В Талмуде действуют десятки мудрецов, живших в разное время. Частота их упоминаний и значимость контекста, в котором о них говорится, различны. Среди них Шимон бен Шетах — фигура исключительной важности.

Трактат «Пиркей Авот» начинается с цепочки преемственности Устной Торы от Моше до «нашего» времени, то бишь до времени фиксации цепочки. Рабби Шимон бен Шетах — человек, ставший одним из персонифицированных звеньев этой преемственности. Каждый из упомянутых здесь мудрецов представлен характеризующим его высказыванием. Шимон бен Шетах говорит:

Подробно допрашивай свидетелей, однако тщательно подбирай слова, чтобы те не использовали их для облегчения себе лжесвидетельства.

Техническая рекомендация следователям и судьям. Шимон бен Шетах занимал должность председателя бейт дина, то есть главного судьи Израиля — гаранта справедливости государственного правосудия. Рабби Шимон жил в конце II — начале I века до н. э. Дело было во времена царя Александра Янная, при котором независимое еврейское государство династии Хасмонеев достигло пика своего могущества. Правление Александра Янная отмечено обширными территориальными завоеваниями и внутренней смутой. Александр Яннай вошел в историю жестокими гонениями на фарисеев — партию, к которой принадлежал Шимон бен Шетах.

Шимон бен Шетах, так уж случилось, был царским шурином, и понятно, что родственников связывали сложные отношения. Шимон бен Шетах способствовал прекращению гонений.

Эта небольшая преамбула необходима для более полного понимания двух взятых из Талмуда историй, которые цитируются в пересказе Бялика и Равницкого. В тексте не «Шимон», а приятное русскому уху и глазу «Симеон» — я не стал унифицировать.

Случай в суде

Один из царских рабов совершил убийство.

— Привлеките его к суду, — приказал р. Симеон.

Доложили Яннаю:

— Твой раб человека убил.

Поставил царь убийцу на суд. Послали судьи сказать царю:

— Явись и ты — этого требует закон.

Когда царь явился, поставили для него кресло рядом с креслом р. Симеона, и царь сел. Видя это, р. Симеон сказал:

— Царь Яннай! Встань и выслушай показания против тебя, ибо сказано: «Пусть предстанут оба сии человека, у которых тяжба».

— Я сделаю, — возразил царь, — не так, как говоришь ты, а как товарищи твои скажут.

Обратился р. Симеон к сидящим справа, те уставились глазами в землю, обратился налево, и те уставились глазами в землю.

— Вы размышляете еще, — воскликнул р. Симеон, — как поступать. Пусть же Ведующий помыслы воздаст вам!

В эту минуту явился архангел Гавриил и поверг судей на землю, грозя умертвить их.

Затрепетал царь.

— Встань! — повторил Яннаю р. Симеон. — Не перед нами стоишь ты, но перед Тем, по слову Которого сотворена Вселенная.

Тотчас же встал с места царь Яннай.

Ох, не стал бы я относиться к этой истории как к протоколу судебного заседания. Да ведь от этого она ничуть не теряет в выразительности, напротив — только выигрывает.

Притча об отношениях двух ветвей власти.

У царского раба нет иммунитета от судебного преследования — предстает перед судом, как какой‑нибудь водовоз. Да что там раб! — царя зовут в суд, и он является по первому требованию.

Что это за царь такой?!

Где это видано?!

Почему заседатели еще не взяты под стражу?!

Мало того, государь подвергается публичному унижению: должен стоять перед сидящим мудрецом. Об этом завтра во всех газетах напишут. Ну тут уж царь не выдерживает. Отводящие взгляд судьи — это реализм, это психологическая правда, это соответствует нашему представлению о жизни, житейскому и политическому опыту. Но тут в заседание, deus ex machina и с теми же функциями, является вдруг новый участник и представляет в высшей степени убедительные аргументы — как для судей, так и для царя. Аргументы, лежащие отнюдь не в юридической и нравственной корзине. Обратите внимание: его никто не приглашал — сам пришел. Поневоле встает вопрос: возможно ли независимое функционирование судебной власти без сверхъестественного вмешательства? Правда, судьи и в этом случае оказываются зависимыми — от сверхъестественного вмешательства.

История о том, как язычник благословил Б‑га Израиля

Обсуждение вопроса о находке: что с нею делать, как ею распорядиться — одна из важных тем Талмуда. Ну, например, двое нашли талит или осла. Или вот: человек купил землю, стал сажать картошку, картошки тогда не было? ладно, тогда капусту, нашел клад. Кому принадлежит клад — удачливому огороднику или прежнему владельцу? Он же огороднику участок продал — не клад. У него (у прежнего владельца) на этом самом месте стоял стол для настольного тенниса, и ему в голову не приходило залезть под стол (ну разве что за шариком) и углубиться в землю.

А вот история про находку, герой которой как раз Шимон бен Шетах.

Р. Симеон вел торговлю льном. Чтобы облегчить ему труд, ученики купили для него у одного измаильтянина осла. На шее у животного оказалась драгоценная жемчужина. Приходят ученики к р. Симеону и говорят:

— Отныне, учитель, тебе трудиться больше не придется.

— Почему? — спрашивает р. Симеон.

— Мы для тебя купили осла у одного измаильтянина, и на животном оказалась драгоценная жемчужина.

— А знал об этом продавец?

— Нет.

— Идите и отдайте ему жемчужину.

И сказал о р. Симеоне измаильтянин:

— Благословен Г‑сподь, Б‑г Симеона бен Шетаха!

— А вы, — обратился р. Симеон к ученикам, — варваром считали Симеона бен Шетаха? Услышать слова: «Благословен Г‑сподь, Б‑г иудеев» — для меня дороже всех сокровищ мира.

Тот самый араб и тот самый ослик на полотне Реувена Рубина («Горный пейзаж», 1936). Сейчас его (ослика, а не Рубина) купят ученики Шимона бен Шетаха

Р. Симеон вел торговлю льном. Не принято было извлекать выгоду из занятий Торой. Мудрецы зарабатывали на жизнь каждый своим способом — Торе учили бескорыстно. Торговцу, не имевшему осла, приходилось таскать товар на себе. Вот Шимон бен Шетах и таскал: не было у него ни осла, ни денег на его приобретение — благодарные ученики решили скинуться и облегчить жизнь своему учителю. А ведь сей бедняк был одним из самых уважаемых людей своего времени. И, напомню, царским шурином, но, как видим, своими родственными связями демонстративно не пользовался.

Измаильтянин — если кто не знает, просто араб. Но не араб‑мусульманин — до ислама еще лет семьсот, скакать не доскакать, — а араб‑язычник.

Есть такое достаточно распространенное мнение, что Талмуд культивирует двойные стандарты: одни этические нормы при общении со своими, другие — для чужих. Отчасти это действительно так. Как говорил р. Адин Штейнзальц, ежели вы будете относиться, не про нас будь сказано, к чужой жене, как к своей, — ничего хорошего из этого не выйдет.

В Талмуде и в следующем в его русле «Шульхан арух» высказывается такая идея: в отношении еврея к еврею действует закон Торы, в отношении еврея к нееврею — формальное или неформальное право, принятое в данном обществе в деловых отношениях. Иными словами, еврею не вменяется в обязанность поступать по отношению к язычнику иначе, чем это принято в среде самих язычников. Разумеется, до известных пределов: существует минимальная этическая планка, ниже которой опускаться все‑таки возбраняется.

Если бы жемчужина была на осле, проданном евреем, жемчужину безусловно следовало бы вернуть. Но поскольку продавец — гой, возвращение опционально. Судя по всему, именно этими соображениями и руководствуются ученики мудреца. Они не считают, что обязаны вернуть жемчужину: они ее не украли, с их стороны не было никакого обмана. Они полагают, что посредством араба жемчужина послана им, точнее, их учителю с неба, и не видят ничего зазорного, чтобы этот дар принять. Мук совести отнюдь не испытывают, рады за своего учителя, который теперь не должен тяжело трудиться и сможет посвятить все свое время и все свои силы Торе.

Но Шимон бен Шетах демонстрирует им совершенно иную модель понимания и поведения.

«Неважно, что говорят гои, — важно, что делают евреи». Это, кажется, Жаботинский. Сильно сказано! Декларация гордого еврея. Цитирую по памяти. Или все‑таки Бен‑Гурион? А, неважно. Во всяком случае, цитируется это часто. Встраивают цитату в актуальный политический контекст. Да, были люди в наше время, могучее, лихое племя, богатыри — не вы: богатыри с гоями не считаются.

Шимон бен Шетах имеет смелость с Бен‑Гурионом (с самим Бен‑Гурионом!) не согласиться: ему важно, что говорят гои. Более того, он не то что жемчужину — он готов все сокровища мира отдать, чтобы гой сказал то, что сказал.