В Еврейском музее и центре толерантности в Москве открылась выставка под названием «Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты. Люди на Великой Отечественной войне». Экспозиция открыта до 4 августа.

Шинель на гвозде, вещмешок у входа в узкий темный коридор, едва подсвеченный тусклыми лампами, дает понять: героического нарратива в том понимании, которое присуще многим выставкам ко Дню Победы, здесь не предвидится. Речь пойдет о настоящей, невыдуманной войне, о жизненных историях, воспоминаниях и скорее всего о смерти. 

Кураторы проекта — известный историк Олег Будницкий, Мария Гадас и Светлана Амосова — с порога, для понимания контекста, приводят статистические данные. 

Советские евреи, за двадцать лет до начала войны перебравшиеся из местечек, осели в небольших или крупных городах.  

Бесспорной ценностью в еврейской среде всегда считалось образование, которого многие в черте оседлости были лишены. Теперь наконец выходцы из местечек воспользовались возможностью его получить. 

В результате евреи накануне войны составили 15,5% от всех советских граждан с высшим образованием. Некоторые из них своей профессией выбрали военное дело. 

Благодаря недавно открытым архивным источникам о составе Красной армии стало известно, что на 1 мая 1944 года количество евреев среди старших офицеров достигло 8%. Только генералов-евреев насчитывалось уже 149. К концу войны их число превысило 200 человек. 

Но воевали не только офицеры, но и обычные солдаты, рядовые. Кто-то из них был мобилизован, кто-то ушел на фронт добровольно.  

Выставка, названием которой выбрана строка из песни Владимира Высоцкого «Братские могилы» (1964), сосредоточена на том, чтобы современный зритель услышал голоса людей войны, ощутил, что они чувствовали, что пережили.

Следует помнить, что для всех военнослужащих существовал негласный запрет на ведение дневников. 

Поэтому важную роль в фиксации воспоминаний о войне по горячим следам сыграла деятельность Комиссии по истории Великой Отечественной войны Академии наук СССР, созданной 10 декабря 1941 года и проработавшей до декабря 1945-го. Инициатором ее создания был историк Исаак Израилевич Минц.  

«Нужно поговорить с бойцами, офицерами, участниками великих событий, записать их рассказы», — формулировал он задачу Комиссии, благодаря деятельности которой за несколько лет был собран огромный материал. Сегодня он хранится в Научном архиве Института российской истории РАН. 

В витрине можно видеть стенограммы бесед, записанных сотрудниками Комиссии Минца. 

Герой Советского Союза, генерал-майор Яков Григорьевич Крейзер, выходец из семьи воронежского торговца «секонд-хэндом», к началу войны командовавший мотострелковой дивизией, объясняет: «Почему я пошел в Красную Армию. Прежде всего на меня сильное впечатление произвело хозяйничанье Мамонтова с его погромами в Воронеже. Сам я получил от казака плеткой за то, что я “не чистый ариец”». 

Архивным материалам в этой части экспозиции «аккомпанируют» снимки из коллекции Александра Бородулина авторства главных военных фотографов: Евгения Халдея («Объявление о Великой Отечественной войне»), Александра Устинова («Рытье противотанковых рвов под Москвой»), Ивана Шагина («Сбитый немецкий самолет демонстрируется на площади Свердлова»), Наума Грановского («Оборона Москвы»). 

Летом 1941 года вышло постановление «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения». Союз советских писателей в мобилизации принял активное участие. Была сформирована так называемая «Писательская рота». В ополчение записалось 105 писателей. Евреи составляли вторую по численности национальную группу в этой роте после русских. 

Среди них Юрий Либединский, Рувим Фраерман (автор повести «Дикая собака Динго»), Семен Гехт, Арон Гурштейн, венгерские политэмигранты Александр Фоньо и Бела Иллиш, австрийский литературовед Меер Винер и другие. 

Оказавшаяся на направлении главного удара вермахта под Вязьмой в начале октября 1941 года, 8-ая дивизия (и вместе с нею «Писательская рота») была почти полностью уничтожена. 

На фоне груды мешков с песком, символизирующей артиллерийское укрепление, мы видим в экспозиции каталожный библиотечный шкаф. Табличка, стоящая на нем, сообщает: «Товарищи читатели, заказывать книги из этой картотеки невозможно». 

В выдвижных ящиках — карточки с биографиями литераторов, погибших в Вяземском котле в 1941-м. 

А на темно-зеленой стене — стихи Давида Самойлова (настоящая фамилия Кауфман): 

Перебирая наши даты,

Я обращаюсь к тем ребятам,

Что в сорок первом шли в солдаты…

Избранные фрагменты дневника поэта о том, как в 1942 году он был отправлен на Волховский фронт, можно послушать в исполнении актера Алексея Верткова. 

Здесь же, в красном бревенчатом вагоне, напоминающем об эшелонах с эвакуированными, звучат тексты дневников литературоведа Якова Семеновича Билинкиса, полковника медицинской службы Анны Менделевны Гробер-Рапопорт, Виктора Исааковича Житомирского, во время ленинградской блокады обеспечивавшего оперативной связью штаб Ленинградского фронта, Вилена Ефимовича Садовского, студента Суриковского училища, погибшего в 1944-м. 

Михаил Абрамович Гершензон, редактор детской литературы в Госиздате и Детгизе, переводчик «Сказок дядюшки Римуса» Джоэля Харриса и автор повести «Робин Гуд» по мотивам английского фольклора, служил переводчиком в штабе 5-й армии Западного фронта. Он стал, очевидно, единственным писателем, успевшим сообщить жене и детям о собственной смерти. 

Будучи смертельно ранен, 8 августа 1942 года Гершензон написал: «Лилюсика, жена, Юрашка, Женька, я вас люблю. Мне не жалко смерти, а целовать вас хочется, крепко вас целовать, я умер в атаке, ранен в живот. Когда подымал бойцов, это вкусная смерть. Я уверен, что мы победим, вам будет хорошая жизнь…»

Фотографический сюжет продолжается работами из собрания А. Бородулина: Дмитрий Бальтерманц («Атака», «Ближний бой», «Горе»), Яков Рюмкин («Красноармейцы проходят по улицам Сталинграда после завершения боев за город», Георгий Липскеров («Пленение генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса»), Георгий Зельма («Флаг победы над центром города»), Макс Альперт («Советские кавалеристы в сабельной атаке»), Аркадий Шайхет («Девушки в 1941 году подписывают присягу под Москвой») и другие работы.

Отдельная глава выставки посвящена военным корреспондентам. В силу нехватки журналистских кадров таковыми становились писатели. Их отбором занималась Оборонная комиссия Союза писателей СССР. Илья Сельвинский работал в газетах «Сын Отечества», «Боевой натиск», «На разгроме врага». Василий Гроссман служил в центральной военной газете «Красная звезда», где были напечатаны его знаменитые очерки о Сталинградской битве. В витрине выставлен в том числе автограф записи Гроссмана о лагере смерти в Треблинке.

Самая страшная глава экспозиции, и этот зал наглухо обшит темными досками, посвящена свидетельствам преступлений против человечности. Душераздирающие фотографии с массовыми казнями в гетто и их жертвами были найдены у пленных немецких солдат и на освобожденных от фашистов территориях. 

Эта часть фотоархива Евгения Халдея в России демонстрируется впервые. 

Сам Халдей, уроженец Юзовки (ныне Донецк), учился в хедере, потом работал на заводе. В 16 лет стал фотокорреспондентом, с 1939 года — корреспондентом «Фотохроники ТАСС». Был участником съемок Потсдамской конференции и Нюрнбергского процесса. А в 1948 году Евгения Халдея уволили из ТАСС по обвинению в «недостаточном образовательном уровне» и «низкой политической грамотности». 

Фотоархив Халдея также дополнен снимками из коллекции А. Бородулина: из лагеря смерти Бухенвальд — американской военной корреспондентки Маргарет Бурк-Уайт, печи крематория концлагеря Штуттгоф — Марка Маркова-Гринберга, печи Майданека — Якова Рюмкина… 

Кураторы рассказали и о судьбах военных врачей, возвращавших в строй раненых солдат: например, Григория Израилевича Гольдина, хирурга-уролога, во время обороны Москвы вывозившего бойцов с передовой, или батальонного врача Григория Давидовича Кочмана, награжденного медалью за взятие Будапешта…

Без известных строк Иона Дегена эти скорбные повести не могли бы обойтись:  

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

И строки эти предваряют финал, посвященный Победе, с которой, как и с объявлением о начале войны, неразрывно связан редкий по тембру бас диктора Юрия Левитана. 

«Голос войны и надежды», Юдка Левитан родился в семье члена правления еврейского молитвенного дома города Владимира, портного Берки Шмульевича Левитана. За зычный голос Юдку прозвали Трубой.

Когда юноша приехал в Москву поступать в кинотехникум, он еще имел сильно окающий владимирский говор. Педагоги из МХАТа исправили его произношение. И с 1934 года Левитан уже вел трансляции парадов на Красной площади. 

Заключительный раздел экспозиции оформлен почти шпалерной развеской хрестоматийных фотографий Георгия Петрусова, Михаила Грачева, Ильи Аронса, Валерия Гинзбурга, Ивана Шагина, Якова Рюмкина, Якова Халипа, Семена Альперина, Самария Гурария и Евгения Халдея, а также стихами Павла Когана:

Разрыв-травой, травою-повиликой

Мы прорастем по горькой, по великой,

По нашей кровью политой земле…

И только тут, уже в этой комнате раздаются бравурные звуки «Марша Победы» композитора Давида Тухманова.