В Саратове от ковида умер прозаик и критик, один из авторов нашего журнала Роман Арбитман.

Многие уже написали, что смерть Романа Арбитмана зло рифмуется с названием его последнего романа «Министерство справедливости». Нелепо делить смерть на более и менее справедливую, но случившееся с Ромой — это просто какой‑то эталон несправедливости. Он был так очевидно счастлив в последние годы: женился, написал и издал новый роман, начитал вдвоем с женой его аудиоверсию, был полон планов, замыслов, идей. Друзей у него всегда было много, а тут он к тому же стал популярным блогером, оброс френдами и поклонниками.

К ведению аккаунта в фейсбуке он подходил так же ответственно, как и к прочим своим занятиям, каждый его пост был вполне законченной миниатюрой. Арбитман вообще был очень ответственным человеком. Он был отрадой для любого редактора, которому доводилось с ним работать: присылал тексты точно в срок, не срывал дедлайны, чувствовал формат, никогда не халтурил — качества в литературной и журналистской среде исключительно редкие.

Еще одно Ромино редкое качество — он не смешивал литературные пристрастия и человеческие отношения. Мы с ним мало в чем соглашались, наши вкусы и взгляды на литературу были во многих случаях абсолютно противоположными. Но невозможно представить, чтобы он мог обидеться, например, из‑за несовпадения в оценке братьев Стругацких.

При этом к литературе он относился очень серьезно. До последних дней Рома преподавал литмастерство на курсах Creative Writing School. И его внутренние рецензии на студенческие этюды написаны с той же бескомпромиссностью и тем же блеском, что и «настоящие», для печати. Рецензентом он был очень строгим, некоторые студенты, не выдержав, сбегали в другие группы. Но оставшиеся возвращались к нему, «подсаживались на Арби», как выразилась одна из учениц CWS. Потому что он, как точно написано в одном фб‑посте на его смерть, всегда был «на стороне текста».

Но главное, конечно, — его мистификации и маски. Самая известная из них — Лев Гурский, русский эмигрант, живущий в Штатах и сочиняющий иронические детективы из российской жизни. По одному из первых романов Гурского на старом НТВ был поставлен хороший сериал «Досье детектива Дубровского» с Николаем Караченцовым и Михаилом Ульяновым.

Рома вообще был очень игровым человеком и литератором. Не случайно в первой половине 1990‑х он был одним из ведущих критиков газеты «Сегодня» — самого яркого и самого хулиганского проекта тех лет. Анекдоты, забавно трансформирующие реальность, он во множестве рождал на ходу, в случайных разговорах, застольной болтовне. Некоторые из них входили потом в его романы или статьи, другие так и оставались устными эфемеридами.

При этом многие Ромины байки были на самом деле притчами, раскрывавшими самую суть описываемого явления. Так, по поводу романа «Числа» он предположил, что никакого Пелевина больше нет — просто в издательстве «Эксмо» стоит суперкомпьютер, куда заложены старые тексты писателя, к которым регулярно добавляют распечатки свежих передач «Эха Москвы», а на выходе получают «новый роман культового автора». Это было 17 лет назад, но ничего точнее тех двух абзацев про феномен Пелевина так и не написано.

Или блестящая статья про Михаила Веллера, вся жизнь которого — безнадежная попытка угнаться за славой «двоюродного брата», американского актера Питера Уэллера. Американский брат снимается в «Робокопе» — российский выпускает книжку про майора Звягина; Уэллера приглашают Антониони и Вуди Аллен — Веллер издает и переиздает «Легенды Невского проспекта»… «По слухам, домочадцы писателя уже дважды отбирали у него посох, котомку, терновый венец, квитанцию на покупку осла и авиабилет до Иерусалима» — и ведь это написано еще до выхода книги Веллера под названием «Смысл жизни»!

Одной из самых удачных придумок Арбитмана оказалась история про то, как Сталин во время Потсдамской конференции предлагал Трумэну поделить Луну. Эта байка из «Истории советской фантастики», вышедшей под именем доктора филологии Рустама Святославовича Каца, пришлась по душе конспирологической общественности и стала основой нескольких документальных фильмов (один из которых вышел аж на телеканале «Россия»), десятков газетных статей и бесчисленных обсуждений на интернет‑форумах.

Все смешное и невероятное словно бы притягивалось к Роме. Однажды я попросил его написать для «Лехаима» рецензию на роман Николь Краусс «Хроники любви». Оказалось, что главного героя романа зовут Лео Гурски, он писатель, эмигрировавший в США из СССР. Правда, он был много старше своего тезки и однофамильца и жил в Нью‑Йорке, а не в Вашингтоне, но тем не менее. Рецензию Рома написал, подписал, разумеется, «Лев Гурский» и долго потом веселился, сочиняя разные варианты письма к Краусс от имени «настоящего» Гурского.

По законам жанра надо как‑то подытожить и закруглить все сказанное. Но никаких итогов нет, есть отчаяние и тоска. Бесконечно остроумный, изобретательный, интеллигентный, дружелюбный Рома, с которым мы почти 20 лет приятельствовали, сотрудничали, переписывались, умер от дурацкого ковида в реанимации саратовской больницы. Ему было 58 лет. Совершенно непонятно, как все это устроено и зачем оно устроено именно так, а не как‑нибудь по‑другому.