Материал любезно предоставлен Tablet

Было время, когда я не мог толком оценить своего отца. Я любил его, но в его тихом голосе видел слабость, а не силу. Я не хотел быть таким, как он, — я чувствовал это, я это говорил и соответственно вел себя. И именно в то время, когда я был как никогда далек от него, когда я ничего не желал так страстно, как освободиться от своей семейной истории, Любавичский Ребе дал моему отцу благословение. «Придет день, — сказал Ребе, — когда вы будете гордиться своим сыном, он будет гордиться вами и вы оба будете гордиться мною». С каждым Б‑жьим днем я все больше горжусь своим отцом и надеюсь, что он и Ребе наслаждаются обществом друг друга и ведут философские беседы там, наверху.

Вот что я хочу рассказать вам о моем отце: мой отец был строителем мостов, мостов между поколениями. Благодаря его любви, распространявшейся вперед и назад во времени, я чувствую связь не только с ним, но и с моими дедушкой и бабушкой. Он был строителем мостов между культурами и религиями. Он учил и учился у индийских и мусульманских студентов, он преломлял хлеб с кардиналами и атеистами. Он ценил дружбу превыше всего. Он умел видеть в людях их лучшие качества и вытаскивать их на поверхность. И он добивался дружбы с позиции внутренней силы и с уверенностью, происходящей от знания того, откуда он пришел. Всю жизнь у него над рабочим столом висела фотография дома его детства в трансильванском Сигете.

Я хочу рассказать вам о том, что связывает и разделяет отцов и сыновей, о путях, которые ведут к дружбе, и расстояниях, которые нужно преодолеть, и о том, как видеть лучшее в людях. Я хочу рассказать вам о папином голосе, который мог греметь, призывая к справедливости мировых лидеров, а мог быть таким тихим, что заставлял даже самых скептически настроенных собеседников наклониться и слушать внимательно. Я хочу рассказать вам, каким замечательным и теплым человеком он был — не на мировой сцене, а в повседневном общении с людьми: со студентами, друзьями, таксистом, доктором, человеком на соседнем сиденье в самолете. Пришли ли вы, чтобы сообщить о своем восхищении им или несогласии с ним, он всегда осведомлялся, как вас зовут, и всегда находил время, чтобы выслушать вашу историю.

Я очень признателен колумнисту «Washington Post» Эли Саслоу за его сильную и действительно хорошую журналистскую работу, благодаря которой мы узнали историю Дерека Блэка и Мэтью Стивенсона. Дерек Блэк — сын Дона Блэка, известного белого расиста и редактора сайта Stormfront. Дерек с детства воспитывался так, чтобы унаследовать эту идеологию, и уже обзавелся последователями благодаря своим сильным лидерским качествам. Но хотя за воротами кампуса он вел ток‑шоу, посвященное вопросам расового превосходства, в самом университете — Нью‑Колледже Флориды — он предпочитал не высовываться и не афишировал свою деятельность. Впервые оказавшись вдали от дома, он решил попробовать мыслить рационально и вести себя соответственно.

Дерек оказался в одном колледже с Мэтью Стивенсоном — студентом‑евреем, который имел смелость устраивать субботние трапезы в месте, где никто другой таковых не устраивал. Мэтью в большой степени сын своих родителей. Его отец верил и распространял еврейское учение о самопреобразовании. Его мать, которая, к сожалению, покинула этот мир в прошлом году, всегда стремилась помогать другим. И Мэтью пришел в колледж с уверенностью в этих ценностях, которые разделял со своими родителями. Он нашел точки соприкосновения не только с евреями, но и со студентами из других групп и других религиозных общин и с теми, кто не исповедовал никакой религии, и сумел сделать свой стол местом встречи, дружеского общения и диалога. И потом он случайно встретился с Дереком Блэком; случай этот произошел из‑за музыки кантри, и у меня наконец есть причина быть благодарным музыке кантри.

Мэтью увидел в Дереке одинокую душу, человека, который — не по своей вине — вырос в атмосфере, где ненависть была вплетена в ткань повседневной жизни. И когда Дерек столкнулся с волной возмущения в кампусе, после того как какой‑то внимательный наблюдатель уличил его в расистской деятельности, Мэтью пригласил его к себе на субботнюю трапезу, куда собрались также его друзья. А потом еще на одну. И еще. И сблизившись с Мэтью и его друзьями — людьми, которых он был приучен ненавидеть, Дерек стал пересматривать свою позицию и свои чувства и раздумывал над тем, каково это — порвать со своим прошлым.

А потом он совершил невероятно смелый поступок — признал дружбу с Мэтью и тот факт, что ненависть больше не гнездится в его сердце. И в откровенном письме в одно либеральное онлайн‑СМИ он открыто дистанцировался от прежних своих взглядов, к которым был приучен с самого рождения.

В этой истории есть столько всего, на что непременно откликнулся бы мой отец, если бы был жив! Это история о том, что могут произойти совершенно неожиданные вещи, если только вы общаетесь с людьми, а не закрываетесь от них. А ведь сейчас, в 2017 году, как никогда силен соблазн окружить себя людьми, которые думают то же, что и вы, а когда кто‑то говорит то, что вас оскорбляет, вы тут же отфренживаете его на Фейсбуке.

«Слова, — писал мой отец, — иногда, в редкие моменты, приобретают свойства поступков». Когда Мэтью, Дерек и их друзья обменивались словами и идеями — шел ли в те минуты во всем мире разговор важнее?

Подумайте обо всех тех барьерах, которые мешают нам открыться другим людям и услышать их мысли, о стереотипах и предубеждениях. Я знаю, у меня есть свои. А каковы ваши?

• «Все те, кто голосовал за Трампа, поддерживают ультраправых, так что я не могу говорить с ними».

• «Ортодоксальные евреи думают то, что им сказали думать, они бы никогда не смогли понять меня».

• «Сионисты не могут быть феминистами — им не место в этом движении».

Мэтью и Дерек смогли сломать стены, подобные этим, чтобы узнать, что там, по другую сторону стены. Они продрались сквозь чащу ярлыков и предрассудков и обнаружили за ней друг друга, один человек — другого человека, не больше и не меньше.

Реакция на письмо Дерека не заставила себя ждать. Дерек писал мне, что для его отца разрыв единственного сына с движением был «смертельным ударом». Когда он вышел на связь со своими родными, те больше не были ему рады, однако отец по‑прежнему хотел его видеть. Он наплевал на возражения родственников, потому что не желал рвать отношения со своим сыном. Дерек пишет: «Временами было неловко, но… мы ведь провели годы, разговаривая о политике, науке, новостях, философии — и мы по‑прежнему могли вести эти разговоры. Я уже был в другом лагере, но я был все тем же человеком».

Понимает ли отец Дерека, какой у него вырос сын? Он должен бесконечно гордиться его смелостью, его смирением, его любовью. Я очень тронут тем, что они по‑прежнему разговаривают друг с другом, что отец Дерека любит своего сына больше, чем свою идеологию. И хотя мало что я не приемлю в той же мере, как пропаганду ненависти, проводимую Доном Блэком, я вдохновлен поступком его сына, который делает честь его отцу.

А благословение Ребе, которое мне в свое время так пригодилось, я передаю семейству Блэк с надеждой, что оно обретет там свой дом. Я молюсь сегодня о том, чтобы отец Дерека смог по достоинству оценить своего сына быстрее, чем мне удалось по достоинству оценить собственного отца — у меня это заняло десятилетия. Я молюсь о том, чтобы он присоединился к своему сыну и отверг ненависть. Я молюсь о том, чтобы в этот момент Дерек был бы горд своим отцом, его отец был бы горд своим сыном и они оба гордились бы Эли Визелем, да будет благословенна его память, человеком, который всем сердцем верил в мир, в диалог и в любовь между отцами и сыновьями. 

Текст основан на речи, которую Элиша Визель, избравший Дерека и Мэтью лауреатами премии Эли Визеля, произнес на вручении ежегодных наград поборникам еврейских ценностей (The World Values Network’s Annual Champions of Jewish Values Awards) в Нью‑Йорке 21 мая 2017 года.

Оригинальная публикация: My Father, Elie Wiesel