Заправлявшая целой армией воров и карманников в Нижнем Ист-Сайде в конце XIX века, она была в своем деле так же искусна, как лучший биржевой маклер с Уолл-стрит

По книге Джорджа Уоллинга «Воспоминания начальника полиции Нью-Йорка» (1887)

Подробно описанный и воспетый в научных и популярных книгах на исторические темы, ставший местом действия романов, фильмов и пьес, нью-йоркский Ист-Сайд конца XIX — начала XX века был местом скопления разносчиков, портных, потогонных мастерских и многоквартирных домов-муравейников, едва пригодных для жилья. К 1910 году здесь на каких-то четырех квадратных километрах проживало 540 тыс. евреев. Бедность, невзгоды и ежедневная борьба за выживание заставили некоторых евреев-иммигрантов искать иные возможности заработка, а подчас и обогащения. Поэтому Нижний Ист-Сайд был рассадником всякого рода  мошенников, сутенеров, проституток, воров, карманников, гангстеров, жуликов, фальшивомонетчиков, поджигателей и хулиганов.

«Эта женщина на самом деле более двадцати лет была ядром и центром всей организованной преступности в Нью-Йорке. Говорят, она выдавала значительные суммы денег, без которых даже крупную аферу, даже кражу невозможно осуществить. Известно, что она скупала краденое, превращая таким образом грабеж в прибыльный бизнес».

— «Нью-Йорк таймс», 24 июля 1884 года

Фредерику (Мамашу) Мандельбаум трудно было не заметить. На пике известности — а в 1870-е — начале 1880-х за ней закрепилась дурная слава «королевы барыг» — она приковывала к себе внимание. Обаятельная полная дама, за сто килограммов. Журналист Герберт Эсбери, описывая ее внешность, отмечал «резкий изгиб губ и чересчур полные щеки», «маленькие черные глаза, густые черные брови и высокий покатый лоб, а над всем этим — копна черных мелких кудрей, которые обычно венчала маленькая черная шляпка с ниспадающими перьями».

Сама Мандельбаум представлялась владелицей небольшой галантереи на Клинтон-стрит в Нижнем Ист-Сайде, вдовой — ее муж Вольф умер в 1875 году, — матерью четверых детей, почетным членом общины Родеф Шолом, синагога которой находилась возле ее магазина и дома. (Магазин располагался на первом этаже, а роскошные семейные апартаменты — на втором и третьем.)  

Но на самом деле более двадцати лет Мамаша Мандельбаум была главной «барыгой» — скупщицей краденого — в Нью-Йорке. Не только в США, но и в Канаде и Мексике было известно,  что она заправляла гигантской преступной сетью: в ее распоряжении была целая армия воров, взломщиков, карманников, магазинных воришек и форточников, боготворивших Мандельбаум. Однако ее прикрывали или старались не замечать нью-йоркские полицейские и детективы — они намеренно закрывали глаза на ее незаконную деятельность или получали от нее плату. 

«25 лет миссис Мандельбаум вела прибыльный бизнес в качестве скупщицы краденого, — писал в 1884 году Роберт Пинкертон, один из основателей знаменитого Национального детективного агентства Пинкертона. — В США ее знал или по крайней мере слышал ее имя каждый вор и сыщик, к ней поступало награбленное чуть не из каждого города в стране, по которому проходились бродячие шайки профессиональных воров».

На Мандельбаум работало и то, что тогда было трудно, а то и невозможно отслеживать похищенные товары и определять их принадлежность, особенно если умело удалить ярлыки, этикетки и клейма. Даже в редких случаях, когда у нее случались неприятности с полицией, ее интересы искусно отстаивали Уильям Хоу и Абрахам Хаммель из известного адвокатского бюро «Хоу и Хаммель»: это агентство специализировалось на защите убийц, грабителей и других преступников. Мандельбаум ежегодно отстегивала им гонорар в 5 тыс. долларов (на нынешние деньги это 136 500 долларов), а они уберегали ее от тюрьмы — до тех пор, пока в 1884-м она не попалась в результате операции, проводившейся под прикрытием и лишившей ее столь доходного перекупочного бизнеса.

Для Мамаши, «сметливой» предпринимательницы, как ее часто называли, криминал и в самом деле был делом доходным, богатством своим она могла потягаться с любым магнатом с Пятой авеню. По подсчетам, за время своего более чем двадцатилетнего «правления» (1862–1884) она перепродала краденого на сумму до 10 млн. долларов (на современные деньги это примерно 273 млн.), и, вероятно, ее личное состояние составило от 500 тыс. до 1 млн. долларов (то есть от 13,6 до 27,3 млн. долларов в современном эквиваленте). 

Как заметил Джордж Уоллинг, начальник полиции Нью-Йорка с 1874-го по 1885 год и один из ее самых горячих поклонников, «она могла бы с легкостью заработать себе на безбедную жизнь, просто занимаясь своей галантереей. Но предпочла “печатать” деньги, ведя дела с ворами <…> и была в этом деле так же искусна, как лучший биржевой маклер с Уолл-стрит». 

Ей принадлежала недвижимость в Манхэттене, Бруклине, Олбани, Нью-Йорке и Пассейике (штат Нью-Джерси) — она в основном использовалась как склады для купленной у воров добычи.

Восхождение Мандельбаум к вершинам преступного мира Нью-Йорка было вызвано рядом обстоятельств. В 1850 году 25-летняя Фредерика Мандельбаум (урожденная Вайснер) приехала к своему мужу Вольфу Мандельбауму, который оказался в Нью-Йорке чуть ранее. Эти двое были в числе трех миллионов немецкоязычных иммигрантов, в период с 1820-го по 1880 год устремившихся в США, спасаясь от нищеты и ограничительных европейских законов. Среди них было примерно 150 тыс. евреев. Множество евреев и неевреев из Германии осели в Нью-Йорке, где, как и Фредерика с Вольфом, ютились в переполненных доходных домах района Кляйндойчланд (Маленькая Германия) в Ист-Сайде.

В Нью-Йорке Мандельбаумы поначалу кое-как перебивались, торгуя вразнос одеждой и безделушками — а в семье появилось прибавление: с 1860-го по 1867 год Фредерика родила двоих мальчиков и две девочки. Именно за это время Фредерика, которой хотелось от жизни большего, постепенно превратилась в «Мамашу» — степенную наставницу детей и подростков из бедных семей, обучавшую их мелкому воровству. Принесенную  добычу она у них покупала, а затем перепродавала торговцам, но чуть дороже. Так она стала скупщицей.

Криминальные операции «Мамаши» впервые привлекли внимание нью-йоркской полиции в 1862 году. В последующих рассказах о ней газетчики часто подчеркивали, что по происхождению она «еврейка из Германии». Джордж Уоллинг отмечал, что при перепродаже товаров она вечно торговалась, «что характерно для представителей этой нации».

На деньги, заработанные вместе с мужем, она взяла в аренду здание на Клинтон-стрит на углу Ривингтон-стрит, открыла в нем галантерейный магазин и поселилась там со своей семьей. К 1873 году Мандельбаумы уже были собственниками всего дома. Дела в магазине шли хорошо, однако у здания была длинная дощатая пристройка — она-то и служила много лет складом для хранения краденого. Позднее у Мамаши появились и другие склады для хранения воровской добычи.

Мамаша, которая неуклонно совершенствовала свой английский, по мнению Уоллинга, руководила всеми операциями: «деловая женщина до мозга костей».  Вольфа Уоллинг не принимал в расчет, называл «пустым местом». После смерти Вольфа Мамаша быстро прославилась как главная в городе укрывательница похищенного  «барахла».

Население Нью-Йорка все прибывало, появлялось все больше коммерческих предприятий, особенно текстильных, открывались все новые возможности для жуликов и грабителей. Мамаша умело пользовалась сочетанием демографических и экономических факторов и укрепляла разветвленную сеть преданных ей представителей преступного мира, мужчин и женщин, которые обеспечивали почти бесконечный приток краденого. 

Майкл Курц (он же «Еврейчик Майк»), главарь печально известной шайки карманников-голландцев и опытный медвежатник, и Софи Лайонз, по мнению Эсбери, «едва ли не самая известная аферистка Америки», — вот лишь двое из десятков мошенников, обращавшихся к Мандельбаум за помощью и советом. 

Она оказывала им покровительство, наставляла их, принимала у них краденое (позже нанимала их для кражи ценностей), устраивала для них вечеринки, ужины и пикники, а главное предлагала финансовую поддержку и вносила залог в случае ареста кого-либо из них. И, «если [ее] попытки [освободить их] были успешны, она всегда запрашивала с них вдвое против уплаченного», — подчеркивалось в биографическом очерке о ней, опубликованном в «Нью-Йорк таймс» в июле 1884 года. Судя по всему, никто из воров на эти поборы не жаловался. 

Мандельбаум знала толк в хороших вещах. Во-первых, она предпочитала шелк — популярную в XIX веке ткань, из нее шили дамские платья и корсеты, мужские галстуки-бабочки, носовые платки и прочие модные предметы туалета, и у нью-йоркских шелкоторговцев его было в избытке. Далее по списку шли сумки из тюленьей кожи, золото и столовое серебро, ювелирные изделия, кружева и другие ценные вещи — в том числе лошади и экипажи. Когда ее воры и карманники (а она специально натаскивала женщин-воровок, промышлявших в таких нью-йоркских универмагах, как Lord & Taylor и A.T. Stewart) приносили краденое, Мамаша покупала его и наживалась на перепродаже. За шелк по цене 3 доллара за метр она платила доставившему товар жулику чуть больше 20%  —  65 центов, а перепродавала по меньшей мере вдвое дороже.

Всегда настороже, она полностью доверяла лишь нескольким людям, среди них был старший сын Джулиус, который участвовал в семейном бизнесе, и ее главный помощник Герман Штауд (или Стаут). Часто, когда речь шла о товарах, которые ей предлагали, она посылала Штауда оценить их, прежде чем отдавать деньги из рук в руки. Мандельбаум бдительно следила за тем, чтобы перед перепродажей краденого вещи тщательно проверяли, нет ли клейм или меток. Потому что она понимала: чтобы не было проблем с полицией, на товаре не должно быть следов, которые могут навести на нее или на кого-нибудь из ее воров.

Несмотря на все меры предосторожности, в конце концов ее заманили в ловушку. 

Нью-йоркские торговцы шелком возмущались: ежегодно из-за краж они теряли 5-6 тыс. долларов. В 1884 году Питер Олни, недавно назначенный окружным прокурором Нью-Йорка, демократ, настроенный против Таммани, вознамерился положить конец разгулу преступности и коррупции в полиции Нью-Йорка и откликнулся на мольбы торговцев о помощи. Он решил арестовать Мамашу Мандельбаум. 

Наивным Олни не был. Он понимал: если поручить нью-йоркским полицейским накрыть преступную сеть Мандельбаум, ничего из этого не выйдет; полиция десятилетиями позволяла ей обходить закон, так будет и дальше. Вместо этого он нанял Роберта Пинкертона и его детективное агентство, там и разработали тайный план, как поймать ее с поличным.

Четыре месяца ушло на подготовку. Во-первых, три недели детектив из агентства Пинкертона Густав Фрэнк учился у торговца шелком тонкостям покупки-продажи шелка. Тогда же на рулоны шелка — они вскоре будут похищены, — нанесли тайные метки, которые не смогли разглядеть ни Мандельбаум, ни ее банда. Выдавая себя за пройдоху-торговца по фамилии Стайн, Фрэнк проник в ближайшее окружение Мандельбаум и завоевал ее доверие. Не прошло и трех месяцев, как она согласилась продать ему 11 тыс. метров шелка, среди них были и рулоны с тайными метками. 

Как только Олни понял, что у него есть веские основания для обвинения, Мандельбаум арестовали, а вместе с ней и ее сына Джулиуса и помощника Штауда. 

При обыске в ее доме детективы Пинкертона обнаружили тайник с огромным количеством краденых вещей, в том числе шелк и драгоценности.

Арест и появление Мандельбаум в полицейском суде Гарлема широко освещались в нью-йоркской прессе. Газета «Таймс» даже посвятила этому редакционную статью, где говорилось: «…нынешнее судебное разбирательство вскрыло позорный факт: годами в Нью-Йорке продавали и покупали краденое, причем в открытую, как будто это вполне законно. Бизнес мадам Мандельбаум находился под защитой закона точно так же, как бизнес любой из фирм, чьи краденые товары она выставляла на продажу».

Ей предъявили обвинение в хранении краденого шелка, но она вышла на свободу, внеся залог. Затем она добилась освобождения под залог Джулиуса и Штауда. А неделю спустя в суде Мандельбаум заявила о своей невиновности. 

«Я покупаю и продаю галантерейные товары, как и другие торговцы, — сказала она. — Я никогда сознательно не покупала краденое <…> я никогда, ни разу в жизни ничего не украла <…> мне кажется, кто-то выдвинул эти обвинения по злобе. Я никогда не подкупала полицейских и не пользовалась их покровительством. Я никогда никому не давала денег, чтобы подкупить или повлиять на кого-то из должностных лиц, и да поможет мне Г-сподь… Я не знала ни об одном украденном кусочке шелка <…> да, у меня есть имущество, нажитое <…> честным предпринимательством». 

Все же никак нельзя было назвать ее невинной жертвой, и в зале суда мало кто, включая судью и подчиненных Олни, поверил ей.

Такая умная и хитрая закоренелая преступница, как Мандельбаум, не собиралась садиться за решетку. Ее адвокаты сумели отложить судебное разбирательство на несколько месяцев, потребовав передачи дела в вышестоящую судебную инстанцию, — их требование было удовлетворено. 

4 декабря, когда наконец должен был начаться суд, Мандельбаум не смогли найти. Хотя детективы Пинкертона круглосуточно следили за ее домом, с помощью служанки, замаскировавшейся под хозяйку,  Мандельбаум сумела ускользнуть. На следующий день в газетах сообщили, что она на поезде пересекла американско-канадскую границу и приехала в Торонто в «дорогом пальто из тюленьей кожи с пелериной». 

Приехала она в сопровождении сына Джулиуса и Штауда. Олни оказался в сложной ситуации: в 1884 году виновные в преступлении, за которое осудили Мандельбаум, ее сына и помощника, не подлежали экстрадиции. Пришлось смириться с тем, что судить  Мамашу в Нью-Йорке можно будет лишь в том случае, если она добровольно вернется.

К 8 декабря троица переехала в город Гамильтон (штат Онтарио), в 67 километрах к юго-западу. Действуя независимо, полиция Гамильтона установила их местонахождение и после обыска арестовала за бродяжничество и якобы ввоз в страну краденых бриллиантов. 

Это было хлипкое обвинение, и оно не выдержало проверки: нью-йоркский ювелир, утверждавший, что бриллианты украдены из его магазина, приехал в Гамильтон на слушание, но не смог доказать, что это его драгоценности. Через несколько дней Мамаша Мандельбаум, Джулиус и Штауд вышли на свободу; а еще через несколько недель канадские власти вернули ей бриллианты: после того, как она оплатила таможенный сбор и расходы в размере 614 долларов.

После этого Мандельбаум поселилась в Гамильтоне и жила там относительно тихо. Некоторое время у нее была небольшая галантерея. 

По слухам, в следующем десятилетии она лишь однажды приехала в Нью-Йорк, чтобы присутствовать — на расстоянии — на похоронах своей младшей дочери Анны. Даже если это правда и она осмелилась пойти на такой риск, полиция ее не задержала. 

Она умерла в Гамильтоне 26 февраля 1894 года в возрасте 69 лет после продолжительной болезни. «Старая мамаша Мандельбаум умерла», — писала «Нью-Йорк таймс» о ее бесславной кончине в короткой статейке.

Мамаша Мандельбаум ушла, но о ней не забыли. Через год с небольшим в «Американском театре» состоялась премьера пьесы Эдварда Элфренда и Эндрю Уилера «Большое похищение бриллиантов»: эта мелодрама о любви удостоилась хвалебного отзыва в газете «Таймс». В пятиактной пьесе с убийством, похищением бриллиантов, юношеской любовью и заговорщиками на каждом шагу в конце концов появляется «фрау Розенбаум», которую газетный обозреватель описывает как «укрывательницу краденого типа Мамаши Мандельбаум». Как отмечает историк Рона Холуб, хорошо знакомая с биографией Мамаши, «театральная публика точно знала, кто прототип этого персонажа».

 Оригинальная публикация: ‘Marm’ Mandelbaum: Queen of the Fences