В галерее «MustART» до конца лета показывают цветные литографии Марка Шагала.

Камерная экспозиция графики Шагала «Послание света» формально не приурочена ни к какой дате. Но день рождения художника, 7 июля, оказывается срединной точкой выставки, длящейся

с 19 июня по 31 августа. И придя к Шагалу «на день рожденья», попадаешь в тот ближний круг, где рядом оказываются Давид и царская дочь Мелхона, прекрасная Эсфирь, зеленоглазый Иов, в молитве ищущий опору в минуту отчаяния, несчастная Ноеминь, потерявшая мужа и сыновей и теперь отпускающая невесток в «дом отца», и Руфь, отказывающаяся ее покинуть… Библейские герои и страдальцы, пророки и праведники, цари и вдовы, собирающие упавшие колоски на чужом поле, все они, вплоть до Адама и Евы, оказываются здесь.

Эта наша встреча с ними «у Шагала» более чем естественна. Название выставки «Послание света» — очевидная отсылка к знаменитому Национальному музею Библейского послания Марка Шагала, который открыл в 1973‑м Андре Мальро, писатель и тогдашний министр культуры Франции. Этот музей — сам по себе целостное авторское высказывание художника. Шагал не просто передал в дар Франции 17 полотен на темы Бытия, Исхода, Песни Песней царя Соломона, гобелены, рисунки, гравюры и скульптуры 1950‑х годов. Он принимал участие и в разработке проекта аскетичного здания из белого камня. Создал для киноконцертного зала сияющие витражи «Сотворение мира», а одну из стен украсил мозаикой, на которой пророк Илия взмывает в огненной колеснице на небеса на глазах изумленного ученика. А вокруг уж не земля, а звезды‑созвездия, среди которых можно углядеть и Стрельца, смахивающего на античного кентавра, и Весы, и Деву, и Льва, и Козерога, почти не отличимого от козочек из Витебска, как дома гуляющих по полотнам Шагала. Созвездия зодиака и скромные обитатели домиков из штетлов подхвачены одним потоком, увлекающим в головокружительном движении небо и землю, космос и время.

Космос — понятие античное. Представление о времени истории, устремленном в будущее, будто стрела в руках Стрельца‑кентавра, рождено Библией. Шагал пытается соединить‑примирить эти две традиции. Он использует художественный язык, знакомый Европе, будь то витражи, привычные в соборах, или древнеримские мозаики с круговой композицией знаков зодиака, чтобы донести древнее библейское послание до дня сегодняшнего. Поэтому появление еврейского пророка в окружении античных мифологических персонажей, населявших небеса древних греков и римлян, вовсе не дань эклектике. Он появляется отнюдь не как «беззаконная комета в кругу расчисленных светил», а как вестник иного закона — единого Б‑га. Фактически в той южной мозаике Шагала оживает с пленительной живостью метафора ключевого сюжета истории — перехода от многобожия к монотеистической религии. Этот переход связан, конечно, с историей Моисея и его народа, с историей Исхода и нахождения Земли обетованной… Иначе говоря, для Марка Шагала библейское послание было неразрывно связано с посланием об истории, испытании, страдании и вере своего народа. Показательно уже одно то, что в качестве героя монументальной мозаики выбран бессмертный пророк Элияу, чьи слова «Г‑сподь — один Б‑г» три тысячи лет подряд звучат в конце службы Йом Кипура, Судного дня.

Для Шагала ожидание встречи с пророком Элияу связано с самыми яркими переживаниями детства. В книге «Моя жизнь» он описывает их так: «…Ничто не волнует меня так, как строки и картинки Агады, да еще полные бокалы красного вина. Так и хочется выпить их все. Но нельзя. Мне кажется, что в папином бокале вино еще краснее. В нем отблеск темной королевской лилии, мрак “гетто” — удел еврейского народа, и жар Аравийской пустыни, которую он прошел ценою стольких мук. <…> Отец поднимает бокал и посылает меня открыть настежь дверь. Дверь настежь. Чтобы мог войти пророк Элияу? Сноп звездных искр серебром по синему бархату неба — ударяет мне в глаза, проникает в сердце. Но где же он, Элияу, со своей белой колесницей?»

Но далеко Музей Библейского послания в Ницце — как от Москвы, так и от Витебска. Далеко та мозаика с колесницей пророка. Какое отношение она имеет к цветным литографиям, что показываются в Москве? Они и сделаны много раньше — в 1960‑м. И не для музея, а для последнего номера французского журнала «Верв» (его издавал Эжен Териад), полностью посвященного Шагалу и его иллюстрациям к Библии. Часть выпуска, очевидно предназначенная для коллекционеров, была не сброшюрована и продавалась в папках. Если учесть, что четырьмя годами раньше в том же издательстве Эжена Териада вышло роскошное издание Библии с офортами Шагала, то могло показаться, что эти иллюстрации к Библии — своего рода post scriptum к уже изданной книге. Дополнение к уже сделанным иллюстрациям Библии, заказанным еще Амбруазом Волларом, парижским маршаном, из галереи которого вышла едва ли не вся новая французская живопись и художники парижской школы. Еще в 1923 году Воллар предлагает Шагалу, недавно перебравшемуся из советской Москвы в послевоенный Берлин, заказ на книжные иллюстрации. Шагал выбирает, в частности, «Мертвые души» Гоголя, басни Лафонтена и Библию. За 16 лет, прошедшие до начала Второй мировой войны и смерти Воллара, Шагал успел побывать в 1931 году в Палестине и Египте, создать множество гуашей и 66 офортов к Библии. После войны к ним добавились еще 39. Все они легли в основу издания Библии с его иллюстрациями, которое осуществил Эжен Териад.

Казалось бы, многолетний труд завершен. Но Шагал не торопится «расстаться» с Книгой книг. Вдогонку солидному изданию появляются новые иллюстрации на библейскую тему. Цветные литографии он печатает в парижской мастерской братьев Мурло, причем в работе участвует известный мастер Шарль Сорлье. Как точно заметила Наталья Апчинская, известная исследовательница творчества Шагала, «если при работе над офортами Шагал учился у Рембрандта и Эль Греко, то в цветных литографиях <…> ощущается его связь с венецианскими колористами и современными мастерами цвета, такими как Матисс или Боннар».

Но Шагал не только делает неожиданный для многих шаг, сближая современное искусство и библейские сюжеты. Он выходит за пределы Книги — в мир, неся ее послание в витражах, гобеленах, в музее, в конце концов. В 1962‑м он работает над витражами «Двенадцать колен Израиля» для синагоги больницы «Хадасса» в Иерусалиме. Для нового здания кнессета в Иерусалиме в 1969‑м создает мозаику «Стена Плача» и три гобелена («Пророчество Йешаяу», «Исход», «Вход в Иерусалим»). Он дарит Франции свою библейскую серию, которую показывают в Лувре в 1967‑м и для которой будет создан в Ницце тот самый Музей Библейского послания Марка Шагала.

Иначе говоря, литографии 1960 года, отпечатанные в мастерской братьев Мурло, стали не финальным аккордом, послесловием к иллюстрациям Библии, а прологом к мощному библейскому посланию Шагала как синтезу искусств, времен и традиций. Франц Мейер, говоря о потенциале цветной литографии для творчества Шагала, заметил, что «она окрыляла живопись для полета по миру». Можно добавить, что она же дала крылья Библейскому посланию в целом. Не потому ли архаичная упрощенность формы тут сплавлена с огненной экспрессией, монументальность композиций — с пронзительной лирикой, а встреча с ангелами выглядит столь же естественной, как с путниками у порога дома?

Но самое невероятное, что, работая над библейскими темами всю жизнь, художник смог сохранить то ощущение пленительной поэзии подлинника, что поразило когда‑то его в детстве, оставив желание «передать эту тайну». Не разгадать — передать. Судя по тому, что встреча с библейскими пророками, героями, царями «у Шагала» по‑прежнему полна жизни, ему это удалось.