Kveller: Можно ожидать возвращения идишской песни, которая положила начало эре свинга
Оформленная в черно‑белых тонах и пронизанная фанатизмом брошюра нацистского чиновника Ганса Северуса Циглера, приуроченная к новой выставке в Дюссельдорфе, демонстрировала афроамериканского джазового музыканта со звездой Давида на лацкане. Выставка Enartete Musik («Дегенеративная музыка»), целью которой было осмеяние и унижение еврейских музыкантов за исполнение «негритянской музыки» как еще одной тактики загрязнения немецкой культуры, открылась в мае 1938 года — всего за четыре месяца до Хрустальной ночи.
К тому времени «негритянский джаз» уже три года как был запрещен на немецком радио за «истерические ритмические выверты, свойственные варварским расам».
И несмотря на все это, в тот же год, когда выставка открыла двери для посетителей, произошел любопытный исторический феномен: гитлеровская Германия была одержима появившейся в 1937‑м песней Bei mir bist du schön («Мне ты кажешься прекрасной»), открывшей эру идишского свинга. Свинг представляет собой более ритмичную разновидность джаза, под которую было проще танцевать или «свинговать», чем под новоорлеанский джаз, родившийся из африканской музыки. Во времена расцвета свинга его еврейский король Бенни Гудман пробился на Тин Пэн Элли и нанимал афроамериканских музыкантов, чтобы донести новый музыкальный стиль до широких масс.
«В основе джаза лежат синкопирование и ритмические акценты негритянской музыки, — писал в 1930 году американский теоретик музыки Генри Коуэлл. — Их модернизацией занялся мир нью‑йоркских евреев… Так что джаз — это негритянская музыка, увиденная глазами евреев».
Названную еврейским музыковедом Нилом У. Левином «самой известной в мире и дольше всего продержавшейся на сцене идишской песней» «Бай мир бист ду шейн» написали евреи, исполняли негры, сделали популярной три сестры‑норвежки и полюбили нацисты — пока они не обнаружили в ней еврейские корни. (В немецком названии Bei mir bist du schön многие видели южнонемецкий диалект.)
Песня, обладающая такой энергией, которой не смог сопротивляться даже Третий рейх, «Бай мир бист ду шейн» за одну ночь прославила сестер Эндрюс, подстегнула развитие антифашистской контркультуры и, наполнив американскую музыку звуками местечка, помогла еврейским эмигрантам ассимилироваться в американском обществе.
Первоначально песню написал Шолем Секунда для идишской оперетты в 1935 году. Услышав, как афроамериканский дуэт «Джонни и Джордж» исполняют ее в Катскилле , еврейский поэт‑песенник Сэмми Кан выкупил права на песню и переписал ее по‑английски, сохранив на идише строчку из названия. Всего за месяц после того, как эту песню записали сестры Эндрюс, было продано около 250 тыс. записей и 200 тыс. экземпляров нот. (Забавно, что американские фанаты не могли разобрать название песни и называли ее Buy a Beer, Mr. Shane [«Купите пива, мистер Шейн»] или мое любимое — My Mere Bits of Shame [«Мои настоящие крупицы позора»].)
«Слова песни переделали для широкого распространения, чтобы не ограничиваться еврейскими корнями и подчеркнуть свойственное Америке слияние языков и культур», — пишет Чарльз Б. Херш в книге Jews and Jazz: Improvising Ethnicity («Евреи и джаз: Импровизация этничности»). Влюбленный герой (или героиня) воображает, что говорит bella bella или sehr wunderbar, и каждый иностранный язык — лишь средство выразить, насколько «великолепны» возлюбленная или возлюбленный.
В Америке успех «Бай мир» помог евреям понять, что они сделали правильный выбор, убежав от европейских погромов, — благодаря театру и музыке они могли сплотиться в Новом Свете, и они воспользовались этой возможностью. Бенни Гудман сделал следующий шаг в популяризации идишского джаза, исполнив «Бай мир» в знаменитом гарлемском театре «Аполло» в 1938 году, а через несколько месяцев множество популярных исполнителей уже записали каверы песни в надежде заработать на ее популярности. Среди них были Элла Фицджеральд, Белль Бейкер, Кейт Смит и сестры Берри.
Отражая возникший фьюжн клезмерской и джазовой музыки, нью‑йоркская радиостанция WHN стала выпускать передачу «Идишские мелодии в свинге», которая продержалась два десятилетия. Прорывом, по словам Херша, стало «ощущение победы над проблемой интеграции в американский мейнстрим, сохраняя связи с уникальным наследием иммигрантов».
В Германии свинг вряд ли мог стать средством от ужасов войны и нацистской агрессии. По мере распространения гитлерюгенда — нацистской молодежной организации — росла популярность и контрдвижения, получившего название свингюгенд. Протестуя против социального давления, единообразия и жестокости полиции, эта молодежь отделяла себя от нацистского государства, отплясывая чарльстон в подпольных барах, где звучал свинг, — музыка свободной любви, независимости и мира.
Члены свингюгенда отращивали длинные волосы. Мужчины ходили с зонтиками, женщины густо красились, и все вместе они высмеивали знаменитое приветствие «Зиг хайль!», восклицая: «Свинг хайль!» Фильм 1993 года Swing Kids («Дети свинга»), наполненный песнями вроде «Бай мир», изображает немцев‑бунтовщиков и их борьбу с нацистами. Фильм не основан на реальных событиях, но зверства изображены в нем с холодной точностью: в 1941 году 300 молодых любителей свинга понесли наказание за приверженность «дегенеративной музыке» евреев и негров — кого‑то остригли, кого‑то отправили обратно в школу, а многих депортировали в концлагеря.
Но даже в созданных нацистами гетто популярность свинга сохранялась. В 1942 году Эрик Фогель возглавил джазовый оркестр «Свингеры гетто», который несколько часов выступал на главной площади Терезиенштадта — «образцового» концлагеря, который должен был заставить весь мир поверить в цивилизованность Третьего рейха. Как ни странно, еврейским музыкантам все еще нравилось исполнять джаз и свинг. Это была отдушина в самые жуткие часы.
«Играя, я забывал, где нахожусь. Казалось, что мир вернулся к порядку и страдания окружающих исчезли — жизнь была прекрасна, — вспоминал в своей автобиографии гитарист “Свингеров гетто” Коко Шуман. — Сыграв несколько аккордов, мы понимали все и забывали обо всем».
«Бай мир бист ду шейн», конечно, была среди песен, которые «успокаивали нас в этом вымышленном мире, созданном немцами с пропагандистскими целями», — писал Фогель. Наполненный нотками надежды и любви, не ограниченный языком, этот странный пузырь лопнул в 1944 году, когда лагерь был уничтожен, а бóльшую часть оставшихся узников отправили в Освенцим.
К концу Второй мировой войны свинг вытеснили другие звуки — бибоп и ритм‑энд‑блюз. Когда в 1948 году у евреев появилось собственное государство с основным языком иврит, идиш отбросили на обочину и оставили пылиться вместе с воспоминаниями о погромах и газовых камерах.
«Возник Израиль, и израилизм стал для евреев способом быть в большей степени американцами, более ассимилированными, больше похожими на мачо и ковбоев, чем на тощих левых интеллектуалов, столь характерных для идишской культуры», — объяснила газете Washington Post Алисия Свигалс, одна из основателей группы Klezmatics.
Спустя почти 100 лет после золотого века встречи клезмерской музыки с джазом, я думаю, что можно ожидать возвращения песни, с которой эта встреча началась. Вновь появилось множество признаков эры, которая породила идишский свинг, и параллели очевидны: недавние примеры полицейской жестокости, вызвавшие мощную волну протестов под лозунгом Black Lives Matter; невероятный подъем антисемитизма; экономический кризис в США, который сравнивают с Великой депрессией, — тот самый исторический кризис, который вызвал к жизни эру свинга.
Песня «Бай мир бист ду шейн», прославленная тремя сестрами‑нееврейками, конечно, не единственная мелодия идишского свинга, которую стоит помнить и возрождать как неочевидную песню протеста. Но богатая история чернокожих и еврейских музыкантов, благодаря которым нацисты не смогли истребить эту «дегенеративную музыку», превращает свинговую мелодию штетла в гимн сопротивления. 
Оригинальная публикация: The Yiddish Song That Kicked off the Swing Era Is Due For a Comeback