литературные штудии

Писать «по‑еврейски»: начинаем разговор о еврейской прозе

Мэттью Фишбейн. Перевод с английского Светланы Силаковой 27 октября 2019
Поделиться

Материал любезно предоставлен Tablet

Рассказ Джастина Тейлора «Год Грегори» — вторая по счету публикация в новой ежемесячной рубрике журнала «Таблет», отведенной под прозу. Вот его приблизительный пересказ: это хроника одного года из жизни современного Оги Марча Оги Марч — герой романа Сола Беллоу «Приключения Оги Марча» (1953). — Здесь и далее примеч. перев.  — молодого человека без амбиций, который мечется между Нью‑Йорком и Монреалем, расстается со своей девушкой, вместе с братом ищет себе какую‑то отдушину — то в кругу родных, то в кулинарном искусстве. История трогательная, прекрасно написанная. Но, как подметили некоторые, в рассказе нет почти ничего явно еврейского; он определенно не похож на рассказ Эме Бендер «Доктор и раввин» — с него началась рубрика — притчеобразную современную сказку, одно из тех произведений, которые можно счесть своего рода коньком для «Таблет». Так почему же рассказ Тейлора взяли в «Таблет» — ежедневный интернет‑журнал о еврейских новостях, идеях и культуре?

Первый вариант ответа — по части литературной критики. В «Годе Грегори» Тейлор и впрямь раскрывает протоеврейские темы. Годичный цикл событий, ритм повествования, созвучный смене времен года, напоминают последовательность частых еврейских праздников, почти что талмудический комментарий к тому, как проходит время. Главный герой — возможно, еврей, а возможно, и нет: в тексте нет ничего, что бы это проясняло, полагаю, автор намеренно оставляет это туманным; но рассказ все равно можно счесть типичным для современной эстетики американской еврейской молодежи.

ДжАСТИН ТЕЙЛОР

Второй, более неоднозначный вариант ответа: Тейлор — заметный молодой писатель‑еврей. Творчество еврейского писателя интересно нашим читателям независимо от того, предпочитает ли этот писатель углубляться в темы, которые, хочешь не хочешь, до сих пор считаются традиционно, а то и стеореотипно еврейскими, независимо от того, имеются ли среди его персонажей явные евреи, а в лексиконе писателя — зингеризмы, присутствует ли в книге ауслендеровский скрежет зубовный, филип‑ротовское либидо, проказы и выходки в стиле героев Сола Беллоу или другие унаследованные особенности, идеи фикс, стили и темы еврейских писателей былых времен. Все это — часть того бремени, которое явно еврейский писатель самостоятельно решает принять или восстать против него, присвоить, отринуть, воплотить или перетолковать по‑своему. Сбросить с себя это бремя невозможно. «“Еврейский писатель” — звучит наподобие “писатель‑детективщик” или “писатель‑фантаст” — словно это такой нишевый коммерческий жанр, — недавно написал мне Тейлор в электронном письме. — “Писатель‑еврей” — вот как будет верно сказать, тем более что это соответствует действительности, — таков факт моей биографии».

«По‑моему, — продолжал Тейлор, — еврейской культуре вовсе не обязательно целиком замыкаться на себе ради того, чтобы оставаться живой и актуальной. Наоборот, поскольку американский иудаизм — уже по определению подкатегория американской культуры, мне представляется, что открытые границы между частью и целым идут на пользу как части, так и целому, и в таком случае больше не требуется выбирать, чему из них присягать на верность».

Джон Апдайк. Фрагмент. 1970‑е

Разумеется, такое противоборство существует не только в американском иудаизме. Позволительно ли прозаику чревовещать устами любого, какого только вздумается, героя‑повествователя? Или это будет оскорбительный балаган — вроде тех, где белые изображали карикатурных негров? Или это будет антибалаган? Способны ли мужчины достоверно писать прозу от лица женщины, а женщины — от лица мужчины? Что происходит, когда Джон Апдайк, белый американец‑протестант до мозга костей, придумывает себе еврейское альтер‑эго — Генри Бека? (1970 год, «Нью‑Йорк таймс», Кристофер Леманн‑Гаупт в своей в принципе одобрительной рецензии: «Берешь в руки “Бек: Книга”, или “Беккнигу”, или как бишь это произносится — может, вообще “Бекбух” — и только тяжко вздыхаешь»). Что происходит, когда Филип Рот, еврей до мозга костей, придумывает Люси — уроженку Среднего Запада, главную героиню романа «Она была такая хорошая»? (1967‑й, та же «Нью‑Йорк таймс», Уилфред Шид: «Отчасти Филип Рот просто наложил на своих персонажей‑лютеран собственное видение социальной ткани, и они получились у него неотличимыми от евреев, только более занудными (вот социологическое открытие, которое, вполне возможно, подтвердится»). Такие вопросы вполне справедливы — как в случае «Миддлмарч» Роман Джордж Элиот.
, так и в случае белых рэперов. Некоторые из нас считают, что любая попытка заключить еврейских писателей в гетто, требуя, чтобы они выбирали лишь определенные темы, отбросит нас назад — к еврейскому аналогу тех дебатов, которые бушевали в Гарлемском ренессансе Гарлемский ренессанс, или Новое негритянское движение, — культурное движение, а также период расцвета афроамериканской культуры в 1920–1930‑е годы в США. . Это грандиозный, нерешенный, глубоко американский спор об идентичности.

Оригинальная публикация: ON “JEWISH” WRITING

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Forward: Как Филип Рот сделался политическим пророком

Он говорил, что хочет вернуться в Америку, потому что испытывает растущую неприязнь к британскому антисемитизму, а заодно раздражение из‑за того, что к антисемитизму этому прилагались отказ британцев признать, что британский антисемитизм вообще существует, и их старания втолковать Филипу, что он, наверно, чего‑то недопонимает в их культуре. Недавно я вновь задумался о том, что Филип почувствовал столько лет назад. Тогда Филип Рот, причем уже не в первый раз, намного опередил свое время.

The New York Times: Вечный бой Синтии Озик

«Какой упадок!» Иногда кажется, это все, что она хочет сказать настоящему, при этом живет Озик не столько в прошлом, сколько вообще вне времени. Она стоит на этаком литературном Синае, рядом с другими литературными поколениями. «На самом деле, никаких “поколений” нет, — писала она, — разве что в биологическом смысле. 17 апреля Синтии Озик исполнилось 90 лет.