Если бы  кто‑то рассказал Розалии Захаровне Фридзон, урожденной Гарниц (родилась в 1903 году в деревне Литвиново Полоцкого уезда Витебской губернии, национальность — еврейка, член ВКП(б), образование среднее), как резко изменится ее судьба после 22 июня 1941 года, она бы, конечно, не поверила.

Заведующая райздравом, чуть моложе 40 лет, замужем за партийным работником, воспитывает дочь… А потом размеренная жизнь внезапно заканчивается, и начинается война. Чужие документы, минское подполье, партизанская спецгруппа, арест, тюрьма, пытки, работа в шахтах Лотарингии, концлагерь и побег из него, опять партизанский отряд, звание лейтенанта французской армии и встреча с Шарлем де Голлем — неужели все это об одной и той же женщине?

Итак, в 1920–1930‑х годах Фридзон находилась на комсомольской и партийной работе в Белоруссии. Перед самой войной работала заведующей Дзержинским районным отделом здравоохранения, была членом коллегии Наркомздрава БССР. В первые дни войны она проводила на фронт мужа Давида, ставшего политруком стрелковой роты, организовала эвакуацию раненых, доставленных в районную больницу, а затем попыталась уехать сама.

Но оказалось поздно. Кругом были немцы. Уже стало известно, что они убивают евреев и коммунистов.

Внешне Фридзон не была похожа на еврейку. К тому же, родившись в деревне и живя вместе с белорусами, умела делать любую крестьянскую женскую работу, знала христианские молитвы. Это помогло ей, когда она с 14‑летней дочкой Лелей (Элеонорой) стала батрачкой в деревне Койданово Дзержинского района. Впрочем, вскоре хозяйка, заподозрив в Леле еврейку, сообщила об этом старосте. Фридзон вместе с дочкой вызвали в полицию, якобы для проверки документов. Она поняла, что их ждет, и решила пробираться в Минск.

Там их приютила Варвара Филиппович, до войны работавшая заведующей детским домом в Дзержинске (по другим данным — главврачом Дзержинской больницы). Розалия попросила Варвару спасти дочь, и та вписала Лелю в свой паспорт. Так Элеонора Давыдовна Фридзон стала Еленой Антоновной Филиппович.

Сама Розалия тоже обзавелась чужими документами — паспорт на имя Екатерины Дмитриевны Семеновой помогли достать друзья. Работала санитаркой в 3‑й Советской (инфекционной) больнице.

Вскоре «тетя Катя» стала связной минского подполья. Переболев сыпняком, была переправлена в партизанский отряд. Там, в Налибокской пуще, она приняла присягу, а потом вернулась в Минск. Командир партизанского соединения Барановичской области Герой Советского Союза генерал‑майор Василий Чернышев (батька Платон) в 1965 году выдал бывшей подчиненной такую «характеристику с места работы»: «Тов. Фридзон Р.З., работая в группе спецназначения, выполняла различные задания подпольного центра, в частности проводила разведку немецких гарнизонов, войсковых частей, огневых точек противника, выявляла предателей, доставляла медикаменты, через спецгруппу приводила людей в партизанскую бригаду им. Пономаренко и выполняла другие поручения. Работала хорошо и давала ценные разведывательные данные».

Дополнительные сведения о ее деятельности в эти годы получаем из представления Фридзон к медали «За отвагу»: «С 23 июня 1943 года являлась связной спецгруппы “Родные” и одновременно руководила работой группы связных в количестве 11 человек. Среди служащих больницы лично распространяла советские листовки, занималась выявлением лиц, сотрудничавших с гестапо, а также сбором и передачей в спецгруппу разведданных по городу Минску и медикаментов. В то же время привозила из спецгруппы в Минск для подпольщиков мины и взрывчатку, используя в этих целях специальную повозку с вмонтированным двойным дном. Вывела в партизаны 25 человек из украинского батальона».

В конце 1943 года бойцом десантной группы специального назначения «Родные» стала и 16‑летняя Элеонора Фридзон.

В декабре 1943‑го после провала связной Ольги Клебанович «Семенова» была арестована гестапо на явочной квартире. По словам историка Эммануила Иоффе, изучавшего архивные и музейные материалы в поисках информации о Розалии Фридзон, «ее били, травили собаками, выбили зубы, но она никого не выдала. До конца жизни у этой мужественной женщины оставались следы от укусов гестаповских овчарок… Ничего не добившись от подпольщицы, фашисты бросили ее в концлагерь по улице Широкой, а затем перевели в тюрьму СД».

В начале 1944 года оккупанты вывезли группу наиболее физически здоровых заключенных минской тюрьмы на принудительные работы. Часть из них попала во Францию. 27 февраля эшелон доставил женщин‑заключенных в концлагерь Эрувиль (Errouville) в Лотарингии, недалеко от городка Тиль, близ бывшей линии Мажино. Нацисты пытались наладить в местных шахтах, где до войны добывали руду, производство ракет «Фау‑1». С помощью баллистических ракет дальнего действия немцы надеялись переломить ход боевых действий. Для тяжелых работ они использовали узников концлагеря.

Среди депортированных были бывшие подпольщицы и партизанские связные из Минска Надежда Лисовец, Мария Андриевская (Рыжкова), Лариса Самчинская, Нина Корякина, Евдокия Петракова, Елена Дик, Надежда Дерех, Тамара Мыслевец и другие. Каждый день на рассвете их привозили на поезде в шахту на каторжные работы, а в сумерках везли обратно в лагерь. Под землей женщины должны были строить ангары для самолетов.

«Мы чувствовали постоянную поддержку французских друзей, — вспоминала Розалия Фридзон. — Рабочие делились с нами своими обедами. Если замечали у женщин истертые от деревянных колодок ноги, приносили и обувь. А главное — это моральная поддержка, вести о победах советских войск». Вскоре возник подпольный комитет, в который вошли Надежда Лисовец, Розалия Фридзон и Анна Михайлова. Через вольнонаемных французов и итальянцев они связались с руководством советских партизанских отрядов в городе Нанси. Женщинам поручили проводить саботаж на рабочих местах, распространять среди заключенных листовки и газеты, помогать организовывать побеги.

«Самым памятным событием в лагерной жизни Эрувиля, — вспоминала одна из узниц, Елена Кабановская, — было, конечно, как мы отметили день Первого мая 1944 года… Едва мы достигли улиц городка, как в наших рядах грянула песня. Что пели? “Интернационал”. И еще, знаете, довоенные: “Москва майская” и другие. Над колонной взвились красные косынки, лоскуты. Я, помнится, размахивала красной майкой. В общем, что у кого было красного цвета, то и стало в его руках флагом. Нас бьют, а мы поем. Нас бьют, а мы поем. Из домов стали выглядывать, выбегать разбуженные нашими песнями французы. Кто смотрел на нас с недоумением и страхом, кто с восхищением. Этот Первомай я никогда не забуду».

Немцы собирались затопить шахты вместе с узниками при приближении войск союзников. Но в ночь на 8 мая 1944 года из концлагеря Эрувиль был совершен массовый побег заключенных — 37 женщин и 27 мужчин. К побегу, организованному с помощью французского Сопротивления, готовились очень тщательно, предусматривалась любая мелочь. Обессиленным и истощенным женщинам пришлось преодолеть пешком за две ночи более 70 километров, чтобы присоединиться к партизанам в Аргонских лесах между городами Сен‑Миель и Бар‑ле‑Дюк.

«Как сейчас помню поздний майский вечер, — рассказывала впоследствии Надежда Лисовец. — Темень непроглядная. В лесу на сборном пункте нас уже ожидали 11 маки́. По замыслу мы должны были попасть в русский партизанский отряд. Но прибывшие накануне каратели перекрыли туда путь. Пришлось идти в другую сторону, к французским партизанам».

Однако французы взяли в свой отряд только беглецов‑мужчин, а женщин решили увести в укрытие, где те могли бы дождаться конца войны. Тогда у сбежавших женщин возник контрплан: никуда не уходить, организовать свой, женский, партизанский отряд. Назвали его «Родина». Командиром стала белорусская подпольщица Надежда Лисовец, ее помощницей — Розалия Фридзон. Впоследствии «тетя Катя» стала командиром этого отряда.

Если с пропитанием и одеждой французские партизаны помогли, то оружие пришлось добывать самим. В одном из боев женщинам удалось захватить три грузовика с продовольствием и оружием. Семь месяцев бывшие заключенные Эрувиля совместно с французскими партизанами воевали с нацистами.

Существование отдельного женского советского партизанского отряда, тем более на французской земле, — уникальный случай в истории Сопротивления. В присяге, которую принимал весь личный состав отряда, говорилось: «Выполняя свой долг перед Родиной, я одновременно обязываюсь честно и самоотверженно служить интересам французского народа, на чьей земле я защищаю интересы своей Родины. Всеми силами я буду поддерживать моих братьев‑французов в борьбе против общего врага — немецких оккупантов».

Отряд состоял из боевой группы, санитарного и хозяйственного отделений. Санитарное отделение лечило раненых и больных партизан советских отрядов в специально оборудованных палатках. Тяжелораненых размещали на квартирах французских патриотов и в ближайших селах, где их лечили и оперировали французские врачи. Боевая группа из 14 человек несла охрану главной базы советских партизан. Ее бойцами были задержаны пять гитлеровских разведчиков. Женщины вели разведку в ближайших селах, наблюдали за движением по шоссейным и железным дорогам, за передвижениями немецких подразделений.

Когда гитлеровцев изгнали из Лотарингии, отряд «Родина» был приглашен в Верден, где советских партизанок встретили приветствиями и цветами. Перед строем отряда зачитали приказ французского командования о присвоении звания лейтенантов армии Сопротивления (Forces Françaises de l’Intérieur) Розалии Фридзон (Екатерине Семеновой) и Надежде Лисовец.

После освобождения Франции Фридзон работала секретарем консульского отдела советского посольства в Париже. В сентябре 1945‑го вернулась в Белоруссию. Здесь встретила мужа и дочь, также переживших войну. Семья поселилась в Барановичах. Однако бывшая узница нацистского концлагеря, да еще прибывшая из‑за границы, считалась «подозрительным элементом». От тюрьмы и лагерей спасло вмешательство батьки Платона — первого секретаря Брестского обкома партии Чернышева. В 1954 году Фридзон вместе с мужем уезжает осваивать целину.

С началом хрущевской «оттепели» в судьбе Фридзон стали происходить изменения к лучшему. А в 1966 году президент Франции Шарль де Голль, находившийся с визитом в СССР, попросил устроить ему встречу с белорусско‑французскими героинями. Женщины прибыли в Москву, прославленный генерал отдал им честь и пожал руки. Тогда же вышел роман Миколы Садковича «Мадам Любовь», прототипом главной героини которого стала Фридзон. За год до этого она получила медаль «За отвагу». Затем были орден Отечественной войны и другие награды.

Розалия Фридзон умерла в 1976 году. В 1997‑м посмертно награждена Почетным крестом «Комбатан волонтер» с красной звездой.

Также посмертно в 1999 году Варвара Филиппович за спасение Элеоноры и Розалии Фридзон была признана Праведником народов мира.

В сентябре 2015 года в городке Тиль был открыт мемориал, посвященный советским узницам концлагеря Эрувиль, организовавшим партизанский отряд «Родина». Это стало возможно благодаря деятельности Рене Барки — уроженца Тиля, сына итальянских антифашистов, бежавших во Францию в начале 1930‑х. В 2010 году он нашел у своего знакомого книгу «Девчонки наши за Верденом» Романа Ерохина, из которой узнал о существовании «Родины». Несколько лет работы в архивах Франции, Белоруссии и России и множество интервью понадобились историку, чтобы собрать информацию об отряде и его участницах.

«Хочется надеяться, что исполком Барановичского горсовета назовет одну из новых улиц именем Розалии Фридзон», — писал некогда Эммануил Иоффе. К сожалению, подходящих улиц — ни новых, ни старых — пока не нашлось ни в Барановичах, ни в Израиле, где сейчас живут правнук и праправнук Фридзон.

Понятно, что таких советских еврейских героев (как ни пафосно это звучит, но иначе как героизмом это не назовешь), честно и достойно, без «душевных деформаций» проживших отпущенное им время, в те страшные годы было множество. Не каждому из них пожимал руку президент Франции, и большинство, увы, просто забыты. Скорее всего, никто из них не хотел прославиться, не планировал стать героем и не стремился умереть за Родину. Вряд ли ими всерьез двигала советская, или сионистская, или религиозная, или какая‑то иная идеология.

Просто так сложилась жизнь — но от этого она не перестала быть подвигом.

Представляется, что если не улицы, то хотя бы мемориальной доски такие люди заслуживают.