Шпионка и ее дочь
Материал любезно предоставлен Tablet
Как для американских евреев‑социалистов, выходцев из России, коммунизм стал делом жизни. Отрывок из книги «Шпион, изменивший ход истории» .
Джой Беннет было всего два года, когда она в первый и последний раз приехала в США — страну, которая могла бы стать для нее родной. В конце 1932 года корабль — среди его пассажиров была и Джой вместе со своей мамой Раисой— пересек Тихий океан и пристал к калифорнийскому берегу. После этого следы их теряются, и лишь спустя несколько месяцев они вновь выходят из тени: Раиса спешит повидаться в больнице со своим умирающим отцом. Притом что отношения у них были натянутые, она решилась на этот отчаянный шаг.
Раиса, или Рей, была главным агентом советской военной разведки на Западном побережье США. Двухлетняя дочурка служила ей прикрытием. Восемьдесят с лишним лет спустя, в Москве, Джой в свои восемьдесят шесть все еще помнит некоторые подробности недолгой американской жизни: как играла на пляже, ходила в гости к родственникам. В 1935 году — уже по возвращении в СССР — ее мать арестуют, и больше дочь ее никогда не увидит. О причине ареста она узнала лишь в 2017‑м.
Рей Эпштейн Беннет, как называла себя мать Джой, принадлежала к уникальному поколению русско‑еврейских социалистов, возмутителей спокойствия в поисках дела жизни. Для Рей, как и для многих ее сверстников, таким делом жизни стал коммунизм. Родители этих молодых людей в поисках лучшей доли ютились в тесноте на съемных квартирах в нью‑йоркском Бруклине и других городах и готовы были работать за гроши, обычно занимаясь пошивом одежды. Но в Америке подобное положение дел устраивало отнюдь не всех отпрысков таких семей, им казалось, что жизнь несправедлива к ним потому, что они евреи. Большинство из них в конце концов смирились и продолжали дальше тянуть лямку, другие же подключались к борьбе профсоюзов ради достойной оплаты и лучших условий труда. Еще несколько тысяч влились в ряды леворадикальных политических партий.
Среди этого поколения советская разведка нашла десятки добровольцев, так же, как и Рей, жаждавших перемен. Без их активного участия деятельность советской разведки в США в 1930–1940‑х годах была бы невозможна.
* * *
Рей с детства отличалась крайне независимым характером. Родные опасались, что до добра это не доведет. Став постарше, она смело подвергала сомнению общепринятые правила, уверенная, что нечестность следует пресекать, а с несправедливостью можно и нужно бороться. Голубоглазая, круглолицая, волевая, хохотушка — такой она запомнилась родственникам. Когда она вдруг исчезла без следа, никто не стал наводить о ней справки, все восприняли это как данность. Задавать много вопросов было не время, вспоминал ее брат: «Когда заходила речь о Рей, никто не плакал, отводили глаза, вздыхали — кто с сочувствием, кто с завистью — или грустно пожимали плечами: мол, что поделаешь».
Согласно советским источникам, Рей родилась в апреле 1899 года в Петрозаводске в Карелии на территории России, где позже наблюдали НЛО . Ее мать, актриса, скоропостижно скончалась, когда Рей была еще ребенком, а отец Соломон Эпштейн, овдовев, в 1907 году в одиночку уехал в Америку. Оставшихся без матери детей, Рей и двух ее братьев, отправили к бабушке в Белоруссию — в город Слуцк, известный центр раввинического образования.
В ноябре 1913 года — ей исполнилось четырнадцать — Рей, следом за старшими братьями‑близнецами Якобом (Джеком) и Юлием — села в латвийском порту Либава на пароход «Курск» и отправилась за океан к строгому отцу в Нью‑Йорк. Она его едва помнила. Соломон, по словам родственников, был «человек непутевый»: «Думал лишь о себе, ему и в голову не приходило позаботиться о детях. Поэтому они о себе заботились сами, создали что‑то вроде кооперации: мальчики присматривали за своей норовистой сестрой».
Так Рей оказалась в Бруклине, в многочисленной еврейской общине выходцев из России. Она была из потомственных печатников, ее отец работал наборщиком‑линотипистом. Почти сразу же начались стычки с отцом: он, как принято, считал, что ее задача — обихаживать его, братьев и новую отцовскую семью. Однажды, не найдя лучшего аргумента, она швырнула в него буханку хлеба.
Рей быстро привыкала к американской жизни, за три года освоила английский. Выступая на торжественной церемонии по случаю окончания бруклинской школы Восточного района, она напугала всю семью, заявив со сцены, что покупать «облигации свободы» в поддержку участия США в конфликте мировых держав — аморально. Она не побоялась сказать во всеуслышание, что считает эту войну несправедливой и империалистической — и это на фоне патриотизма, захлестнувшего США после вступления страны в Первую мировую. Родные опасались, что у нее отберут аттестат; но все обошлось, бунтарку всего лишь отстранили от дальнейшего участия в торжествах.
Только Рей, самой умной из всех детей семьи, удалось продолжить образование — в 1921 году она окончила Хантерский колледж в Нью‑Йорке, получив диплом преподавателя. Она обучала новых иммигрантов английскому как иностранному и знакомила их с американским укладом. Эти навыки впоследствии пригодятся ей в шпионской карьере. Одновременно с учебой Рей подрабатывала как могла: курьером в издательстве, продавщицей в кондитерском магазине в Бруклине и в книжном отделе Национальной ассоциации работников образования на Пятой авеню в Манхэттене. Рей вышла замуж за Нисона Нейкруга, дальнего родственника, познакомил ее с ним в 1919 году, еще до окончания колледжа, брат, активный участник профсоюзного движения.
Нейкруг получил инженерное образование в вечернем университете Купер‑Юнион , но не смог найти работу по специальности и стал линотипистом. Из России он уехал в 1914 году, когда объявили мобилизацию — он не хотел служить в царской армии, а позже уклонился от набора в армию США, сославшись на то, что не гражданин этой страны. Уверенный, что ему не стать инженером из‑за антисемитских настроений, в какой‑то момент он сменил имя и фамилию на нейтральное: Юлий (Жюль) Беннет.
Весть о двух — одна за другой в 1917 году — революциях в России нью‑йоркские эмигранты восприняли с энтузиазмом. Рей эта новость просто окрылила. Как и ее муж Жюль, она с головой ушла в подпольную работу в еврейской секции Компартии. Рей была руководителем младшего партийного звена и отвечала за просветительскую работу среди новичков. Родственники вспоминают, что Рей и Жюль чуть не каждый вечер проводили у себя дома собрания, из‑за дверей доносились русские песни.
Поняв, в чем дело ее жизни, Рей Беннет уже не знала удержу: клеймила эксплуататоров, обличала несправедливое отношение к женщинам и грубые попытки городских и муниципальных властей взять под контроль и сломить растущее профсоюзное движение. В 1922 году, через год после мужа, она вступила в Коммунистическую партию США.
Рей — одна из многих добровольцев, горевших желанием как можно скорее уехать в СССР и остаться там навсегда. Но энтузиазм‑то у нее был, а вот специальности не имелось, и ей пришлось, подобно сотням других, довольствоваться малым: помогать Революции издалека. Чтобы ее не расхолодить, партийцы объяснили ей, что она приносит много пользы в местной нью‑йоркской организации и «в связи с нехваткой активистов» Центральный Комитет против ее отъезда в Советский Союз. Иными словами, она слишком ценный кадр, без нее не обойтись. Но она по‑прежнему мечтала поехать в страну Ленина и упорно этого добивалась.
В конце концов ее старания увенчались успехом. В 1923 году ЦК Компартии США выдал ей разрешение на непродолжительную поездку в Советский Союз. Наконец‑то ей не придется так активно помогать партии в Нью‑Йорке! Рей искренне верила: если получит работу в Советском Союзе, она сможет там закрепиться и подать ходатайство о переводе в советскую Компартию. Ее преданность делу была так велика, что ее не останавливала необходимость оставить семью и страну, которая стала для нее второй родиной. Родственники, правда, высказывали предположение, что Рей отправилась за океан, чтобы заглушить боль утраты: ее первый ребенок, девочка, умерла во младенчестве. Позже она рассказывала следователям НКВД, что назвала ребенка Сталиной.
Когда Рей наконец прибыла в Советский Союз — под вымышленным именем, как жена врача, — вначале она несколько месяцев жила в Москве как туристка, навестила свою бабушку в Слуцке. Перед отъездом из Нью‑Йорка они с Жюлем договорились: если она найдет работу в СССР, то останется там, а он к ней приедет. На самом деле ее мужу за границу путь был заказан, поскольку он не имел права получить американский паспорт и въехать обратно в США, поскольку в 1917 году отказался служить в американской армии под тем предлогом, что он не гражданин США и не желает им стать. Поэтому, если бы он уехал из США, обратно его не пустили бы.
Найти подходящую работу в СССР так и не удалось, и Рей вернулась в Америку. Не оставляя все же надежд послужить Революции, она работала в Амторге , в нью‑йоркском филиале, занимавшемся продвижением советских фильмов, а также сотрудничала с русскоязычной газетой, которую выпускала Компартия. В 1927 году она снова приехала в СССР, теперь с Жюлем: они сели на корабль, следовавший из Германии. На этот раз она верила, что возвращается на родину — в страну, где куется будущее человечества, — чтобы больше ее не покидать.
Однако перед отъездом из США у Жюля случился ряд неприятностей на работе. Начальство в Амторге застало его за неприглядным занятием: он пытался вскрыть рабочий стол сослуживца. Жюль объяснил, что заподозрил коллегу во взяточничестве. А чтобы проверить свое предположение, решил взглянуть на документы в ящике его стола. Естественно, ему не поверили и уволили за попытку воровства. По прибытии в СССР Жюль добился перевода из Компартии США в ВКП(б) и в конце концов стал заместителем начальника Пивденно‑рудного треста (предприятия по добыче железной руды) на Украине.
* * *
Вскоре после прибытия в Советский Союз Беннеты развелись, что неудивительно. Жюль был человек тихий, медлительный, тогда как жена его — сплошной сгусток энергии. Рей нашла в Москве работу — стала преподавать английский язык и американский образ жизни на Восточном факультете Военной академии им. Фрунзе. У нее завязался роман с одним из слушателей военной академии, Иосифом Овадисом — высокопоставленным сотрудником разведуправления, за которого она вскоре и вышла замуж. Рей обучала английскому всех агентов, получавших назначение на Дальний Восток, и таким образом завела знакомство со многими деятелями военной разведки.
В 1928 году она вместе с одним из своих учеников — военных разведчиков — отдыхала в новом, только что открывшемся санатории в Кисловодске (родном городе Александра Солженицына). И там случайно познакомилась с Яном Берзиным, начальником разведуправления, приехавшим туда в отпуск. Спутник Рей представил ее Берзину, они разговорились; узнав, что она говорит по‑английски и у нее есть американский паспорт, Берзин предложил ей поработать на управление. Наконец‑то у Рей появилась возможность послужить делу в полную силу — о такой возможности можно было только мечтать.
По возвращении в Москву Берзин зачислил Рей в Разведуправление Красной Армии. Хотя разведуправление ничего не знало о ее прошлом, ее назначили заместителем начальника отдела. Позже, на допросе, следователи НКВД будут удивляться, как «дружественное» разведывательное ведомство проявило такую неосмотрительность.
Научившись за несколько месяцев работать с радиопередатчиком и усвоив навыки агентской работы, Рей получила свое первое зарубежное задание: в июле 1929 года ее направили в Китай, где ей предстояло стать помощницей находившегося в Шанхае руководителя местной резидентуры. Покидала Москву она уже как американка, поездка по Транссибу в роскошном, но небезопасном международном вагоне поезда Москва–Владивосток продолжалась долгие двенадцать дней. Приходилось все время быть начеку: на этом маршруте под видом пассажиров действовали зарубежные контрразведчики, выискивая направлявшихся в Китай русских агентов. Поэтому советским агентам запрещалось говорить по‑русски, едва они сели в поезд. У Рей в пути было еще одно важное задание: она должна была запомнить шифр из 32 случайных чисел, каждое число соответствовало букве русского алфавита. Из соображений безопасности шифр не разрешалось записывать.
Приехав в Шанхай, она уже не упоминала ни о русском муже, ни о новом советском гражданстве. Перед отъездом она обновила американский паспорт в рижском консульстве в Латвии. В новом паспорте не было никаких упоминаний о ее длительном пребывании в Москве.
Подготовившись таким образом, Беннет сняла квартиру на фешенебельной Rue La Fayette во Французской концессии рядом с канидромом на 5 тыс. мест — местом, где проводились собачьи бега. Французская концессия, с прекрасными жилыми домами и роскошными магазинами, пользовалась популярностью как среди иностранцев, так и среди состоятельных китайцев. В те времена Шанхай считался главным в Азии развлекательным центром для богатых и знаменитых в Юго‑Восточной Азии. Иностранцы и китайцы устремлялись в Шанхай в надежде быстро обогатиться и предаться удовольствиям, которые сулили местные заведения: публичные и игорные дома и наркопритоны.
Чтобы стать своей в шанхайском плавильном котле культур, Рей приходилось жить двойной жизнью. Будучи агентом под оперативным псевдонимом Жозефина, или Джо — в честь мужа, для несведущих она была обычной одинокой американкой, учительницей английского. Важно, что у Рей сохранился американский гардероб: поношенная, дурно сшитая, практичная московская одежда сразу бы ее выдала. Она должна была посещать городские джаз‑кабаре, ночные клубы и рестораны, но при этом остаток ночи отводить расшифровке полученных из Москвы радиограмм.
Шанхай в те времена был шпионской столицей Азии, местом, где плелись международные интриги и орудовали иностранные разведслужбы, в надежде получить свежую информацию о махинациях лидера Гоминьдана Чан Кайши и военачальников, заправлявших в то время в Китае. В 1927 году Чан Кайши открыто порвал со своими союзниками‑коммунистами , в Шанхае и других городах Китая начались массовые казни коммунистов. Связи его правительства с Москвой, еще недавно тесные, резко оборвались — советскую разведывательную сеть пришлось свернуть, и Москва осталась без информации.
Летом 1929 года начались дальнейшие распри — из‑за того, кому принадлежит Китайско‑Восточная железная дорога (КВЖД), соединявшая Читу с Владивостоком. Эта одноколейная южная ветка Транссибирской магистрали проходила прямиком по Маньчжурии и сокращала на тысячи километров путь до Владивостока. Споры из‑за этого участка вылились в открытое противостояние между китайской армией и СССР. Китайцы напали первыми, захватив железную дорогу. Ко всеобщему удивлению, Красная Армия быстро дала отпор, разгромив китайцев .
Теперь Советам нужно было держать ухо востро и с китайцами, и с воинственными японцами, чьи территориальные притязания простирались и на советский Дальний Восток, так что радиостанция в Шанхае стала главной заграничной станцией для всей разведслужбы. В то время за станцию отвечал Александр Гурвич , работавший под псевдонимами Джим и Вилли Леман. Гурвич освоил шпионское дело, работая на Советы в Нью‑Йорке, где на базе Ар‑си‑эй научился работать с длинноволновым передатчиком. Он прибыл в Китай лишь незадолго до этого, в конце 1928 года, причем маршрут его пролегал через Америку, чтобы отвлечь подозрения от реальной цели его поездки.
Гурвичу пришлось выстраивать агентурную сеть с нуля. Для нелегального резидента это было нелегкое время: требовалось срочно вербовать новых людей, центр требовал результатов, а денег выделялось мало. Прикрытием ему служила немецкая торговая фирма, финансировавшаяся ГРУ. Вновь прибывшие нелегалы, которым предстояло работать вместе с ним, в большинстве своем были нерусские, у них имелись иностранные паспорта. Так что создавать легенды для их прикрытия не требовалось, и это экономило время.
Рей была одной из немногих, кого в обстановке строжайшей секретности научили, как шифровать и расшифровывать сообщения: советская сторона использовала одноразовую систему шифровки — теоретически ее было невозможно взломать, в случае перехвата текст выглядел полной бессмыслицей. Для большей надежности радиста в систему шифровки не посвящали — он (или она) просто получал набор цифр, не подозревая, какую информацию передает или принимает.
В первое же лето в Шанхае жаркий и влажный климат и напряженная работа сказались на здоровье Рей. Сидя ночами одна в душной комнате, она часами расшифровывала закодированные документы по памяти, вспоминая последний шифр и поочередно вычитая соответствующую цифру из одноразового ключа, чтобы прочесть каждую букву сообщения. Днем Рей преподавала в языковой школе. Жизнь она вела изматывающую, однообразную.
Когда в Китай прибыл Рихард Зорге, чтобы возглавить разведгруппу, Беннет стала работать с ним. Легендарный разведчик, которого французская газета «Фигаро» именовала «сталинским Джеймсом Бондом», а создатель Бонда Йен Флеминг — «самым опасным шпионом в истории», Зорге, высокий, темноволосый, с проницательным умным взглядом и ранними морщинами на скуластом лице, казался старше своих тридцати трех лет. Ходил прихрамывая — из‑за ранения на Первой мировой. Для конспирации он говорил с Рей только по‑английски.
Зорге знал толк в шанхайских увеселениях, вел светскую жизнь, характерную скорее для экспатов‑европейцев, а не для коммунистов со строгими нравами. Он пользовался успехом у женщин, особенно женщин с радикальными взглядами, у него было несчетное количество романов. Он водил Рей в лучшие магазины, чтобы соответственно экипировать ее для шанхайской светской жизни. Рей, неравнодушной к нарядам, нравилась сшитая на заказ одежда из тонкого шелка.
Отвечать за шифрованные сообщения, осуществлять связь с младшими резидентами и отправлять шифрограммы от агентов в Москву — задачи под стать резидентским. Рей также выполняла кое‑какие «особые поручения», в том числе координировала работу двух агентов в городе. Когда резидент — Зорге — был в отъезде, Рей выступала как его заместитель.
В середине февраля 1930 года Рей вернулась из Шанхая в Москву, снова поездом через Сибирь. Она соскучилась по своему новому мужу и устала от возложенной на нее ответственности. Была договоренность, что Овадис приедет к ней в Шанхай, но по нездоровью Рей больше не могла там оставаться. На посту шифровальщицы ее сменила Надежда Улановская, в своих мемуарах она писала, что работать с передатчиком училась у Рей в Москве. Рей снабдила Улановскую подходящей одеждой для Шанхая — отдала свое стильное американское кожаное пальто и вязаное платье, в Москве таких нарядов было не достать. Впоследствии Улановская работала с Уиттекером Чемберсом, советским агентом, одним из первых перебежчиков из США; она фигурирует в его книге воспоминаний «Свидетель» .
* * *
По возвращении в Москву Рей забеременела, и 29 декабря 1930 года у нее родилась дочь — Джой. Но вскоре после этого, весной 1931 года, Рей получила очередное задание от ГРУ. На этот раз она должна была под прикрытием отправиться к мужу в Кабул, столицу Афганистана, где он находился с мая 1930 года в качестве корреспондента ТАСС, советского информагентства. Малышку Джой — ей было всего несколько месяцев — Рей взяла с собой. Афганистан был пешкой в так называемой Большой игре, которую вели Россия и Британская империя. СССР пытался, правда безуспешно, насадить в этой стране дружественное для себя правительство. После Кабула разведуправление доверило Рей роль основного — а возможно, и единственного — американского помощника в самом масштабном за всю историю ведомства проекте: дерзкой операции по одновременному внедрению до восьмидесяти советских агентов в десять престижных американских университетов.
Масштаб и значимость этой операции для советской разведки трудно переоценить. Предприятие было масштабное, особенно если учесть, насколько ограниченными были ресурсы. Во всем мире насчитывалось около восьмидесяти пяти советских агентов, и попытка внедрить еще восемьдесят информаторов в одну из главных стран — объектов разведки было операцией беспрецедентной по дерзости и по значимости.
Рей прорабатывала каждую деталь этой операции: начиная с заполнения заявки для каждого студента до подбора каждому соответствующего вуза. Важнейшей задачей было подготовить команду так, чтобы учащиеся могли быстро освоиться в современном американском обществе. Поскольку все остальные московские преподаватели английского были из России и говорили с чудовищным акцентом, Рей пригласила американку Гертруду Кливанс вести курс американского разговорного, а заодно и рассказывать студентам об Америке.
Кливанс и Беннет — обе еврейки с российскими корнями, но трудно было найти столь непохожих женщин. Кливанс легкомысленная, Рей — идейная. У Кливанс были очень богатые и заботливые родственники, преуспевшие в эмиграции, они регулярно посылали ей посылки с вещами, дефицитными в СССР. Она жила в Москве в свое удовольствие и при желании в любой момент могла съездить в отпуск к родителям во Флориду. Рей, напротив, была убежденной советской патриоткой, коммунисткой, разведчицей, которой ГРУ доверило свои секреты. Понятно, что при такой разнице в происхождении и мировоззрении они не могли подружиться. Гертруда писала родителям, что, на ее вкус, Рей — чересчур серьезная коммунистка.
Изначально преподавательницы работали с шестью инженерами по два часа в день, но по мере приближения срока отъезда работа с группой шла почти безостановочно. Помимо первой задачи (подготовить русских людей, привыкших к очередям и лишениям, к американскому изобилию), была и вторая, потруднее: навести внешний лоск на коммунистов‑инженеров, только вчера от станка, натаскать их так, чтобы они знали, как себя вести в элитарных американских университетах вроде Гарварда.
Рей отвечала за масштабный, в духе «Пигмалиона» проект по превращению восьми десятков бывших крестьян, военных и верных марксистов в обходительных, умеющих носить костюм членов «Лиги плюща». Студентам пришлось многое объяснять, начиная с элементарных правил личной гигиены, пояснить, что лузгать семечки и плевать шелухой не следует, как и чесаться — в Москве многие чесались из‑за клопов. Рей пришлось объяснять про туалетную бумагу, в России ее не было, и что нужно не жалеть мыла, и как важно гладить рубашки. Была и еще одна, непростая тема: как общаться с американцами, избегая марксистской риторики, например не обращаться к преподавателю «товарищ».
Со времен работы в Амторге и благодаря солидному стажу в Компартии США Рей обладала чуть не энциклопедическими знаниями об американских коммунистах и могла найти надежных людей, которые помогут аспирантам освоиться на месте. В Бостоне она выбрала для этой роли профессоров Ческиса и Халфина, а также местного бизнесмена по фамилии Стивенсон — он часто бывал в Москве и хорошо относился к Советскому Союзу.
Беннет, с ее опытом преподавателя, владела методикой и сумела подтянуть английский молодых инженеров — устный и письменный — до очень высокого уровня, учитывая, что всего через несколько недель им предстояло самостоятельно выполнять курсовые работы в Гарварде на чужом языке. Рей работала в паре с Кливанс: каждая вела свою часть московской группы.
Но был у Рей был и еще один, самый важный ученик. Готовя дочь к первой в ее жизни поездке в США, Рей приучала ее говорить только на английском: если в Америке ребенок начнет ни с того ни с сего говорить по‑русски, это нарушит легенду. Сейчас Джой не помнит ни слова из тех английских фраз, которым учила ее мать.
Рей предстояло ехать в США вместе с будущими студентами — в качестве официального преподавателя и руководителя группы. Перед ней ставилась задача: посещать университеты, где учились ее подопечные, и собирать информацию, которая затем будет посылаться в Москву. Одновременно ей вменялись в обязанности и неуточненные «нелегальные» операции — вроде вербовки агентов.
Однако поездку Рей в США, когда Рей и Джой уже сидели на чемоданах и ждали отплытия, в последнюю минуту отменили. 18 сентября 1931 года Япония неожиданно вторглась на китайскую территорию и заняла Маньчжурию, поводом для наступления послужила провокация — так называемый Мукденский инцидент, подрыв стратегически важного участка железной дороги около Мукдена. После этого акта военной агрессии СССР опасался, что многочисленная японская армия, сосредоточенная на границе СССР с Маньчжурией, в любой момент вторгнется и на территорию Советского Союза. В военном плане страна в тот момент была не готова к столкновению с Японией и нуждалась в более полной информации — чтобы упредить вторжение, если оно неизбежно.
И Рей дали новое важное задание. Ее все же направят в Америку, но не присматривать за инженерами. Ей предстояло поселиться на Западном побережье США, создать там новую резидентуру и наладить в Америке работу против Японии, которая импортировала металлы и нефть для военной промышленности из США. Отслеживая грузоперевозки, осуществлявшиеся с Тихоокеанского побережья Америки в Японию, Советский Союз был бы заранее предупрежден о готовящемся нападении. Новая агентурная сеть Рей должна была узнавать у японских моряков, что за груз они везут и как часто происходят отправки.
Позже Рей так описывала следователям НКВД одну из целей этого задания: «Предполагалось, что я подготовлю радиста и резидента для работы в Японии. Планировалось, что в качестве резидента мы можем использовать одного из журналистов, имеющих связи в Японии. Для маскировки предполагалось открыть в Японии китайский ресторан».
Этим резидентом должен был стать Рихард Зорге — его в 1932 году отозвали из Шанхая в Москву. Но была одна серьезная проблема: Зорге не говорил по‑японски. Ему, по крайней мере, нужен был помощник‑японец, свободно владеющий английским и убежденный коммунист. Поиски такого человека привели разведуправление сначала в США, затем в Калифорнию, и наконец нашелся нужный человек — Ётоку Мияги, художник и активист. Поскольку искусство больших денег не приносило, он держал ресторана «Фукуро» (что означает «Сова» — японцы почитают сов как талисман, отгоняющий несчастья) в «маленьком Токио» — оживленном районе в западной части Лос‑Анджелеса.
Осенью 1932 года при посредничестве Компартии США Мияги передали просьбу вернуться в Японию для разведывательной деятельности. Как позже рассказывала его племянница, «он отказался, так как у него не было опыта шпионской работы, и предложил им поискать более подходящую кандидатуру». Но в конце концов Мияги хоть и неохотно, но согласился, по крайней мере пока ему не найдут более подходящую замену. По всей вероятности, Рей направили в Калифорнию в конце 1932 года, чтобы испытать и тренировать упорствующего кандидата‑японца.
Мияги, один из пяти наиболее известных членов группы Зорге в Японии, будет успешно работать в этой стране до самого ареста в 1941 году. К тому времени группа сумеет собрать и передать разведданные огромной важности, и большая часть их поступала из неожиданных источников, которые находил Мияги. Через Мияги была получена информация о том, что Япония не нападет на СССР в 1941 году, что позволило перебросить тысячи военнослужащих на запад, чтобы защитить Москву от наступающей немецкой армии. Прошлые связи Мияги с Компартией США в конце концов послужат одной из причин провала группы Зорге в Японии.
Миссия Рей развалилась быстрее. Еще в Калифорнии она усомнилась в успехе предприятия, поскольку ей «не дали конкретного задания». Рей нуждалась в постоянном советчике и подробных инструкциях. Задним числом можно утверждать, что с ролью руководителя студенческой группы она бы справилась идеально. Но, по мере того как ситуация в Калифорнии все больше выходила из‑под контроля, Рей допускала все больше ошибок в оценке происходящего.
* * *
Сойдя на берег в Калифорнии в 1932 году — после пятилетнего отсутствия, Рей Беннет стала первой в США независимой советской разведчицей. Наряду с Жоржем Ковалем она — одна из немногих американцев, служивших в Красной Армии на территории США. Ее дочь Джой, которую до этого мать брала с собой в Афганистан, в свои два года была невольной участницей двух разведывательных операций под прикрытием, хотя, резвясь на пляже или навещая американских родственников в Бронксе, она и не подозревала, что помогает матери выполнять разведзадание. На одной фотографии, посланной ее отцу Овадису в Москву, Джой сидит в повозке, запряженной козочкой, и испуганно смотрит на козу; на обратной стороне фотографии Рей пишет, что хорошо бы им завести домашнего питомца. (После ее ареста в 1935 году в НКВД были потрясены, узнавая о ходе той операции, даже на их взгляд она проводилась абсолютно дилетантски.)
Операция, за которую отвечала Беннет, была не первой операцией, проводившейся советским разведуправлением в США. Немецкий коммунист Феликс Вольф выполнял аналогичное задание всего несколькими годами ранее, и его судьба наглядно показывает, в каком напряжении находились агенты вроде Рей. Поступив в аспирантуру Колумбийского университета и проучившись там недолго, Вольф обнаружил, что работать в одиночку вдали от дома, без помощи группы, психологически неимоверно трудно, и сломался. Исколесив под прикрытием Восточное побережье вплоть до Чикаго в безуспешных попытках выведать промышленные секреты, в постоянном страхе, что его арестуют, он все бросил и срочно вернулся в Москву. Но если угроза для его безопасности и существовала, то разве что в его воображении. В США его пребывание никак не зарегистрировано, даже в Колумбийском университете.
Рей нужно было выполнить одно специальное задание, и для этого ей понадобилась помощь резидента разведки. Чтобы выполнить задание, ей нужно было установить контакт с надежным представителем американской Компартии. Ее свели с бывшим служителем церкви, который симпатизировал коммунистам. При встрече с ним она призналась, что приехала из СССР с неофициальной миссией: она должна срочно переговорить с писателем‑социалистом Эптоном Синклером и надеется, что священнослужитель представит ее знаменитому писателю.
В октябре Синклер написал Сталину письмо — в нем он просил помиловать одного из советских граждан, приговоренных к смертной казни. Он также выделил деньги на неудачный фильм, который снимал в Голливуде советский режиссер С. Эйзенштейн. Фильм под условным названием «Да здравствует Мексика!» оказался бессюжетным травелогом, и первоначальную версию смотреть было невозможно. Синклер, вложивший в создание картины 25 тыс. долларов, рассчитывал выбраться из финансовой ямы, хотя позиции Эйзенштейна в Москве из‑за длительного отсутствия были уже не те, что прежде.
Сталин тотчас ответил на письмо, у него сложилось впечатление, что выдающийся, популярный писатель‑социалист Синклер может помочь Советскому Союзу в деле с Маньчжурским кризисом — может, выскажется в его поддержку. Рей получила личное указание от Сталина встретиться с писателем. Сталин даже собственноручно подчеркнул адрес Синклера в Пасадене, чтобы Рей могла его найти.
С помощью священнослужителя Рей удалось договориться о встрече с писателем, но все пошло вкривь и вкось. Синклер верил в паранормальные явления и экстрасенсам, но к тому, что произошло далее, даже он был не готов. После предварительных вежливых фраз миниатюрная круглолицая женщина, вместо того чтобы предложить финансовую поддержку его фильму, неожиданно заявляет, что находится в Америке с тайным заданием и надеется, что он поможет в ее шпионской работе.
Синклер был ошарашен. В панике, опасаясь, что все это подстроено, он стал требовать от нее каких‑то свидетельств, подтверждающих ее личность, и рекомендаций от Компартии США. Рей не смогла предоставить ничего такого и ретировалась.
Потерпев неудачу, Рей направилась в Сан‑Франциско, где встретилась с Киппер, первой женой Морриса Чайлдса, влиятельного деятеля американской Компартии. Сам он в это время находился в Москве, учился в Международной ленинской школе и готовился стать агентом НКВД. Впоследствии его назовут величайшим двойным агентом ФБР и наградят Президентской медалью Свободы. Рей с Киппер сдружились и вместе занялись оформлением для Джой американского паспорта.
Резидент из консульства дал Рей наиболее ценные рекомендации — а именно направил ее к генеральному секретарю Компартии США Эрлу Браудеру. Рей знала Браудера по Калифорнии и позже, рассказывая о нем в НКВД, называла его партийной кличкой Отец. Через Отца она установила контакт с двумя партийными лидерами — Ирвингом Капланом и Натаном Сильвермастером; все трое позже окажутся фигурантами дел о советском шпионаже военного времени. Но все три встречи не принесли результатов.
Рей имела доступ к виднейшим американским коммунистам, но, хотя ее всячески поддерживали, создать ячейку на Западном побережье не удалось. С одной стороны, не хватало денег на безопасное жилье или вербовку агентов. Как и ее бывший шанхайский руководитель Гурвич, она убедилась, что московский центр недооценивает затратность и сложность полевой работы. И при этом не она первая обнаружила, что сотрудничать с американскими коммунистами не так непросто, как показал случай с Эптоном Синклером. Компартия США могла и должна была дать ей «верительную грамоту» для Синклера, подтвердить, что он может ей доверять. Но интересы Москвы и Компартии США в то время уже заметно разошлись.
Следуя недавно провозглашенному курсу «социализма в отдельно взятой стране», СССР активно искал в США информацию, необходимую только для безопасности Советов, тогда как американские коммунисты видели целью революцию в своей стране. Их лидер Эрл Браудер, как позже утверждала перебежчица Элизабет Бентли, был больше заинтересован не в сборе разведданных для СССР, а в поиске конкретных свидетельств рабочих волнений — для собственных целей.
Учитывая трудности, с которыми Рей столкнулась, она решила выйти из игры. Она мечтала вернуться домой, в Москву, но подозревала, что не получит на это разрешения, и придумала повод. Она написала в НКВД, что ее «раскрыли». Вместе со связником по фамилии Однер они решили привлечь к операции белогвардейского офицера:
По моему указанию Однер несколько раз встречался с этим белогвардейцем, вербуя работать на него. Однажды Однер доложил мне, что, по словам белогвардейца, его допрашивал некий майор из американской контрразведки, который интересовался и Однером. Майор также интересовался женщиной, которая заходит к Однеру на квартиру, и я подходила под описание. Стало очевидно, что полиция знает о моих отношениях с Однером. Поэтому я была вынуждена покинуть Сан‑Франциско и переехать в Нью‑Йорк.
Вполне возможно, что американские контрразведчики интересовались Однером, однако о Рей в то время они понятия не имели. Тем не менее Рей сбежала в Нью‑Йорк и до октября 1933 года жила там у подруги по колледжу и встречалась с родными, старыми друзьями и с разными политическими деятелями. Брату она отказалась рассказывать что‑либо о своей жизни в Москве, и родные предпочитали не допытываться, хотя у них сложилось впечатление, что она теперь замужем за советским генералом и, возможно, ее разыскивает ФБР. Они знали, что она была в Китае, но не расспрашивали, что она там делала.
Проверяя политический климат, Рей установила контакт с членами троцкистских групп в Бостоне. Она по‑прежнему была убежденной коммунисткой, но нынешняя официальная линия партии шла вразрез со взглядами, которых она придерживалась с начала 1920‑х годов. Социализм в отдельно взятой стране ее не устраивал, и она не доверяла партийному руководству. Поэтому она вызвалась выступить в опасной роли координатора между троцкистскими центрами за границей и в Москве. Как военная разведчица, она могла по долгу службы поддерживать контакты с США и передавать подробности о своих контактах в Москву троцкистской организации.
По возвращении в Москву на Рей вначале было наложено дисциплинарное взыскание за то, что она прекратила операцию без разрешения. Ее отстранили от службы в разведке и отправили работать на фабрику. Но ее языковые навыки были очень нужны центру. И хотя как агент она проявила себя не лучшим образом, тем не менее Берзин назначил ее старшим руководителем по языкам Разведывательного управления Красной Армии.
В одно апрельское утро 1935 года Джой вошла в мамину спальню — обычно они по утрам вместе делали зарядку. Но в то утро в комнате все было разбросано, а мама исчезла. Рей арестовали сотрудники НКВД.
После ареста Рей дала показания на своих друзей и коллег, хотя большая часть того, что она о них рассказала, выглядело бы вполне невинно, если бы все они не служили в разведке. Она также обвинила своего бывшего мужа Юлия в том, что он подшучивал над Сталиным и Молотовым — и словно не замечала горькой иронии в его фразе, мол, нужно следить за тем, что говоришь, иначе следующим шагом окажешься в НКВД.
Вначале Беннет вынесли относительно легкий приговор: пять лет исправительно‑трудовых лагерей , откуда она даже ухитрялась посылать Джой весточки в детский сад:
Моя Джойюня, любимочка моя!
Я получила твое хорошее письмо и, знаешь, я подсолнух сразу узнала и сразу поняла, что девочка делает гимнастику, как мы с тобой делали по утрам. Помнишь, как мы клали подушечки на пол и делали велосипед?
Здесь у двух коров родились маленькие телята — один бычок весь беленький с черным пятном на мордочке, как только родился, сразу захотел стать на ноги, и мы должны были втроем его держать, пока его купали.
Потом здесь есть черная лисичка, которая сидит на хвосте перед самым кооперативом, совсем людей не боится и просит хлеба у всех, кто выходит из магазина. Это серебристо‑черная лиса с белым кончиком на хвосте; такой мы с тобой в зоопарке не видели. Ты сейчас ходишь в зоопарк с папой Юзей?
Анюта пишет, что ты хорошая девочка. Ты должна сама одеваться и все свои игрушки аккуратно убирать и слушаться Елены Семеновны и папы Юзи.
Джойюня моя, мама тебя крепко‑крепко любит и всегда думает о тебе и очень‑очень по тебе скучает. Если ты будешь хорошей девочкой и хорошо учиться в детском саду, то я приеду к тебе, когда ты пойдешь в школу. Ты уже тогда будешь большая. Но ты меня не забывай и знай, что я тебя всегда люблю и очень хочу быть с тобой .
Муж Рей, вернувшись из Китая месяц спустя после ее ареста, вырезал ее изображение из всех семейных фотографий и напрочь отказывался говорить о ней с дочерью. Рей исчезла в горниле сталинских чисток . Подробности ее тяжкого преступления, скорее всего результат очередного оговора, так и остались неизвестны.
Оригинальная публикация: The Spy and Her Daughter
«Этот старик — настоящий Штирлиц»
«Директору. Срочно. От Кента…»
