В Москве в Еврейском музее и центре толерантности открыли памятник героям сопротивления в нацистских лагерях и гетто. Мемориал работы саратовского архитектора Олега Фандеева представляет собой обелиск – глухую черную стену, раздвигаемую руками. В комплекс также входят глыба с места расстрела евреев в Любавичах Смоленской области и мультимедийная станция, рассказывающая о еврейском сопротивлении в годы Второй мировой войны.

На открытие памятника приехал Владимир Путин. В своей речи он вспомнил подвиг героев Собибора, узников Варшавского и Белостокского гетто, подпольщиков Маутхаузена: «Безоружные, истощенные, фактически обреченные узники самых разных возрастов и национальностей находили силы оставаться людьми в этих адских жерновах, строили планы восстаний и побегов, сопротивления, как могли, поддерживали и спасали друг друга. Они отстаивали не только свое право на жизнь, но и саму идею человеческого достоинства, которую нацизм с его смертоносной идеологией национального, расового превосходства пытался отнять у людей и у целых народов. Да, они – жертвы, узники концлагерей, они жертвы, но вместе с тем и победители, без всяких сомнений».

Вместе с президентом памятник открывали Арон Бельский – младший из четырех легендарных братьев Бельских, создавших в годы войны в Западной Белоруссии еврейский партизанский отряд, и председатель попечительского совета Еврейского музея Виктор Вексельберг, чьи родственники погибли в гетто Дрогобыча (мемориал создан на его средства). Поминальную молитву по всем погибшим во Второй мировой войне прочел главный раввин России Берл Лазар.

Открытие памятника пришлось на день, когда в Израиле хоронили скончавшегося накануне Семена Розенфельда – последнего участника восстания в нацистском лагере смерти Собибор. О трагическом символизме этого совпадения говорил в своем выступлении президент Федерации еврейских общин России Александр Борода. Совпадение тем более поразительное, что первый камень в основание этого монумента был заложен в год 75-летия собиборского восстания, когда Владимир Путин и премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху приехали в музей встретиться с потомками бывших узников Собибора и посмотреть первую, еще получасовую, версию фильма Константина Хабенского «Собибор».

Семен Розенфельд родился в 1922 году в местечке Терновка Винницкой области в семье портного (родители после начала войны остались там, в 1942-м их расстреляли немцы). В 1940-м был призван на срочную службу, войну встретил в Белоруссии. Утром 22 июня перед бойцами выступил политрук: «Дорогие товарищи, война! Поедем пиво пить в Берлин!». Розенфельд говорил, что часто вспоминал эту фразу на фронте, в лагерях – и когда пил пиво в Берлине в 45-м.

Через месяц после начала войны он оказался в окружении под Могилевом. Был ранен, контужен, попал в плен. Несколько дней спустя немцы устроили селекцию: «Русские – налево, украинцы – направо, а жиды – вот сюда». «Я по внешнему виду не был похож на еврея, – пояснял Розенфельд, – но все евреи были похожи на меня» – и он решил выйти из строя.

Возможно, это решение спасло ему жизнь. Евреев загнали в бывшее овощехранилище. На следующий день туда пришел интеллигентного вида немецкий офицер в пенсне и заговорил с пленными на иврите. С тех пор он заходил постоянно и приносил с собой хлеб. Когда он дежурил по лагерю, евреи получали двойную порцию похлебки. В итоге, вспоминает Розенфельд, из обитателей овощехранилища за две недели не умер никто, а в бараках люди гибли сотнями.

Вскоре Розенфельда перевели в Минск. Два года он провел в арбайтлагере около Минского гетто. Условия там были чудовищные, за первую зиму почти все военнопленные, прибывшие с Розенфельдом, умерли. Розенфельд выжил. В сентябре 43-го его отправили в Собибор – тем же эшелоном, что Печерского и сотни других евреев. По прибытии Розенфельд назвался стекольщиком – и снова остался в живых.

Накануне восстания Печерский позвал его к себе и спросил, сможет ли он убить человека. «Смотря какого человека, эсэсовца – смогу», – ответил Розенфельд. «Вот это мне и надо», – сказал Печерский.

14 октября Розенфельд был рядом с Печерским в столярке. Он ждал Карла Френцеля, коменданта первой зоны – той, где жили и работали узники (во второй зоне шла сортировка вещей, оставшихся от погибших, в третьей были газовые камеры, в четвертой ремонтировали трофейное советское оружие). Френцель выделялся своим садизмом даже на фоне остальных эсэсовцев. Розенфельду было поручено его убить.

Но Френцель не пришел. Он появился во дворе намного позже, когда большинство нацистов уже были перебиты, почувствовал неладное, схватил пулемет и стал огнем отсекать восставших от оружейного склада, который они собирались захватить. Это стало самой крупной неудачей повстанцев – им пришлось бежать из лагеря практически безоружными.

Во время побега Розенфельд был ранен в ногу, поэтому с группой Печерского за Буг к партизанам не пошел, остался в Польше. Скрывался вместе с другими бывшими узниками Собибора – Бером Фрайбергом и братьями Серчуками – в лесу. Однажды на их блиндаж напали местные мародеры. Оружия у Розенфельда и его товарищей не было, только пять патронов. Розенфельд зажег свечку и стал нагревать их. Раздался звук, как при стрельбе из пистолета. После третьего «выстрела» бандиты решили, что люди в блиндаже вооружены, и ушли.

Несколько месяцев Розенфельд прятался у поляков в окрестных деревнях. В июле 44-го в Восточную Польшу пришла Красная армия. Розенфельда вновь направили на фронт. При взятии Познани он опять был ранен, теперь в руку. Дослуживал в нестроевой части, но в мае 45-го попал в Берлин и рассказывал, что оставил на стене Рейхстага надпись: «Барановичи – Собибор – Берлин».

После войны жил в Гайвороне Кировоградской области, работал фотографом. Почти 20 лет не знал ничего про товарищей по лагерю и восстанию. В 1962 году случайно услышал от приятеля, что в «Комсомольской правде» вышла статья про Собибор. Взял в редакции адрес Печерского и написал ему:

«Здравствуйте, Саша!

Извините, но я к Вам обращаюсь просто Саша, так как я Вас помню по Минску и по Собибуру. Может быть, Вы меня забыли. У Вас были свои друзья, у меня были свои друзья. Но я почему-то Вас не забыл. Даже помню шрам у Вас на шее, и с кем Вы дружили. <…>

Будьте мне здоровы.

Зятка (так меня звали в лагере), а сейчас Семен Моисеевич Розенфельд».

Вскоре Печерский приехал в Гайворон. Вместе они выступали в местном клубе, встречались с учениками городских школ и слушателями училища механизации сельского хозяйства, о чем известила местная газета. В 1963 году, на 20-летие восстания, Розенфельд и другой бывший узник Собибора, Аркадий Вайспапир, приехали к Печерскому в Ростов-на-Дону. Позже нашлись и другие собиборцы. Они собирались каждые пять лет, то у Печерского, то у переехавшего в Одессу Розенфельда. Розенфельд родился 10 октября, но отмечал день рожденья 14-го – в память восстания.

В 1990-м Печерский умер. В том же году Семен Розенфельд с семьей уехал в Израиль. Там он прожил почти 30 лет. Стал свидетелем всплеска интереса к Собибору в последние годы. Был награжден польским и – по ходатайству Фонда Александра Печерского – украинским орденами. Во дворе дома, где он жил, поставили пусть скромный, но все же памятник героям Собибора. Стал героем документального фильма «Фаталист». Дал множество интервью. Встречался с историками, политиками, журналистами. До последних дней сохранял ясную память.

Смерть последнего участника восстания в Собиборе стала в Израиле и России едва ли не главным событием дня. О Розенфельде написали ведущие израильские политики, от Нетаньяху до Либермана, некрологи поместили крупнейшие газеты. Откликнулся Всемирный еврейский конгресс. В России об этом сообщили все основные СМИ, включая телеканалы.

Это кажется абсолютно естественным. Но еще несколько лет назад ничего подобного нельзя было вообразить. Йегуда Лернер, вместе с Вайспапиром уничтоживший двух нацистов, другие бывшие узники уходили тихо и незаметно. И вдруг на наших глазах восстание в Собиборе стало универсальным символом – доказательством готовности человека даже перед лицом неизбежной гибели сопротивляться бездушной машине расчеловечивания и уничтожения.

Они победили 14 октября 1943-го, когда уничтожили 12 эсэсовцев и под пулеметным огнем вырвались за пределы лагеря. Они победили еще раз спустя десятилетия, когда об их подвиге после десятилетий забвения и полузабвения вспомнили. И Печерский, и Розенфельд всю жизнь говорили именно об этом: главное не награды, не ордена, а – чтобы помнили. Это лучший памятник героям и жертвам Собибора из всех возможных.