Новая документальная лента «Добыча» заставляет мир искусства задуматься о проблеме реституции
От бенинской бронзы до мрамора Парфенона — споры о реституции культурных артефактов стали неотъемлемой частью жизни международного художественного сообщества, вынужденного считаться со скандальной историей своих сокровищ, пишет журналистка Guardian Надя Хомами.
Музеям по всему миру приходится задумываться о последствиях хранения предметов, которые были изъяты у их владельцев в результате преследований или принуждения.
Споры о реституции нередко касаются произведений искусства, которым несколько сотен лет, и их возвращение осложняется огромными промежутками времени, прошедшими с момента их изъятия. Тем временем появился документальный фильм, демонстрирующий, что борьба за возвращение произведений более близкого нам по времени искусства может быть не менее проблематичной.
Лента под названием «Добыча» рассказывает о попытках вернуть имущество немецкого еврея-торговца произведениями искусства и делает акцент на том, насколько политизированным вопросом стала реституция.
Фильм, премьера которого состоялась в Великобритании в рамках Еврейского кинофестиваля, рассказывает о двух сложных делах о реституции и двух неудачных выставках, посвященных Максу Штерну: в 1937 году он продал свою дюссельдорфскую галерею на принудительном аукционе, организованном нацистами.
«Проблемы, затронутые в фильме, выходят за рамки Холокоста и перекликаются с более масштабными вопросами, стоящими перед миром искусства в настоящий момент, — считает режиссёр фильма Джейми Кастнер. — В последние годы реституция стала обсуждаемым политическим и культурным вопросом — будь то предметы старины, колониальные трофеи, бенинские бронзы, мрамор Парфенона или картина Моне из Австрии, возвращенная буквально в прошлом месяце».
Во всех спорах прослеживается одна и та же закономерность: политики и сотрудники музеев игнорируют претензию как можно дольше и в конце концов начинают говорить о том, что «делают всё правильно». Но дела неизбежно затягиваются в бесконечных юридических, научных и околонаучных спорах.
Макс Штерн владел популярной галереей «Штерн» в Дюссельдорфе в 1930-х годах, но нацисты вынудили его закрыть свой бизнес. Ему пришлось продать все картины на аукционе по бросовым ценам, его счета и активы были заморожены и конфискованы.
Штерн бежал из Германии в Великобританию, где провел в заключении два года, прежде чем его переправили в Канаду. В Монреале он зарекомендовал себя как один из крупнейших арт-дилеров, представляя таких художников, как Роден и Генри Мур, также он много занимался Эмили Карр.
Штерн умер в 1987 году, не оставив наследников, и завещал большую часть своего имущества университетам Макгилла и Конкордия в Монреале, а также Еврейскому университету в Иерусалиме. В 2002 году его наследники начали кампанию по возвращению утраченных во времена Холокоста произведений искусства.
В данный момент в рамках «Проекта “Макс Штерн”» возвращено 25 картин, что делает его самым успешным начинанием такого рода в мире. Сотни исков находятся на рассмотрении.
«Это не просто очередная история, это схватка, происходящая прямо сейчас из-за вопроса, который, как думает большинство, решен давным-давно, — говорит Кастнер. — Я не мог поверить, что люди до сих пор грызутся из-за искусства времен Второй мировой войны. В этих мелочных спорах, на фоне трагедии масштаба Холокоста, заметна пугающая глухота к происходящему».
Фильм рассказывает об успешной попытке «Проекта» по возвращению двух картин: автопортрета Вильгельма фон Шадова и его же работы «Дети художника» из Дюссельдорфа в 2014 и 2023 годах соответственно.
Процесс оказался очень напряженным, в него были вовлечены многие юристы и даже бывший мэр города. Согласно принципам реституции, принятым в странах-союзниках и ставших общими правилами для подобного рода дел, лицо или организация, подающие иск, должны доказать, что их имущество перешло в другие руки в результате преследования или принуждения.
Затем начинается юридическая тяжба по поводу тонкостей того, что представляет собой принуждение и когда в Германии для евреев началось принуждение, отмечает Кастнер: «Они спорят о таких, например, вещах: насколько сильно пострадали такие евреи, как Штерн, весной 1933 года в сравнении с осенью 1935-го? И является ли то или иное преследованием?»
Проблема возникла и в Великобритании. Так, наследники Штерна пытаются вернуть картину из коллекции музея Тейт — «Вид дворца Хэмптон-Корт» Яна Гриффиера Старшего, — купленную галереей в 1961 году.
Хотя эта картина в 1999 году уже была предметом иска о реституции (после чего британское правительство выплатило компенсацию наследникам некоего банкира-еврея), «Проект» утверждает: есть серьезные опасения, что компенсация была выплачена не тем наследникам. Недавно обнаруженные документы свидетельствуют о том, что картина находилась в коллекции Штерна в то время, когда он был вынужден продать свое имущество.
В «Проекте» также считают, что еще одна картина из собрания Штерна, хранящаяся в Национальном фонде, — «Искушение Христа» Иоахима Патинера, являющаяся частью коллекции в Аптон-Хаусе, — также подлежит реституции, поскольку была продана Штерном во времена нацистских преследований.
Кастнер, чей предыдущий документальный фильм «Подделок не существует» вдохновил полицию на расследование, в результате которого была раскрыта крупнейшая в мире афера с произведениями искусства, говорит, что урок, который он извлек из работы над собственным фильмом, состоит в том, что «ничего никогда не происходит и не достигается легко».
Он отмечает: «В этой истории “линии фронта” не были обозначены четко. Это не только немцы против евреев. С обеих сторон всегда есть люди, глубоко убежденные в том, что поступают правильно».