную сухую комнату, стыдясь признаться, точно в слабости, в естественной тяге к доброму и мягкому уюту».

В художественном мире Харитонова быт занимает важное место и выписан тщательно, исторически достоверно, хотя служит для автора лишь фоном для постановки важных экзистенциальных вопросов.

Любимым жанром Харитонова стали «стенограммы» — дневники, в которых автор день за днем фиксировал события, откликался на них, размышлял о жизни, литературе, замечательных людях, с которыми свела судьба.

Почему «стенограммы»? Дело в том, что долгие годы стенографическими значками Марк записывал повседневные наблюдения, разговоры, впечатления, которые, расшифровав, превратил в интереснейшее повествование о времени и о себе. Мне как сотруднику издательства «Новое литературное обозрение» довелось готовить две его книги — «Стенографию конца века», в которую вошли записи, сделанные автором в 1975–1999 годах, и «Стенографию начала века», которую составили дневниковые заметки 2000–2009 годов, преимущественно на литературные темы.

Читая эти записи, вместе с автором, умным и талантливым собеседником, проживаешь разные эпохи в жизни страны. Это не просто увлекательно, но и питательно для души, ведь движущаяся история рождает самые противоречивые чувства — надежды, разочарования, сомнения, досаду, и хорошо, если кто‑то, кому доверяешь, готов поделиться сокровенным.

Для Марка ведение дневника, как и труд литератора в целом, оставалось способом существования до самого конца жизни. Хочется надеяться, что его тексты заинтересуют и будущие поколения, поскольку в них есть внутренняя свобода, духовный поиск, живое ощущение времени в контексте большой истории.