Писать «по‑еврейски»: начинаем разговор о еврейской прозе
Материал любезно предоставлен Tablet
Рассказ Джастина Тейлора «Год Грегори» — вторая по счету публикация в новой ежемесячной рубрике журнала «Таблет», отведенной под прозу. Вот его приблизительный пересказ: это хроника одного года из жизни современного Оги Марча — молодого человека без амбиций, который мечется между Нью‑Йорком и Монреалем, расстается со своей девушкой, вместе с братом ищет себе какую‑то отдушину — то в кругу родных, то в кулинарном искусстве. История трогательная, прекрасно написанная. Но, как подметили некоторые, в рассказе нет почти ничего явно еврейского; он определенно не похож на рассказ Эме Бендер «Доктор и раввин» — с него началась рубрика — притчеобразную современную сказку, одно из тех произведений, которые можно счесть своего рода коньком для «Таблет». Так почему же рассказ Тейлора взяли в «Таблет» — ежедневный интернет‑журнал о еврейских новостях, идеях и культуре?
Первый вариант ответа — по части литературной критики. В «Годе Грегори» Тейлор и впрямь раскрывает протоеврейские темы. Годичный цикл событий, ритм повествования, созвучный смене времен года, напоминают последовательность частых еврейских праздников, почти что талмудический комментарий к тому, как проходит время. Главный герой — возможно, еврей, а возможно, и нет: в тексте нет ничего, что бы это проясняло, полагаю, автор намеренно оставляет это туманным; но рассказ все равно можно счесть типичным для современной эстетики американской еврейской молодежи.
Второй, более неоднозначный вариант ответа: Тейлор — заметный молодой писатель‑еврей. Творчество еврейского писателя интересно нашим читателям независимо от того, предпочитает ли этот писатель углубляться в темы, которые, хочешь не хочешь, до сих пор считаются традиционно, а то и стеореотипно еврейскими, независимо от того, имеются ли среди его персонажей явные евреи, а в лексиконе писателя — зингеризмы, присутствует ли в книге ауслендеровский скрежет зубовный, филип‑ротовское либидо, проказы и выходки в стиле героев Сола Беллоу или другие унаследованные особенности, идеи фикс, стили и темы еврейских писателей былых времен. Все это — часть того бремени, которое явно еврейский писатель самостоятельно решает принять или восстать против него, присвоить, отринуть, воплотить или перетолковать по‑своему. Сбросить с себя это бремя невозможно. «“Еврейский писатель” — звучит наподобие “писатель‑детективщик” или “писатель‑фантаст” — словно это такой нишевый коммерческий жанр, — недавно написал мне Тейлор в электронном письме. — “Писатель‑еврей” — вот как будет верно сказать, тем более что это соответствует действительности, — таков факт моей биографии».
«По‑моему, — продолжал Тейлор, — еврейской культуре вовсе не обязательно целиком замыкаться на себе ради того, чтобы оставаться живой и актуальной. Наоборот, поскольку американский иудаизм — уже по определению подкатегория американской культуры, мне представляется, что открытые границы между частью и целым идут на пользу как части, так и целому, и в таком случае больше не требуется выбирать, чему из них присягать на верность».
Разумеется, такое противоборство существует не только в американском иудаизме. Позволительно ли прозаику чревовещать устами любого, какого только вздумается, героя‑повествователя? Или это будет оскорбительный балаган — вроде тех, где белые изображали карикатурных негров? Или это будет антибалаган? Способны ли мужчины достоверно писать прозу от лица женщины, а женщины — от лица мужчины? Что происходит, когда Джон Апдайк, белый американец‑протестант до мозга костей, придумывает себе еврейское альтер‑эго — Генри Бека? (1970 год, «Нью‑Йорк таймс», Кристофер Леманн‑Гаупт в своей в принципе одобрительной рецензии: «Берешь в руки “Бек: Книга”, или “Беккнигу”, или как бишь это произносится — может, вообще “Бекбух” — и только тяжко вздыхаешь»). Что происходит, когда Филип Рот, еврей до мозга костей, придумывает Люси — уроженку Среднего Запада, главную героиню романа «Она была такая хорошая»? (1967‑й, та же «Нью‑Йорк таймс», Уилфред Шид: «Отчасти Филип Рот просто наложил на своих персонажей‑лютеран собственное видение социальной ткани, и они получились у него неотличимыми от евреев, только более занудными (вот социологическое открытие, которое, вполне возможно, подтвердится»). Такие вопросы вполне справедливы — как в случае «Миддлмарч» , так и в случае белых рэперов. Некоторые из нас считают, что любая попытка заключить еврейских писателей в гетто, требуя, чтобы они выбирали лишь определенные темы, отбросит нас назад — к еврейскому аналогу тех дебатов, которые бушевали в Гарлемском ренессансе . Это грандиозный, нерешенный, глубоко американский спор об идентичности.
Оригинальная публикация: ON “JEWISH” WRITING