Кампания по дезинформации об антисемитских процессах
Более 25 лет назад меня попросили отредактировать англоязычное издание сборника «Неправедный суд: последний сталинский расстрел» , который вышел в Москве в 1994 году и включал стенографический отчет о тайном суде над пятнадцатью членами Eврейского антифашистского комитета. В то время я тесно сотрудничал с ныне покойным Владимиром Павловичем Наумовым, который оказал мне щедрую помощь, когда я провел собственное исследование истории ЕАК, чтобы написать предисловие к англоязычному изданию этого сборника.
В нем я рассказал о реакции Запада на исчезновение деятелей еврейской культуры, выраженной во время визита Александра Фадеева в Нью‑Йорк и Париж в 1949 году, поездок Ильи Эренбурга в Париж и Лондон в 1949 и 1950 годах , а также о встрече певца Пола Робсона с Ициком Фефером в Москве в 1949 году . Я также упоминал, как Пол Новик и другие американские коммунисты‑евреи реагировали на слухи о судьбе советских идишских писателей .
Мне уже тогда было очевидно, сколько усилий Кремль прилагал в течение ряда лет, чтобы скрыть то, что произошло с членами ЕАК. Эта кампания по дезинформации длилась почти 40 лет после одного из самых циничных преступлений Сталина, совершенного всего через несколько лет после поражения нацистской Германии.
Убийство Соломона Михоэлса в январе 1948 года и последовавшие за ним публичные государственные похороны можно назвать первым шагом в этом процессе. Несмотря на то что он был убит по личному приказу Сталина, режим не был готов публично осудить его. Вместо этого убийство было представлено как дорожно‑транспортное происшествие, и его поклонникам было позволено оплакивать Михоэлса. В прессе о нем не было сказано ни одного отрицательного слова. Однако мы знаем, что за несколько месяцев до печально известного процесса над Сланским в ноябре 1952 года советские следователи, отправленные в Прагу, во время пыток подсудимых‑евреев упоминали С. Михоэлса, называя его «вероломным сионистом» .
Даже объявление о «деле врачей» в январе 1953 года содержало ложь в отношении судьбы Еврейского антифашистского комитета. Все мы помним, как советская пресса впервые обвинила Михоэлса в том, что он «известный еврейский буржуазный националист». Но в сообщении ТАСС также упоминался Борис Шимелиович, бывший заведующий Боткинской больницей, проходивший по делу Еврейского антифашистского комитета. Утверждалось, что Шимелиович участвовал в заговоре врачей с целью убийства советских лидеров. В тексте не говорилось, был ли он арестован или нет, и не сообщалось, что он уже мертв. В сообщении не упоминался и суд над членами ЕАК, где подобное обвинение не предъявлялось. Но, упоминая одного из подсудимых в том процессе, Кремль, вероятно, готовился связать дело ЕАК, остававшееся государственной тайной, с «делом врачей», о котором только что было объявлено.
Здесь я хотел бы напомнить об официальном опровержении «дела врачей», которое произошло всего через месяц после смерти Сталина. В двух сообщениях в «Правде» от 4 и 6 апреля 1953 года говорилось, что врачей ложно обвинили и теперь они освобождены. Также все обвинения были сняты с Соломона Михоэлса.
В советской истории подобное заявление было беспрецедентным жестом со стороны режима, который никогда не совершал ошибок и никогда не признавал своей неправоты. Ничего подобного этому официальному признанию в преступлении никогда не было в советской печати.
Однако у откровенности Кремля были пределы. По меньшей мере двое врачей подвергались пыткам: среди упомянутых в заявлении ТАСС от 13 января 1953 года были профессора М. Б. Коган и Я. Г. Этингер. Теперь же их имена не упоминались в списке реабилитированных — заметное и необъяснимое отсутствие. Не было упоминания и о Борисе Шимелиовиче. И ничего не говорилось о репрессиях против Еврейского антифашистского комитета, казни его членов или широкомасштабной чистке деятелей идишской культуры. Никогда не было полного объяснения преследований, угроз, увольнений с работы и общей атмосферы страха, охватившей страну в течение антисемитской кампании, особенно в январе и феврале 1953 года. Не шло речи и о широкой пропагандистской кампании, продолжавшейся уже несколько лет. Никаких извинений за истерию в больницах, за панику в еврейских семьях, за яростные обвинения в адрес сионизма и Израиля. Слова «еврей», «сионист», «Джойнт» и «американский империализм», которые так громко прозвучали в январской передовице «Правды», не появились в апрельских опровержениях. В них инициатора «дела врачей» Михаила Рюмина обвиняли в «разжигании чувства национального антагонизма», и при этом не уточнялось, что он преследовал евреев.
Вся антисемитская кампания была настолько публичной и всеобъемлющей, что рассмотрение ареста врачей как изолированной судебной ошибки означало: режим, несмотря на свое беспрецедентное признание, занимался своего рода сокрытием — в то самое время, когда он освобождал выживших врачей и дезавуировал обвинения против них. Даже когда режим «реабилитировал» Соломона Михоэлса, сняв с него все обвинения в измене и шпионаже, он не смог сказать, как он погиб и кто заказал его убийство.
Здесь я хотел бы упомянуть еще одну фальсификацию, которая (по крайней мере, в еврейских кругах на Западе) еще больше запутала людей в отношении судеб подсудимых. В 1956 году журналист Бернард Тернер опубликовал в идишском журнале Die Goldene Keyt («Золотой ключ»), который издавался в Израиле, статью, где обвинил Илью Эренбурга в предательстве обвиняемых по делу ЕАК. Тернер утверждал, что находился в сибирском трудовом лагере вместе с Ициком Фефером и Давидом Бергельсоном, которые рассказали ему о суде и о судьбе других осужденных. По словам Тернера, ему сказали, что Перец Маркиш находится в одиночной камере в том же трудовом лагере, а Соломон Лозовский покончил жизнь самоубийством на Лубянке после перенесенных пыток. Тернер также утверждал, что они якобы сказали ему, будто Илья Эренбург был главным свидетелем обвинения. Статья Тернера была полной выдумкой. Тернер не мог видеть подсудимых, потому что они никогда не покидали Лубянку живыми.
К сожалению, обвинения Тернера были подхвачены Le Monde в Париже и левым журналом Dissent в Нью‑Йорке. Не говоря уже о том, что такая клевета компрометировала авторитет Эренбурга на Западе, она помогла советскому государству и дальше скрывать правду о процессе и переложить вину с Кремля на еще одного еврея.
И даже в 1968 году, когда в Москве вышел сборник стихов Переца Маркиша, расстрелянного в 1952 году, в предисловии Сергея Наровчатова при описании судьбы поэта использовались лишь неуклюжие эвфемистические выражения: «тьма, которой он так страстно противостоял, сомкнулась вокруг него» .
Еврейский антифашистский комитет как сообщество памяти
Михоэлс и принц Реубейни
