В этом году исполнилось 50 лет со дня смерти еврейского поэта Ицика Мангера

Я не говорю и не читаю на идише, моя бабушка твердо знала, что с городским ребенком — только по-русски, а читать — так из всей семьи только она еще на идише и читала. Где-то в начале 60-х помню, как мои родители купили ей в подарок книгу, напечатанную причудливыми значками и открывающуюся задом наперед — особого интереса она у меня, восьмилетней, не вызвала. Внуки моей бабушки абсолютно точно знали, что уж что-что, а чтение на идише — это последнее, что может пригодиться в жизни во второй половине XX века.

В этот век литература идиша успела воссиять на небосклоне мирового литературного процесса и… погибнуть. Быстро все произошло — по сути пара поколений — поэтому может быть отдельного титула удостоен каждый творец в идишкайт: великий Дедушка — Менделе Мойхер-Сфорим, великий Внук — Шолом-Алейхем, Король — Ицхак Башевис-Зингер, Соловей — Нехама Лившиц, а тот, о котором я хочу вспомнить, удостоен был читателями титула Принца.

Говорящий на идише принц поэтического королевства Ицик Мангер родился в Черновцах в 1901 году, открыв «двадцатый страшный век» — о месте его рождения можно поспорить: можно сказать, что в Румынии родился, а можно, что на территории Советского Союза, можно, что в Украине — как вы догадываетесь, само место от этого не изменится — это так город Черновцы носило в политических волнах XX века. Впрочем, Мангер — принц Страны Штетл (среди штетлов, бывало, и миллионные города встретишь, но идиш-литературе все равно, что Варшава, что Киев, что Коломея) — не навсегда в родном городе задержался, его стихи и песни разлетались по Стране Штетл, перебираясь и через госграницы, и через океан без особого труда, а он последовал за ними. С конца 20-х жил в Польше — Академии идишкайт, в 1938 году уехал в Париж, благодаря этому избежал гибели в Катастрофе, через Англию добрался в Соединенные Штаты. Там прожил он четверть века, там, в заповеднике идишкайт, в Бруклине Квинсе и Бронксе — этих самых огромных штетлах мира — к нему пришла масштабная слава поэта, упрочилась его литературная репутация наследника шолом-алейхемовской школы в прозе.

Как чувствует себя тот, кто пишет на идише после Катастрофы? Мы знаем, что Башевис-Зингер сказал, получая Нобелевку, что пишет теперь для тех, кто прочтет после Судного дня, а Ицик Мангер говорил, что одинок в мире и чужд ему, что «утратил эхо своего творчества». Он написал ряд горьких очерков, посвященных истории Катастрофы. На русский переведен один — «Комендант Освенцима». Это один из самых пронзающих недоуменной болью текстов на эту тему.

А в своей художественной прозе Мангер — настоящий шолом-алейхемовец: фантазия, улыбка с перцем и слезы с усмешкой, сатира и лирика в едином образе. Он обрел вновь свое эхо, когда произведения его перевели на английский и особенно — на иврит, и в Израиле имя Принца поэзии идиша было популярно не только у алии из Восточной Европы, но и у молодого поколения израильтян.

В 1967 году Мангер окончательно поселяется в Израиле, а 50 лет назад была учреждена премия его имени.

Уже измученный тяжелой болезнью поэт стал первым ее лауреатом, в том же, 1969 году он скончался. Ровесником расцвета, современником заката литературы идиша был Ицик Мангер — поэт, сказочник, повествователь. Тридцать лет из рук Президента Государства Израиль получали Мангеровскую премию писатели, артисты, певцы, деятели идишкайт — среди них были Ицхак Башевис-Зингер и Нехама Лившиц — значит, жива еще традиция, если живет ее кредо, сформулированное Ициком Мангером: «Будь человеком. Будь евреем. Будь еврейским человеком. Будь человечным евреем».

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 39)