Трансляция

The New Yorker: Родовые демоны семейства Меерович

Ричард Броди 12 ноября 2017
Поделиться

Новую картину Ноя Баумбаха «Истории семьи Меерович» можно рассматривать как ремейк и в то же время сиквел «Кальмара и кита», снятого им в 2005 году. Как и в предыдущем фильме, эгоизм отца — творца‑неудачника — калечит детей. Баумбах в своем творческом развитии повторяет путь Хичкока, который снял цветной ремейк своего собственного фильма «Человек, который слишком много знал» и считал, что ремейк удался ему лучше, потому что, «скажем так, первая версия снята талантливым дилетантом, а вторая — работа профессионала».

«Кальмар и кит» был серьезным литературным достижением режиссера, который использовал визуальный ряд для того, чтобы передать содержание своего сценария, но не для того, чтобы развить и дополнить его. Однако Баумбах быстро разобрался в том, как снимать иначе и лучше. Картина 2007 года «Марго на свадьбе» явилась не просто выплеском долго сдерживаемой желчи и юмора; она стала пробуждением режиссера. В этом фильме ключевую роль играли уже не реплики диалога, а запечатленные мгновения — тон и ритм, свет и пространство.

С тех пор Баумбах отшлифовал свое чувство композиционной гармонии: актеры практически распевают его яркие тексты, как, например, Грета Гервиг в фильмах «Милая Фрэнсис» и «Госпожа Америка», и рождается смелая, порывистая, даже боевая кинематографическая музыка. В новой картине «Истории семьи Меерович» Баумбах создает еще более необычное художественное оформление для своего текста. Это кино про обманы, нарастания и столкновения, организованное вокруг центральной художественной метафоры, связанной с прежними работами режиссера.

В фильме «Кальмар и кит», действие которого происходит в 1986 году, уязвленный и язвящий других патриарх Бернард Беркман (Джефф Дэниелс) — романист. В «Историях семьи Меерович» в роли такого патриарха выступает престарелый, некогда знаменитый скульптор Гарольд Меерович (Дастин Хоффман), чья творческая карьера приблизилась к закату, в то время как он продолжает с горечью вспоминать о былом величии и твердить о предстоящем возвращении.

Старший сын Гарольда 50‑летний Дэнни (Адам Сэндлер) — музыкант‑неудачник. Много лет он был «домашним мужем» — не работал и воспитывал дочь Элизу (Грейс Ван Паттен), которая выросла и вот‑вот покинет отчий дом, чтобы отправиться учиться в Бард‑колледж, где Гарольд преподавал в течение 33 лет до выхода на пенсию. Дэнни недавно разошелся с супругой и вынужден временно поселиться у отца, который живет со своей четвертой женой Морин (Эмма Томпсон) на Манхэттене в собственном доме, который он приобрел в начале 1970‑х, будучи на пике своей карьеры и известности, и который теперь, возможно, придется продать, чтобы сохранить платежеспособность. Утомленный треволнениями отца, Дэнни покидает фамильный дом и отправляется в Рочестер пожить с сестрой Джин (Элизабет Марвел), которая работает менеджером в корпорации «Xerox».

Вскоре в Нью‑Йорк по делам приезжает младший брат Дэнни Мэттью (Бен Стиллер) — сводный брат, если быть точным, — успешный состоятельный финансист из Лос‑Анджелеса, практичный, здравомыслящий и проницательный рационалист, но его тоже затягивают водовороты эгоцентризма отца. Гарольд попадает в больницу с гематомой мозга, ему требуется неотложная операция, и вся семья собирается в больнице, надеясь, что он выкарабкается, но готовясь к самому худшему.

Бен Стиллер, Адам Сэндлер и Элизабет Марвел.

В эту жесткую фабулу Баумбах встраивает бурлящие потоки диалогов, сталкивающихся между собой и перебивающих друг друга, полных грандиозных недопониманий и недоразумений. Искренние заявления, небрежные шутки, откровенные признания и тонкие оскорбления одинаково тонут, незамеченные, в бурных лавинах эгоцентризма. Фильм, как чувствительная пленка, запечатлевает уровень мельчайших подробностей, от раздражения, вызываемого трудностями с парковкой в Нью‑Йорке, что уже встречалось в «Кальмаре и ките», и жалких достоинств приготовленного дома блюда из морепродуктов до конфуза из‑за выбора одежды и жульнических манипуляций с налогами, которые проделывает коллекционер скульптур. Но при всей своей кристально чистой правдоподобности и психологической проницательности «Истории семьи Меерович» — почти карикатурная фантазия; Баумбах с бесцеремонным безразличием пренебрегает реальностью, используя сюжетные удары и встряски не для того, чтобы раскрыть характеры героев, а для того, чтобы испытать их, дабы посмотреть, как они справятся с очередным потрясением, и наблюдать, как накопившееся напряжение с шумом, искрами и паром вырывается из глубин прошлого.

Источником напряжения оказывается чаще всего динамика семейной жизни этих словоохотливых и экспрессивных людей, чью судьбу определяют невысказанная тайна, воспоминания, подавляемые на протяжении десятилетий. «Истории семьи Меерович» — это трагедия, в центре которой — детство и юность Джин, прошедшие в семействе, где доминировали отец, занятый только собой и не обращающий внимания на детей, и двое братьев, отражавших и перенаправлявших хаотические импульсы отца. А Джин оставалась незамеченной посторонней в грубой мужской динамике семейных отношений. В какой‑то момент Джин рассказывает братьям о том, как друг семьи оказался извращенцем и совершил в ее присутствии непристойные действия, когда она была маленькой, после чего на нее навалилось молчание, имевшее невыносимо мучительные последствия. Джин — поразительно тонкий и загадочный персонаж, отчасти благодаря игре Марвел, которой великолепно удалось передать и острую тоску, и ищущее выхода напряжение, скрывающиеся под маской спокойствия. Рассказывать историю, которую столько лет держали в тайне, непросто, но она делает это с тихим спокойствием, а стыдливая неуверенность, с которой она описывает это происшествие, резонирует с ее неизбывной болью.

Помните, сколько всего было сказано о Кафке в «Кальмаре и ките»? Кафка одним отличался от превозносящих его еврейских американских писателей: он был одержим мыслью не о еврейских матерях, а о еврейских отцах и о собственном отце, своевольном тиране, от деспотизма которого Франц сжимался от страха и уползал, как таракан. Темой отцов одержим и Баумбах; режиссер зациклен на отце, и Гарольд, надменный и высокомерный, в своем смятении не замечающий никого вокруг, внушает тот же ужас, что и отец Кафки. Но в «Историях семьи Меерович» появляется и великая еврейская мать, воплощенная в другом отце, — Дэнни. Талантливый музыкант, отказавшийся от карьеры из‑за страха перед сценой, Дэнни никогда не работал и воспитывал дочь Элизу, выросшую и ставшую многообещающим молодым кинорежиссером.

Объясняя Мэттью причину, по которой он отказался от музыкальной карьеры, Дэнни произносит самую блистательную фразу в фильме: «Представь, что идешь за молочным коктейлем босиком по битому стеклу. Я обожаю молочный коктейль, но, понимаешь, все ноги в крови». Первенец Гарольда Дэнни стал одновременно и основной жертвой, и главным наследником слепой ненасытности отца. Лишенный возможности реализовать врожденный дар экспрессии и творчества, Дэнни направляет свою природную энергию, свою наследственную ярость и творческое воображение в повседневные заботы о домашнем очаге. Ему свойственны одновременно и глубина и поверхностность, его неистовая природа находится в плену плоской повседневности; именно игра Сэндлера, лихорадочно экспрессивная и в то же время сдержанная, страстная и в то же время потерянная, в своем предельном отчаянии почти достигающая коллапса, сообщает физическую силу путаному сюжету картины.

В фильм даже встроен своего рода творческий манифест: в противопоставлении работ Гарольда и его лучшего друга и главного творческого соперника Л. Дж. Шапиро (Джадд Хирш) отстаивается принцип гетерогенности, разнообразия и непредсказуемости. Пока Гарольд с помощью Дэнни и Джин изо всех сил старается добиться того, чтобы его работы приняли на групповую выставку в Бард‑колледже, в Музее современного искусства проходит соло‑выставка Шапиро, вершина всей его карьеры. Гарольд, в течение всего творческого пути создававший небольшие абстрактные скульптуры, движим идеалом чистой формы и благородной ручной работы; Шапиро же эклектик, работающий с теми людьми и материалами, какие есть под рукой, а работы его подвержены влиянию моды и перемен в его собственной жизни.

Баумбах не выносит очевидного суждения по поводу абсолютной ценности творчества обоих художников, и все же его позиция на шкале от Л. Дж. до Гарольда вполне ясна: фильм проливает свет на странное гибельное — художник с характером, подобным кипучему котлу страстей, в своем творчестве стремится добиться не витальности, а совершенства. Баумбах наполняет «Истории семьи Меерович» страстями — творческими и не только, рождающимися из семейных уз, из связей с родителями родными и приемными, с другими родственниками. Не буду портить пересказом возвышенную сентиментальную виньетку об одной из скульптур Гарольда, завершающую фильм, но она напоминает мне цитату, которую приписывают психологу и психиатру Бруно Беттельгейму, но автором которой (и такой неожиданный поворот мог бы быть баумбахским изобретением) на самом деле является юморист Сэм Левенсон: «Внуки с бабушками и дедушками так хорошо ладят, потому что у них есть общий враг». 

Оригинальная публикация: The Familial Furies of Noah Baumbach’s “The Meyerowitz Stories”

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

«1945»: Венгрия, постхолокостная драма

Здесь каждый хранит ужасные секреты, здесь разоблачаются виновные и обнаруживается украденное. Имена произносятся шепотом, крестьяне едят серебряными приборами, а на стене тикают часы, стрелки которых — искусно вырезанные Скрижали завета в окружении шестиконечных звезд, а вместо цифр — буквы иврита.

Самуэль Маоз: «Если не получаешь удовольствия от жизни, неважно, получишь ли ты “Золотого льва”»

В фильме мне важна визуальность. Диалоги и вообще текст — мои враги. Когда в начале фильма мы видим Михаэля дома, мы смотрим, что его окружает, и понимаем, как он живет и что с ним произошло. Сам же герой произносит за всю сцену единственную фразу: «Я никого сейчас не хочу видеть». Мне кажется, когда я помещаю героя в четыре стены, мне лучше удается все объяснить

Развлекайся весь день

Голливуд продолжают сотрясать все новые и новые откровения от жертв сексуальных домогательств со стороны продюсеров, режиссеров и актеров. Досталось и режиссеру «Людей Икс» Бретту Рэтнеру. В домогательствах его обвинили сразу шесть женщин. «Лехаим» публикует воспоминания Рэтнера о детстве и юности в еврейском Майами‑бич.