Пусти в ход иллюзию
Материал любезно предоставлен Tablet
В своих мемуарах 1916 года под названием «История моей жизни: радости и беды звезды идишского театра» Бесси Томашефски — в прошлом примадонна идишского театра и партнерша великого импресарио идишского театра Бориса Томашефски — вспоминает время, когда они с Борисом, еще до того как пробились на вершины успеха в Нью‑Йорке, работали в Чикаго с Яковом Адлером .
Поскольку кинематографа еще не было, а значит, фильмы конкуренции не составляли, дела у труппы шли хорошо. Готовилась премьера эффектной новой постановки, решили, что кресла в зрительном зале не мешало бы покрасить. Вместо того чтобы нанять, что было бы разумно, мастера, Адлер заявил: он справится сам. В мемуарах Бесси едко замечает: Адлер был абсолютно уверен — нет на свете ничего, чего бы он не умел. Увы, в малярном деле он потерпел фиаско: зрители не смогли встать — их одежда намертво приклеилась к свежепокрашенным сиденьям. Для труппы это стало тойт клап («похоронным звоном»).
Стряслось нох а цуре («еще одно несчастье»), пишет Бесси в мемуарах: Адлер, казначей труппы, обнаружил, что выручку у него слямзили. Заподозрили горничную Адлера, но она клялась, что невиновна. Как решали проблему? Чтобы установить виновника, Адлер решил устроить спиритический сеанс. Бесси пишет, что в то время все понимали: спиритизм — лишь трюк одного ряда с решением покрасить кресла в театральном зале. А «Адлер из гевен а майдим ин але кунцн» («был знатоком всевозможных кунцн»), то есть трюков, иллюзий, пишет Бесси. В свете провала с покраской кресел ее ирония очевидна.
И все же Адлер убедил их провести сеанс. Тогда — в 1890 году или около того — спириты увлекались столоверчением. Спириты верили, что умершие продолжают существовать как духи, а значит, живые могут наладить с ними связь путем столоверчения. По указанию Адлера актеры за столом взялись за руки. Адлер попросил духов стукнуть по столу один раз, если деньги украл хеймишн (в данном случае это означало, что вор кто‑то из труппы), или три раза, если это сделал фремдн (посторонний). Разумеется, дух простучал три раза. И, раз уж духи явились, Адлер в завершение сеанса не преминул подстроить так, чтобы Бесси и еще одна актриса получили привет из потустороннего мира от их покойных бобес («бабушек»).
Бесси разъясняет читателям: она‑то понимала, что сеанс — лишь очередная театральная иллюзия, причем такая, которой они были вынуждены подыгрывать. Но как расценивать то, что Адлер вызвал покойных бобес? По‑моему, он попытался сыграть на чувствах женщин, присутствовавших на сеансе: потусторонние явления должны были узаконить его нестандартное уголовное расследование.
Бесси в ту пору было лет 17–18. Неужели она тогда смотрела на происходящее так же цинически, как спустя много лет в мемуарах? Бесси и остальные без лишних слов смирились с результатом сеанса: деньги пропали. У читателя остается впечатление, что «иллюзии» Адлера, человека театра, иногда оборачивались некрасивыми комбинациями (а что, если он и присвоил деньги?), но, сами посудите, что тут поделаешь? Такова жизнь на подмостках: иллюзии — ее основа. Адлер немедля выехал в Нью‑Йорк, где планировал изыскать им всем новые перспективы на театральном поприще.
Когда Бесси Томашефски участвовала в этом чикагском сеансе за кулисами, спиритическое движение существовало уже несколько десятков лет, неуклонно набирая силу. Желание пообщаться с умершими присуще нам искони — и пребудет, покуда люди смертны. Но общепризнанно, что возникло движение спиритов в 1848 году в штате Нью‑Йорк, когда сестры Фокс услышали, как дух загадочно дает о себе знать, постукивая. Спиритизм был частью более масштабного религиозного возрождения, а также нараставшего интереса к таким эзотерическим практикам, как гипнотизм и месмеризм. Гибельные последствия Гражданской войны в США подтолкнули к спиритизму миллионы тех, кто искал возможность установить связь с погибшими родными и близкими. После Первой мировой войны такие настроения только усилились. Поскольку спиритизм был явлением массовым, неудивительно, что он притягивал евреев, причем самых разных — даже раввинов и приверженцев традиционного еврейского уклада.
Сегодня еще можно найти группы спиритов, сложившиеся вокруг «церквей» . Но движение спиритов не задумывалось как христианское, в сущности, никаких препон для вступления евреев в общества спиритов не было. И все же, как и во многих других местах и обстоятельствах, евреи создали много спиритических групп и институтов, где могли выражать свои чаяния на языке своей культуры, в кругу друзей, не опасаясь антисемитизма.
Историки Сэмюэль Глаубер‑Зимра и Боаз Хусс полагают: «В течение 20 лет перед Второй мировой войной еврейские спиритические организации процветали». В недавней статье «Ни одна религия не может быть духовнее нашей: англоеврейские спиритические общества межвоенного периода» Глаубер‑Зимра и Хусс рисуют интереснейшую картину многообразия британской еврейской спиритической жизни в тот период, протекавшей раздельно: среди евреев Ист‑Энда, говоривших на идише, и среди аккультурировавшихся евреев, обитавших вне иммигрантских анклавов и говоривших на английском.
В межвоенный период организованный британский спиритизм достиг наивысшего расцвета. Глаубер‑Зимра и Хусс сообщают, что в 1934 году в Англии было более 2 тыс. активных спиритических обществ. Естественно, движение породило свою вселенную средств массовой информации: новостные бюллетени, газеты и журналы. Одни евреи Британии в желании не отстать от времени вступали в спиритические общества широкого доступа. Другие создавали еврейские версии этих объединений.
В 1919 году было основано Национальное еврейское спиритическое общество — первое подобное еврейское общество в Англии. Оно выросло из группы спиритов из Ист‑Энда под руководством Тобиаса и Этель Блауштейн, иммигрантов из Галиции, они «проводили еженедельные сеансы в своей квартире в многоквартирном доме на Уайтчепел‑роуд». В итоге Тобиас написал на идише книгу о спиритизме — первую книгу такого рода, изданную в Англии. Популярность спиритизма связывали с близостью войны. В книге была и статья Этель, где та утверждала, что спиритизм дает «утешение еврейским матерям, потерявшим детей». Хотя само общество просуществовало лишь несколько лет, еврейский спиритизм, как и массовый британский спиритизм, процветал вплоть до начала Второй мировой войны. Даже в 1939 году «в Ист‑Энде продолжали действовать три еврейских спиритических общества».
Евреи играли весьма заметную роль в спиритизме. Ну а раз так, пошли жаркие споры о значении спиритизма в современной еврейской жизни. И вот о чем свидетельствует одно из самых интересных направлений этих дебатов, выявленное Глаубер‑Зимрой и Хуссом: многие евреи самых разных взглядов считали спиритизм способом возродить еврейскую жизнь. Некоторые полагали, что спиритизм занимает промежуточное место между религией и научным познанием. В таком разрезе спиритизм был потенциальным источником эмпирических доказательств, подтверждающих религиозные верования, защитой от разъедающего воздействия современности на традиционный образ жизни.
Эту последнюю мысль энергично проводит Глаубер‑Зимра в еще одной из своих недавних статей под названием «Вызов духов в Египте: еврейские женщины и спиритизм в Каире в начале ХХ века».
В конце XIX века в Каир нахлынули восточноевропейские евреи. Их община держалась в стороне от остальных каирских евреев и продолжала в быту разговаривать на идише. И, поскольку в то время спиритизм был явлением глобального масштаба, евреи Каира, говорившие на идише, стали проводить сеансы и пробовать себя в трансе — практике, когда духи говорят или пишут при посредстве медиума.
В одном из таких случаев в Каире две сестры стали регулярно проводить у себя дома сеансы. Когда точно это было, неизвестно, но не раньше 1900‑го и не позже 1915 года. Женщины пользовались планшеткой — дощечкой, к которой прикреплен карандаш. С ее помощью духи могли писать — дощечка и карандаш двигались по бумаге, подложенной под дощечку, а женщины держали руки на дощечке.
Какого рода литературу создали эти женщины? Были ли хоть какие‑то тексты на идише? К сожалению, об этих женщинах мы почти ничего не знаем — даже их имен. Об их занятиях мы узнаем не от них самих, а из статьи раввина Аарона‑Менделя Акоэна, отпрыска хасидской семьи из Тверии, ставшего раввином ашкеназской общины в Каире.
Вопрос члена общины о предназначении кадиша скорбящего побудил Акоэна прочесть цикл лекций на идише о природе и существовании души. Эти лекции в итоге сложились в книгу, написанную на иврите «Анешама веакадиш» («Душа и кадиш») и изданную в 1921 году. Глаубер‑Зимра пишет, что Акоэн стремился убедить «скептически настроенных читателей поверить в общение с духами — ведь об этом есть упоминания в Талмуде». О сестрах и их сеансах он рассказывает, поскольку, по его словам, это «свидетельство, эмпирически и материально доказывающее, что душа после смерти не умирает, и это неоспоримая истина, которую не может отрицать даже закоренелый еретик».
Но Акоэн был далек от того, чтобы стать спиритом. Следует принять во внимание, что ашкеназскую общину, в которой служил Акоэн, точнее было бы назвать до крайности «безрелигиозной». Акоэна заинтересовали вовсе не искания сестер: он использовал их историю как наглядный пример в полемике с общиной, по большей части равнодушной к духовным решениям, предлагаемым традиционным иудаизмом. Когда одна из сестер потеряла ребенка, обе обвинили в этом духов и прекратили их вызывать. Глаубер‑Зимра пишет: «Акоэн выкорил их, заявил, что причина в их греховных попытках вызывать умерших». Возможно, духи реальны, но в глазах Акоэна их существование всего лишь веско подтверждало правоту традиционного иудаизма, воплощенную в живом — мужском и авторитетном — голосе.
Отдаление евреев от еврейства тревожило далеко не одного Акоэна. Одновременно с этим в США Мордехай Каплан формулировал новую доктрину, полагая, что совершит революцию в иудаизме, создаст еврейство «без веры в сверхъестественное», которое подойдет современным евреям и будет сочетаться с научным мышлением. Но если взглянуть на частные записи Каплана 1910–1920‑х годов, увидишь небезынтересный поворот к понятию животворящих «энергий». В дневниковой записи в 1917 году он провел аналогию между Б‑жественным присутствием и присутствием молнии и электричества. В 1922 году Каплан записал в дневнике: «В молитве эго начинает осознавать Б‑га. Посредством этого оно приводит в действие психические силы, которые в остальное время погружены в спячку. Вот в чем ценность молитвы» (см.: «Общение духовное: дневники Мордехая М. Каплана». Том 1. 1913–1934). Может быть, на Каплана тоже подспудно повлияли спиритические и эзотерические течения тех времен?
В конце концов технический прогресс полностью дискредитировал медиумов: те уверяли, что демонстрируют некоторые из основных «доказательств» истинности спиритизма — такие явления, как материализация эктоплазмы или аппортация предметов в комнату, где проходил сеанс. Современная наука продолжает — в основном с неутешительными результатами — изучать экстрасенсов и экстрасенсорные явления. Но я невольно возвращаюсь к Бесси Томашефски и ее оценке кунцн (трюков или иллюзий) спиритизма. Хотя сеансы были всего лишь развлечением для доверчивых зрителей, Бесси прекрасно знала: спектакль недалеко ушел от сеанса, ведь это тоже своего рода чародейство — умение вызывать для удовольствия публики давно умолкшие и никогда не существовавшие голоса. Вместо того чтобы отринуть сверхъестественное (как того хотел от нас Каплан), театр напоминает нам, что иллюзия столь же реальна и столь же таинственно драгоценна для человеческого опыта, как и все остальное.
Оригинальная публикация: Use Your Illusion
Мозес Изекиль — первый еврейский кадет Америки
«Пророчество Франклина»
