Они окружили памятник, словно гудящий рой. Вопли их пронзали тишину летнего вечера, а огни факелов плясали в темноте над лужайкой в центре кампуса Университета Вирджинии.

Здесь, у подножия бронзового памятника Томасу Джефферсону, они начали скандировать лозунг: «Евреи не займут наше место!»

Неонацисты и белые расисты, съехавшиеся в Шарлотсвилль, упустили из виду один ключевой исторический факт: именно евреи спасли от разрушения легендарное и столь любимое Джефферсоном поместье Монтичелло, расположенное всего в нескольких милях к юго‑востоку от Шарлотсвилля.

После смерти Джефферсона семья Леви выкупила поместье и на протяжении 90 лет бережно следила за его сохранностью. Они сделали это, потому что питали неподдельное и глубокое почтение к Джефферсону — отцу‑основателю США, чьей ролью в борьбе за установление религиозной свободы восхищались, несмотря на весь антисемитизм, с которым им пришлось столкнуться, тот самый антисемитизм, который вновь возник на улицах Шарлотсвилля несколько десятилетий спустя.

Урия Филлипс Леви, единственный еврей в звании коммодора (в то время высшее звание в военном флоте США) и герой англо‑американской войны 1812 года, был одним из двух членов семейства Леви, чьи усилия помогли сохранить поместье. Он активно выступал против телесных наказаний, имел очень резкий и вспыльчивый нрав, дрался на дуэли, убил соперника и шесть раз оказывался под военным трибуналом.

Как отмечает историк Марк Леепсон в своей книге «Спасти Монтичелло», Урия Леви не раз испытывал на себе проявления антисемитизма, прежде чем дослужился до высшего воинского звания в ВМС. Сам Леви говорил, что «сталкивался с сильной враждебностью и предубеждением, от которых на протяжении многих столетий страдали евреи».

Леви преклонялся перед президентом Джефферсоном преимущественно из‑за его поддержки идеи религиозной свободы. Джефферсон был автором не только Декларации независимости, но и Билля о религиозной свободе. Это восхищение президентом разделял весь род Леви — в 1787 году, когда разрабатывалась Конституция США, дед Урии Йонас Филлипс в письме, адресованном Конституционному конвенту, призывал гарантировать «всем людям» «естественное и неотъемлемое право поклоняться всемогущему Б‑гу в согласии с собственными представлениями и совестью».

Джефферсон, который никогда не мог победить соблазн тратить деньги, умер в любимой усадьбе 4 июля 1826 года, оставив после себя огромные долги. Его дочь была вынуждена продать дом и плантацию. В 1834 году поместье выкупил Урия Леви, заплатив за него пустяковую сумму в 2500 долларов. Как и Джефферсон, Леви был рабовладельцем, поэтому для ремонтных работ в поместье рабский труд использовался параллельно с наемным.

Вымыслы и слухи вокруг покупки поместья живы до сих пор и являются ярким свидетельством антисемитизма, направленного против Леви. Одна распространенная, но совершенно ошибочная версия утверждает, что Урия Леви обманным путем заполучил поместье у родственника Джефферсона, когда тот был пьян. Одна газетная публикация сопровождалась вымышленным диалогом между двумя персонажами, где Леви приписывался сильный идишский акцент, хотя он родился в Филадельфии и был американцем в пятом поколении.

Леви умер в 1862 году, не оставив потомства. В своем запутанном завещании он выразил пожелание, чтобы в Монтичелло была открыта сельскохозяйственная школа для сирот офицеров. Но этот замысел не удалось привести в исполнение — когда началась Гражданская война, поместье захватили конфедераты.

Во время Гражданской войны тяжелых сражений в районе поместья не происходило. Особняк посещали как солдаты, так и мирные жители; зачастую они выцарапывали свои имена на стенах комнаты под куполом и забирали на память мелкие вещицы. К 1865 году дом был в довольно плохом состоянии, вся мебель была поломана, и даже могила Джефферсона была сильно повреждена.

После войны поместье было возвращено наследникам Урии Леви. В 1979 году племянник Урии Джефферсон Монро Леви выкупил доли остальных наследников и стал единственным владельцем. Названный в честь покойного президента, Джефферсон Леви, бизнесмен и юрист, три раза избиравшийся в палату представителей конгресса США от штата Нью‑Йорк, немедленно занялся ремонтом и реставрацией особняка.

«Дом никогда не рухнул бы, но дважды он был доведен до состояния крайнего упадка, — сообщает Леепсон. — Усадьба Монтичелло дошла до наших дней только благодаря усилиям Урии и Джефферсона Леви».

Сьюзен Штейн, сотрудница Мемориального фонда Томаса Джефферсона, согласилась, что сохранение и восстановление поместья семейством Леви «стало одним из главных достижений в истории сохранения исторических памятников Америки».

Как и его дядя, Джефферсон Леви столкнулся с проявлениями расизма, на этот раз со стороны организаторов кампании за национализацию Монтичелло. Они требовали, чтобы поместье было передано в собственность государства и открыто для посетителей.

«Но вся кампания была насквозь пропитана духом антисемитизма, — говорит Леепсон. — В адрес Леви употреблялись эвфемизмы “иноземцы” и “посторонние”».

Пожалуй, никто не приложил столько усилий, чтобы выжить семейство Леви из поместья, как Мод Литтлтон, жена нью‑йоркского конгрессмена, проживавшая неподалеку от Шарлотсвилля. Как пишет Марк Леепсон, эта женщина выступала на слушаниях в конгрессе, в ее речах и интервью, пестрящих стереотипами жадных евреев и уличающих их в отсутствии патриотизма, отчетливо слышна риторика в духе нативистов.

В конце концов Джефферсон Леви уступил общественному давлению и в 1923 году, после того как конгресс отказался заплатить запрашиваемую владельцем сумму в 500 тыс. долларов, продал поместье Мемориальному фонду Томаса Джефферсона. Вскоре после этого Джефферсон Леви сообщил в интервью, что, по примерным подсчетам, его семья потратила 2,4 млн долларов на покупку, содержание, ремонт и восстановительные работы после Гражданской войны.

Параллельно Леви жертвовал много средств столь любимому Томасом Джефферсоном Университету Вирджинии — он преподнес в дар библиотеке университета часы‑регулятор и установил электронное устройство регулировки звонков в лекционных залах. По его заказу были заменены стальные циферблаты часов в Ротонде, полностью уничтоженной пожаром в 1895 году.

И все же пройдут десятилетия, прежде чем Фонд Джефферсона полностью признает роль семьи Леви в сохранении Монтичелло. Потомки Леви, посетившие усадьбу, почувствовали себя нежеланными гостями, несмотря на то что мать Урии Рэйчел Филлипс Леви похоронена на территории Монтичелло.

В книге Леепсона приводятся воспоминания внучатой племянницы Джефферсона Леви Харли Льюис о том, что долгое время единственным знаком признания роли ее семьи в судьбе поместья была табличка у ворот, гласившая: «Урия Филлипс Леви, еврей, купил Монтичелло за 2500 долларов и впоследствии продал».

Только в середине 1970‑х годов фонд начал признавать усилия, предпринятые Леви для сохранения усадьбы. В 1985 году Льюис и другие потомки Леви были приглашены на торжественную памятную церемонию, в ходе которой было установлено новое надгробие на могиле Рэйчел Леви. Размещенная возле могилы информационная табличка подробно рассказывает историю приобретения и владения поместьем семейством Леви.

На протяжении многих десятилетий Урию и Джефферсона Леви называли захватчиками, незаконно присвоившими себе чужое, а их решающая роль в сохранении Монтичелло была практически полностью забыта. И можно сказать со всей уверенностью, что об этом факте не вспомнили неонацисты, окружившие памятник Джефферсону — шедевр Мозеса Изекиля, еврейского солдата и скульптора.

В интервью газете The Washington Post Льюис сказала, что раньше ей хотелось верить, что антисемитизм, с которым столкнулись ее предки, «исчез бесследно». Теперь же очевидно, что он никуда не делся. Но она уверена: как и во времена Урии и Джефферсона Леви, расисты были родом не из Шарлотсвилля, а из других мест.

«Это чужаки собрались в наш город», — заявляет она. 

Оригинальная публикация: Neo‑Nazis rallied around Jefferson’s statue. But it was a Jewish family that saved Monticello.