Книжный разговор

Моше Сафди и его архитектурное наследие от Джидды до Иерусалима

Подготовил Семен Чарный 28 июня 2023
Поделиться

В конце апреля известный архитектор израильского происхождения Моше Сафди рассказал, что вернулся из Саудовской Аравии: там находится один из его текущих проектов. Об этом пишет журналист The Times of Israel Рич Тенорио.

«Я чувствую, что эта страна резко меняется, — говорил он. — Последние несколько лет я работал над проектом в Джидде. Место меняется. И это демонстрирует, как быстро может измениться весь образ мышления страны».

Не каждый день сабра посещает саудитов. И, тем не менее, это всего лишь один день из жизни Сафди, чьи знаковые работы уже десятилетия украшают пейзажи по всему миру.

Моше Сафди

В 2022 году Сафди опубликовал мемуары под названием «Если бы стены могли говорить: моя жизнь в архитектуре», в них он рассказал о своей карьере и опыте. 

Книга включала воспоминания, связанные с местом его рождения: как он рос в Хайфе до того, как семья переехала в Канаду. Он много раз возвращался в Израиль для работы над крупными проектами: в первую очередь над реконструкцией Музея истории Холокоста «Яд ва-Шем» в 1990-х годах, а также над Детским мемориалом в начале своей карьеры;  международным терминалом в аэропорту «Бен-Гурион» и проектом пешеходной аллеи Мамилла, на реализацию которого ушли десятилетия из-за разногласий с различными группами населения, включая ортодоксов.

Некоторые его воспоминания имеют очень личный оттенок. В 1973 году Сафди прервал свой визит в Китай вместе с тогдашним премьер-министром Канады Пьером Трюдо, отцом нынешнего премьер-министра Джастина Трюдо. Разразилась Война Судного дня, и Сафди почувствовал себя обязанным помочь родине. Он поступил на службу в ЦАХАЛ в качестве преподавателя. Находясь в войсках, в Синайской пустыне, он показывал слайды своего оборванного путешествия по Китаю. 

Сафди пишет также о том горе, которое он испытал, узнав об убийстве премьер-министра Израиля Ицхака Рабина в ноябре 1995 года. В книгу включено изображение «движущегося» черно-белого надгробия, которое архитектор спроектировал для Рабина и его жены Лии. Оба они, как пишет Сафди, были его давними друзьями.

«Я думаю, для многих людей, которые восхищались, уважали и любили Рабина, это был очень горестный момент, — говорит Сафди об убийстве и сравнивает его с убийством Джона Кеннеди. — В любой культуре, любой обстановке эти травмирующие, меняющие жизнь события запечатлеваются в вашей душе».

Он выражает разочарование нынешней администрацией Нетаньяху, сетуя на то, что он считает «упущенной возможностью» в Соглашениях Авраама.

«Я не понимаю, почему он позволил себе присоединиться к ультраправым, — говорит Сафди. — Я не понимаю, что случилось с его мышлением государственного деятеля».

Он отмечает, что ни один из его архитектурных проектов в Израиле не относится к поселениям на Западном берегу.

Сафди стал известен в 1960-х годах. Его семья переехала в Канаду в 1950-х, после того, как экономическая политика Израиля затруднила бизнес его отца. В Канаде молодой архитектор попал в заголовки газет благодаря проекту «Хабитат», описанному в книге как «динамичный многофункциональный городской район», созданный благодаря его усилиям для Всемирной выставки 1967 года в Монреале.

Хабитат в МОнреале

К концу 1970-х Сафди снова переехал, на этот раз в Соединенные Штаты. Тогда его фирма сменила адрес на Бостон, сегодня она расположена в соседнем Сомервилле. Около 10 лет он занимал должность профессора Высшей школы дизайна Гарвардского университета и сейчас по-прежнему работает в Бостоне. 

Бостонский архитектурный колледж, где он читал лекции и получил звание почетного доктора, недавно курировал выставку его незавершенных проектов, которая закрылась в январе 2023 года. Президент Бостонского архитектурного колледжа Махеш Даас взял интервью у Сафди для сайта колледжа на ютьюбе.

«Он глобальный архитектор, — говорит Даас, который впервые узнал о Сафди еще когда учился в архитектурной школе на родине в Индии. — Его работы охватывают весь мир. Он действительно предлагает способы связать воедино ткань всего мира. Я не видел ни одного другого архитектора, который делал бы это так хорошо или мог бы отразить это через какие-то слова и истории».

Даас вспоминает свое волнение, связанное с посещением «Хабитат» во время его многочисленных поездок в Монреаль.

«Это кажется вам совершенно иным жилищным проектом, — говорит он. — Там есть гарантия, что даже в очень большом жилом комплексе можно поддерживать индивидуальность и достоинство, вплетая их в коллективную идентичность <…> Существует проблема с жильем, особенно с массовым. Очень легко сделать один модуль, единицу, которая теряется в коллективе. Вы не сможете отличить эту единицу от других в обычном жилищном проекте. Что меня поразило в «Хабитат», так это большое разнообразие и доступ к пространству, садам, видам, взаимосвязь между частями и углами, которые он создает. Совершенно особенный жилищный проект!»

Книга содержит перечисление архитектурных принципов, которыми дорожит Сафди. Одним из них является важность природы, отраженная в таких особенностях, как террасы и растительность. Еще одна концепция общественного пространства в городе сравнивается им с гостиной, в виде исторических примеров от агор до базаров. Важна также идея «молчаливого клиента»: помимо людей, которые нанимают его для проектирования здания, есть много других, кто будет здание использовать, например, медицинский персонал в больнице.

Он не боится нарушать традиции. Например, когда был спроектирован Центр исполнительских искусств Кауфмана в Канзас-Сити. 

Центр исполнительских искусств Кауфмана в Канзас-Сити

В своей книге Сафди рассказывает о разговоре с другим легендарным архитектором, Фрэнком Гери, о проблемах проектирования концертного зала. Гери рекомендовал ему нанять акустика Ясухису Тойота.

«Я послушал Фрэнка, — говорит Сафди. — Связался с Тойота. И это открыло целый ряд новых возможностей… Тойота с тех пор спроектировал несколько мюзик-холлов в Европе, гораздо менее “жестких”».

Где бы Сафди ни работал, влияние Израиля у него ощущается постоянно. Он пишет о своем интересе к «танцам с прошлым» — идее, которую он почерпнул в Израиле и к которой вернулся при проектировании работ в Квебеке и Оттаве.

«Все началось в Иерусалиме, — говорит Сафди. — Все говорили, что нельзя строить современные здания, гармонирующие с наследием Старого города. Кое-кто из моих сверстников утверждал: “Вы должны строить совершенно новые современные здания”. А я пришел к противоположному выводу. Достаточно гибкости и свободы действий, чтобы построить современное здание в диалоге с тем, что его окружает».

Хотя он разработал множество разнообразных проектов, работа над мемориальными пространствами всегда сопряжена с уникальными проблемами.

«Когда вы проектируете квартиры, рабочие места или школы, ожидания вполне понятны, — говорит он. – А когда вы приезжаете в места символической памяти, которые имеют глубокую культурную символику, это намного сложнее <…> «Яд ва-Шем» был особенно сложным. Это священное место, это мемориал, который также должен быть информативным».

Он объясняет свой мыслительный процесс в этом пространстве: «Ничто не должно конкурировать с нарративом. Экспонаты рассказывают вам историю. Вы выходите на свет в конце – драматическим образом – на смотровую площадку с видом на Иерусалим. Какой бы ужасной ни была история, мы победили; мы здесь; мы живы. Между прочим, это вызвало споры, когда я предложил это <…> особенно среди членов комитета по строительству из числа выживших. Но я думаю, большинство людей, побывавших в «Яд ва-Шем», говорят об этом моменте – о выходе с видом на Иерусалим в конце. Это момент размышления, созерцания, своего рода переориентации».

На открытии музея в 2005 году Сафди встретил ныне уже покойного магната казино и филантропа Шелдона Адельсона, который нанял его для нового проекта: курорта Адельсона под названием Marina Bay Sands в Сингапуре.

Marina Bay Sands в Сингапуре

«Это сложная история: два человека, которые очень сильно отличались друг от друга в своих политических убеждениях, — рассказывает Сафди. — Во многих отношениях мы были полярно противоположны. Тем не менее, он пришел ко мне по проекту «Яд ва-Шем» и доверил важное задание, которого я раньше не выполнял. Со всеми теми трудностями, с которыми мы столкнулись, нам все же удалось реализовать проект, который был чрезвычайно важен с архитектурной точки зрения и оказал глубокое влияние на Сингапур».

После завершения строительства Marina Bay Sands Сафди продолжил строительство еще одного проекта, для другого клиента, в Чунцине, в Китае: это был комплекс площадью более 111 гектаров. Как сказано в книге, Адельсон посчитал проект в Чунцине слишком похожим на Marina Bay Sands и в 2012 году подал иск против Сафди. Дело было решено в арбитраже, Сафди и Адельсон в конце концов вновь объединились.

Независимо от того, где он работает, Сафди считает, что его проекты оказывают долгосрочное влияние на будущее.

«Это единственное, о чем ты думаешь, — говорит он. — Ты думаешь, что люди будут пользоваться твоими зданиями. Надеешься, что они будут использовать их хорошо, наслаждаясь твоей работой. Главное — думать о тех людях, для которых разрабатываешь дизайн. Нет, это не универсальный акцент в моей профессии. Но это другая история…»

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Райхманны: потерять 10 млрд и изменить облик Лондона

Выпускники ешивы, братья Райхманн были легендарными фигурами. Слово их почиталось крепче стали. Они везде и всюду носили ермолки, ели только кошерное мясо без спаек и, невзирая на значительные убытки, останавливали все строительные работы на время шабата и еврейских религиозных праздников, которых набегало 64–65 дней в году. Поговаривали, что озадаченные брокеры-пресвитерианцы в Торонто корпели в обеденный перерыв над Талмудом, надеясь раскусить секрет Райхманнов.

Архитектура Тель-Авива: переосмысление образа, инновации, идеи

В рамках конкурса архитекторам и студентам архитектурных факультетов со всего мира предложили спроектировать пристройки к одному из существующих зданий в Тель-Авиве и Яффо таким образом, чтобы они могли стать определяющими для следующего этапа городской архитектуры.

«Я уверен, что фамилию Либескинд придумал Гофман»

«Я вырос во времена несвободы — в Польше, в мрачную послевоенную эпоху, когда у власти были коммунисты. Мы были к тому же евреями — неассимилированными евреями, всегда очень заметными на общем фоне. Ни у кого не было иллюзий, что мы можем быть союзниками власти. Все в стране было пропитано авторитарной атмосферой, все стороны нашей жизни. С тех пор я знаю, что ничего не может быть страшнее тоталитаризма и угнетения, это главная угроза».