Что должен сделать еврей, чтобы попасть в учебники истории? Для начала ему стоит родиться в Германии, пишет Haaretz. В последние десятилетия трагическая история немецких евреев вызывала очень большой интерес, что видно по многочисленным фильмам и другим художественным произведениям.

Книгой, которая ознаменовала пик этой тенденции 20 лет назад, стало документальное повествование журналиста Амоса Элона «Жаль всего этого» — международный бестселлер, познакомивший широкую аудиторию с коллективной историей немецкоязычных евреев, таких как Генрих Гейне, Феликс Мендельсон-Бартольди, Карл Маркс и Ханна Арендт. Элон прорвал плотину молчания, что привело к потоку бесчисленных книг и исследований, фильмов и мемориальных концертов, посвященных немецким евреям. 

Когда писанина о Марксе, Фрейде и Арендт иссякла, поклонение немецкому еврейству распространилось на менее значительные фигуры — не только философов и писателей, но и банковских воротил, торговцев мехом и даже простых клерков: эти герои стали темой для выставок и материалом для биографических повествований. 

Создается впечатление, что немецкие евреи — уникальные существа, каждое деяние которых заслуживает документирования, а остальная еврейская история — не более чем фон для их драмы.

На самом деле лишь небольшой процент мирового еврейства жил в немецкоязычных регионах. Правда, многие из важных идей современного иудаизма были зачаты именно в этих областях, но центральная драма современной еврейской истории развернулась дальше на восток: в основном в Речи Посполитой, а затем и в царской России (которая присоединила большую часть Польши в конце 18 века).

В своей книге на иврите «Невероятная и часто упускаемая из виду история взлета и падения еврейской Восточной Европы» Шалом Богуславский напоминает нам, что в Восточной Европе было очень много евреев. Любой, кто посетил бы Польшу 18 века, в то время включавшую значительные территории современной Украины и Белоруссии, обнаружил бы в одном районе евреев больше, чем во всей Франции или во всем Тунисе в то же самое время.

«Нигде в мире не было такого большого, плотного, видимого, заметного присутствия», — пишет Богуславский об этой эпохе процветания, описывая эту область как «Еврейстан Европы». 

Выход амбициозной и очень проницательной книги Богуславского следует считать значительным культурным событием.

Его книгу можно рассматривать как своего рода польскость всего этого (апеллируя к Амосу Элону), наконец-то воздающую историческую справедливость евреям Восточной Европы. 

Богуславский не профессиональный историк, и хотя его книга переполнена знаниями, это не академическая монография с сотнями сносок. Богуславский — экскурсовод, а также образованный, опытный политический обозреватель.

В своей книге он проводит читателей по тем историческим регионам, которые пока еще для большинства из них скрыты за стереотипами и избитыми шутками: Подолия, Волынь, Галиция и Царство Польское. Это названия, которые многие предпочли бы забыть, рассматривая еврейскую жизнь в Восточной Европе как серый, жалкий мир, пораженный погромами и полный суеверий. Но книга Богуславского показывает: буквально накануне современности польское еврейство пережило свой «золотой век», не уступавший «золотому веку» испанского еврейства.

В отличие от немецких евреев, восточноевропейские не произвели в своих рядах ни Фрейда, ни Эйнштейна, но породили довольно интересные фигуры — некоторые более, другие менее известные: Натан-Ната Ганновер, Якоб Франк, Берек Йоселевич, Виленский Гаон, Маня Вильбушевич (известная как Маня Шохат), Хаим-Нахман Бялик. Но еще важнее то, что Восточная Европа стала сценой для тех социальных, культурных и экономических процессов, которые в конечном счете сформировали современную еврейскую ментальность.

В размашистом стиле Богуславский рассказывает еврейскую историю, вплетенную в общую историю Восточной Европы. 

Еврейская история вообще разворачивается в основном на востоке — не столько на исламском Востоке (где происходит действие некоторых важных глав книги Богуславского), сколько на славянском востоке. Это часть мира, которая считается весьма отдаленной, мало кто хорошо разбирается в ее истории. Главными игроками на этой арене выглядят татары, Русь, казаки, шведы и польское дворянство.

Книга многое рассказывает о подъеме и падении Царства Польского и о тесных связях между историей этого утраченного королевства и еврейской историей. Она начинается с развития сложных симбиотических отношений между польскими дворянами (которых евреи называли парицим, или магнатами), евреи при них служат агентами по недвижимости, сборщиками налогов и торговцами водкой. 

На протяжении столетий эти отношения диктовали экономическую основу и образ жизни в штетле — еврейском местечке. Но закончилось все это демонтажом традиционной социально-политической системы, что «выдернуло коврик» из-под еврейского образа жизни и заставило евреев мигрировать в большие города или за границу.

Это произошло задолго до Холокоста, о котором книга ничего не пишет. Но фон памяти о Холокосте создает такое впечатление, что еврейская жизнь в Восточной Европе всегда была «медленно готовящимся погромом»: тем, что исследователи называют «слезной историей», то есть историей гонений и страданий.

Богуславский поставил себе целью разрушить этот стереотип. Погромы случались время от времени, но между погромами кипела жизнь. Под влиянием образов, созданных Хаскалой (еврейским Просвещением) и сионизмом, мы представляем себе восточноевропейских евреев как толпы испуганных теней, которые вели себя осторожно, чтобы не вызывать ярость постоянно бунтующих казаков. Согласно этому мифу, евреи избегали оружия и были так же далеки от всякой власти, как Восток от Запада. Но книга показывает: в течение длительных периодов времени евреи чувствовали себя вполне безопасно. Вопреки распространенному мнению, земля не дрожала у них под ногами.

В какие-то времена евреи здесь даже носили мечи, а священнослужители жаловались, что евреи украшают свои мечи слишком большим количеством драгоценных камней. Некоторые евреи носили с собой пистолеты, бродя по городу. Их синагоги были защищены, у них даже были свои ополчения. 

Если это напоминает вам американский Дикий Запад, то это не совпадение. Богуславский показывает, что жизнь в штетле в 16-м и 17 веках больше напоминала вестерн, чем Меа Шеарим (ультраортодоксальный район Иерусалима).

Он описывает евреев как пионеров-поселенцев в опасном регионе — польском Диком Востоке. У Польши не было заморских колоний, как у Испании или Англии. Но она колонизировала регион, ныне находящийся в составе Украины. Роль поселенцев играли польские дворяне и их еврейские агенты. Роль угнетенных индейцев — украинские крестьяне, которых евреи называли «хананеями». За столетия до эпохи Башни и Частокола — когда евреи спешно создавали поселения в подмандатной Палестине во время арабского восстания 1930-х годов — евреи были людьми фронтира, обосновавшимися на обетованной земле Украины. Запечатлен ли этот миф каким-либо образом в еврейском менталитете?

Стоит отметить, что мир штетла был весьма далек от идеального. Если еврей — сборщик налогов — не мог собрать достаточное количество дохода с крестьян, магнат мог схватить его жену и бросить ее в темницу замка. Однако в целом положение евреев в Польше было неплохим. Богуславский, если угодно, переименовывает их образ жизни.

Одним из примеров того является кулинария. Автор цитирует шотландского военного хирурга, который случайно оказывается в еврейской гостинице в начале 19 века и снисходительно описывает тамошнюю еду. Она включала «вареную говяжью рульку, возможно, двухдневной давности, плавающую в какой-то кислой смеси под названием борщ», черный хлеб «из любого зерна, кроме пшеницы» и соленые огурцы. Звучит отвратительно? Но Богуславский видит это иначе: наваристый свекольный суп, называемый борщом, хлеб на закваске и корнишоны, украшенные приправами и маринованные, которые сегодня «по праву считаются деликатесом». Он считает нужным назвать эту пивную «таверной». То есть штетл — не то, что вы подумали.

Этот «золотой век» получил страшный удар в середине 1600-х годов во времена катастрофы, известной как восстание Хмельницкого: погромы 1648-1649 годов. 

Богдан Хмельницкий был частично полонизированным бывшим офицером казачьего отряда. Пострадав от поляка по фамилии Чаплинский и еврея по фамилии Виленкин, он спровоцировал восстание казаков и заключил союз с русскими. Восставшие нападали на  польских дворян и евреев.

В своей книге Yeven Mezulah («Бездна отчаяния») летописец-современник описываемых событий Натан-Нота Ганновер рассказывает об ужасах, которые последовали за этим: детей разрывали на части, женщин резали и насиловали. Евреи защищались, но были раздавлены копытами казацких лошадей, десятки тысяч были убиты.

Однако даже Хмельницкий получает сбалансированное отношение со стороны Богуславского, который беспорядки в Украине/Польше ставит в контекст великого политического потрясения, охватившего Центральную Европу еще в 16 веке и включавшего более ужасный конфликт — Тридцатилетнюю войну. Он указывает на то, что другие народы пострадали из-за восстания, возможно, не меньше евреев.

Якобы Хмельницкий не проявлял особого интереса к евреям, и они играли второстепенную роль для восставших (не то чтобы это имело значение для тех, кто был разорван на части). Фактически, не менее ужасающая резня, и не раз, была устроена шведами, которые вторглись в раздираемое распрями Польское королевство с севера. Тем не менее, мы склонны содрогаться при мысли об украинских казаках, а не о шведах.

Важный аспект этой книги заключается в том, что она чрезмерно проукраинская. Еще несколько десятилетий назад было бы трудно представить себе еврейскую историческую книгу, которая так поддерживала бы украинцев и их историю. Например, Богуславский считает обязательным использовать украинскую версию топонимов: Львив (а не Львов или Лемберг), князь Володимир Киевский (а не Владимир).

Колесо еврейской истории постоянно вращается, и слово погром снова вошло в употребление. В долгосрочной перспективе Государство Израиль также может рассматриваться как период процветания между бедствиями: вроде средневековой Испании или Польши XVI века. Но если евреи в Польше чувствовали себя в большей безопасности, чем современные евреи в Галилее, что это говорит о нас?..

Богуславский не слишком много ссылается на сионистскую идею и склонен больше сравнивать с американскими евреями. Книга вполне подходит для перевода на английский и может стать бестселлером в Америке. Как почти любой восточноевропейский еврей, автор, кажется, направляет свой взгляд на «голдене медине».