Майя Плисецкая. Все выше и выше

Ирина Мак 7 мая 2015
Поделиться

2 мая в Мюнхене умерла Майя Плисецкая.

Можно ничего к этому не добавлять — память легко воспроизведет портрет: веснушки, родинка, низкий тихий голос, так не вяжущийся с резкостью фраз. «32 фуэте — это не искусство, это спорт». «Коммунизм, я считаю, хуже фашизма». И вот еще: «Я впервые увидела Уланову в 1939 году. В Москву приехал Риббентроп».

В 1980‑х я много видела ее в консерватории. На премьерах Щедрина они сидели не в директорской ложе, а в партере, всегда кто‑то, не будучи знакомым с
 ними, здоровался, и оба, улыбаясь, отвечали. Ее воспитанность
 легко увязывалась в моем сознании с тем, что Плисецкая слыла в балетном мире интеллектуалкой — 
 в одном ряду с Екатериной Максимовой, которая тоже была из репрессированной семьи — внучка Густава 
Шпета. Роль инакомыслящих и
в балете трудно переоценить.

А впервые я увидела Плисец­кую лет в 12. Я 
шла в Ели­се­ев­ский, среди машин, остановившихся на светофоре, одна была иностранная, в ней сидела Плисецкая в зеленом. Существо из параллельного мира.

Фото ИТАР-ТАСС

Фото ИТАР-ТАСС

Плисецкая была миф, и не один, а много мифов. Один миф был — «Лебедь», другой — еврейское лицо советского балета. Хотя советскую власть она ненавидела люто, а еврейкой была больше для других, чем для себя. О расстрелянном отце, бывшем консуле на Шпицбергене Михаиле Плисецком, и осужденной на восемь лет матери, Рахили Мессерер, актрисе немого кино, не очень говорили, но все знали танцовщика и педагога Асафа Мессерера, дядю Майи, и тетю — Суламифь (Миту) Мессерер, балерину, в 1970‑х оставшуюся на Западе. В 1938‑м, после ареста родителей, Мита ее приютила. Дед Майи, зубной врач Мендель Мессерер, дал детям библейские имена, от отца ей достались профиль и глаза, которые до последнего сверкали, как будто впереди вся жизнь. Но для Майи происхождение было обстоятельством жизни — не смыслом. Толпа родственников раздражала ее, а традиции она не знала.

Когда в 2008 году я брала у Плисецкой и Родиона Щедрина интервью, она снова была в ярко‑зеленом. У Щедрина только что вышла опера «Очарованный странник». Я спросила: почему Лесков? Плисецкая ответила: «А вы выгляните в окно». Она рассказывала свою историю «9/11» — 11 сентября 2001 года она летела в Штаты: «У каждого человека есть свой ангел. Мы к нему не прислушиваемся, а слушаться надо». Cказала еще, что могла бы, если бы понадобилось, вытащить себя за волосы. Но что она делала всю жизнь, как не тащила — все выше и выше? И сама была выше всех — во всех смыслах, — и прыгала выше и дальше других. Куда одним в голову бы не пришло, а другим было страшно.

С молодых лет Плисецкая одна оправдывалась за от­сут­ству­ю­щий в СССР modern dan­ce: вот «Спартак» в постановке обожаемого ею, но не признанного в Большом Якобсона, первый балет не на пуантах. Вот «Кармен», которую она силой своего характера протащила в Большой театр, и я помню, как подействовала на меня ее Кармен в театре: будто меня выключили на время из жизни, а потом включили. Вот «Гибель розы» Ролана Пети (Adagietto Малера) и бежаровское «Болеро», которое мы знаем по бельгийскому фильму, потому что московскую пленку смыли. А балет на музыку Пьяццолы и «By Django», который Плисецкая танцевала под гитарные импровизации Джанго Рейнхарда, мы не увидели. Они для нас тоже миф.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Зеркало еврейской жизни

Фестивалю пришлось перейти от реальных проблем к реальной трагедии: отдельная программа короткометражек была посвящена событиям 7 октября 2023 года. Документальная «Семейная средиземноморская лихорадка» — видеодневник времен Второй ливанской войны, а в нем будни Сдерота — города на границе с Газой. Сирены, бомбоубежища, страх — то, что гонит одних членов семьи из Израиля, а других, напротив, побуждает остаться.

Как слова и действия папы Римского посеяли сомнения в его поддержке евреев

«Папа повторяет грехи папы Пия XII из нацистской эпохи, тайно поддерживая силы зла, которые стремятся уничтожить еврейский народ». Предположение папы о том, что Израиль может быть виновен в геноциде, прозвучало спустя более чем год после того, как для еврейских лидеров, участвующих в диалоге с католической церковью, наступило разочарование. Раздражение в нынешней ситуации усугублялось тем, что понтифик не впервые неудачно выстраивал свои отношения с мировым еврейским сообществом

The New York Times: Памяти Шалома Нагара, которому выпал жребий казнить Адольфа Эйхмана

Его назначили палачом, который должен был привести в исполнение приговор беглому нацистскому преступнику — это был единственный случай смертной казни в истории Израиля. Нагар признавался, что Эйхман, живой или мертвый, производил устрашающее впечатление. Рассказывая о казни, Нагар вспоминал Амалека — библейского врага древнего Израиля: Б-г «повелел нам уничтожить Амалека, “стереть память его из-под неба” и “не забывать”. Я выполнил обе заповеди»