Маленький человек и большой мир

Валерий Шубинский 10 мая 2016
Поделиться

ШОЛОМ‑АЛЕЙХЕМ

Менахем‑Мендл. Новые письма

Перевод с идиша под ред. В. Дымшица. М.: Текст; Книжники, 2013. — 398 с.

Шолом‑Алейхем — явно не тот автор, от которого читатель (в том числе русский) ждет новинок. Однако «Менахем‑Мендл. Новые письма» — особая книга. Достаточно сказать, что в оригинале она (как единое целое) была опубликована с цензурными изъятиями (в «Советиш геймланд») в 1969 году, а без них (в Израиле) — еще на семь лет позже. Своеобразие этого произведения (с одной стороны — «халтура» для заработка, с другой — смелейший литературный эксперимент), возможно, стало причиной того, что оно долго оставалось полузабытым.

lech289_Страница_51_Изображение_0001_новый размерМенахем‑Мендл, люфтменч, человек воздуха, — один из трех вечных образов, созданных Шолом‑Алейхемом (два других — Тевье‑молочник и мальчик Мотл). Валерий Дымшиц в послесловии парадоксально (почти провокационно) сравнивает его, потомка почтенного, но обедневшего рода арендаторов, с пушкинским Евгением. Только вот дворянин Евгений покорно принимает «мелкобуржуазную» участь, которую («щей горшок, да сам большой») примерял на себя и Пушкин. Менахем‑Мендл против нее бунтует — он хочет быть Ротшильдом и терпит неудачу за неудачей. Он и живет‑то в эпоху, когда развитие капитализма наносит по мелкобуржуазному миру роковой удар. Мелкий буржуа, который выпал из своего класса, но не попал ни в Ротшильды, ни в пролетарии, ни в офисные работники, — это чаплинский Чарли. Одновременно (если уж мы используем образы русской классики) маленький человек и лишний человек. Менахем‑Мендл отличается от него только амбициозностью и прожектерством.

И вот он (движимый иррациональной логикой своей судьбы) становится из расклейщика газет политическим обозревателем… Стоп. Это не он, это Шолом‑Алейхем, получив предложение варшавской еврейской газеты «Гайнт» вести политическую хронику, решил делать это от лица своего персонажа. Если прежде он описывал в письмах жене свои нелепые похождения, то теперь — большую политику.

В чем головокружительная сложность задачи писателя? Он должен высказать свои мысли — так, чтобы они были понятны! — но языком персонажа, не нарушая логику его характера. Вот как, к примеру, это выходит:

«…Из‑за этих дел может разразиться настоящая война между самими “важными персонами”: “мы” с французом и с англичанином с одной стороны, немец с Францем‑Йойсефом и с итальянцем — с другой. На такой “свадьбе” славянам достанется то, что досталось фараону в Египте, да и турок получит по своей красной ермолке. Его главная беда, скажу тебе еще раз, только в том, что нет никого, кто бы дал ему дельный совет. Знаешь, чего ему не хватает? Ему не хватает маклера. Настоящий маклер, когда он вмешается в нужное время, совершенно меняет все дело. Так, например, вышло у дяди Пини с тетей Рейзей. Если бы тогда не вмешались два маклера, Витя, с одной стороны, и Рузенвельт, с другой, кто знает, чем бы дело кончилось…»

Современный читатель без комментариев не поймет, что дядя Пиня и тетя Рейзя — это Япония и Россия, ну а Витя — это граф Сергей Юлианович Витте, само собой. Читатели «Гайнта» это понимали. Менахем‑Мендл — это был, в сущности, один из них: маленький человек, возбужденно обсуждающий большую политику, «пикейный жилет», — с одним роковым вопросом в конце: «хорошо ли это для евреев?»

При этом Менахем‑Мендл не просто наблюдатель. Он остается прожектером. У него есть подробные планы для всего, будь то урегулирование балканских конфликтов или выкуп Земли Израилевой у султана. Бейлис еще не оправдан — а Менахем‑Мендл уже разработал подробный план его американского турне, с финансовым обоснованием. Но за всем этим стоят подлинные мысли Шолом‑Алейхема. Смешной суетливый люфтменч был его ироническим альтер эго — это подчеркивается в послесловии. Иначе эксперимент был бы невозможен.

Второй голос, который мы слышим , — голос супруги Менахем‑Мендла, Шейны‑Шендл. Если он — «маленький/лишний человек», она — «простой человек», со своим элементарным здравым смыслом:

«Они имеют в виду ту землю, которую ты выковырял черт‑те где, Манголу эту, и устраиваешь в ней свой проект. Они — синисты, и они недовольны, почему, дескать, ты не держишься за Землю Израиля, ведь Земля Израиля — лучше… И правда, на что она тебе, Мендл, Мангола эта? Я — простая баба и в таких вещах, в отличие от тебя, не разбираюсь. Но сдается мне, что мама говорит то же самое: «Свое — не чужое, а чужое — не свое…» <…> Может быть, ты надумал дуриком заманить туда меня с детьми и с мамой, чтоб она была здорова? Сразу тебе говорю, дорогой мой супруг, выкинь это из головы. Никуда я не поеду, лучше уж в могилу, чем в Манголу».

И таким образом они втроем — муж, жена и Шолом‑Алейхем за сценой — обсуждают и общеевропейские дела, и еврейские: споры на сионистских конгрессах, разные проекты территориального обустройства евреев (в том числе и в Анголе, которую Шейна‑Шендл называет Манголой), и вопрос о статусе иврита и идиша (для Шолом‑Алейхема очень важный). Но за всем этим звучит одна тревожная нота. Мы ее уже слышали — это предчувствие большой войны. Предчувствие, которое в 1913 году было далеко не у всех.

И последнее: традиция перевода Шолом‑Алейхема, сложившаяся в советское время, создала у русского читателя определенный образ его стиля. Писатель кажется слишком уж «простым», «народным», «ясным». Дымшиц и в переводах (подавляющее большинство писем перевел он сам) демонстрирует, и в послесловии тонко характеризует внутреннюю сложность и многослойность шолом‑алейхемовской стилистики, даже в текстах, предназначенных для газеты и лишь «полухудожественных».

Книгу дополняют пять писем, написанных десятилетием раньше, предназначенных для основного, знаменитого «Менахем‑Мендла», но не вошедших в его окончательную редакцию.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Commentary: Второй геноцид Volkswagen

Многие германские компании потворствовали использованию рабского труда, повлекшего за собой смерть десятков тысяч узников как Дахау, так и других лагерей. В частности, в годы Второй мировой войны компания Volkswagen наживалась на труде подневольных работников. Однако и в последнее время Volkswagen сознательно использует принудительный труд, на этот раз на своем заводе в Синьцзяне, где уйгуры, представители порабощенного национального меньшинства, производят и тестируют автозапчасти

Широта натуры и узость мировоззрения: декабрь 2024

Наша эмигрантская пресса еще и еврейская, и «еврейский вопрос» — уже не только в российском, но и в общемировом аспекте — занимал все более заметное место в публикациях. Не забывая о России, они все больше писали на тему «евреев в мире» — в политической и культурной жизни, экономике и войне, науке и спорте, криминальной и светской хронике. Старый знакомый русских евреев — антисемитизм — повсеместно возрождался, приобретая все новые обличия