На еженедельном блошином рынке в столице Германии Кристоф Кройцмюллер, историк Холокоста и куратор новой постоянной экспозиции в Еврейском музее Берлина, наугад выхватил на букинистическом развале семейный фотоальбом нацистского периода. Кройцмюллера привлекли в нем не столько оставшиеся черно‑белые фотографии, сколь отсутствовавшие.

«Снимки все выдраны», — сказал он, указывая на страницу со следами отклеенных фотографий. Можно разглядеть только танк и солдат, позирующих на «мерседесе». Это страница, посвященная войне?

Открывается альбом окошечком в рай: немецкая пара со своими голенькими малышами на пикнике в лесу. А вот большинство остальных фотографий было переклеено, с нарушением хронологического порядка.

«Можно предложить такое невинное объяснение: хозяин альбома ненавидел войну и не хотел о ней больше думать, — сказал Кройцмюллер, рассуждая о пропавших снимках. — Но может быть и другая, неприглядная причина. Возможно, на этих фотографиях оказались запечатлены убийства. Я полагаю, он действительно мог не хотеть больше думать о войне. На оставшихся фотографиях, которые вы видите, нет военных сцен».

У того же продавца Кройцмюллер взял еще один альбом; он был найден в квартире после смерти жильца. В нем все фотографии на своих местах и аккуратно подписаны. Начинается все тоже с «райской» картинки: нацистский пикник на фоне прекрасного пейзажа в мае 1938‑го. В октябре того же года, как раз когда Германия начала депортировать своих евреев, отец и мать семейства празднуют свою серебряную свадьбу. Еще через несколько страниц, в 1940‑м, в гостиной появляется радиоприемник, орудие нацистской пропаганды, который в народе прозвали «морда Геббельса».

«А вот еще гостиная, где вы можете видеть старика Гитлера прямо под лампочкой, хорошо его освещающей», — Кройцмюллер указывает на крохотную фотографию усатого человека в рамочке на стене.

На следующих страницах появляются молодые люди в форме вермахта: сначала они позируют на своих свадьбах, затем — на фронте. Один сын, по‑видимому, прислал фотографию из России в сентябре 1941‑го. Кройцмюллер полагает, что его наградили Железным крестом.

По словам историка фотографии Сандры Штарке, сокуратора передвижной выставки 2009 года «В объективе незнакомцы», посвященной фотоальбомам солдат вермахта, нацистская власть поощряла любительскую фотографию, в частности для того, чтобы немцы могли запечатлеть прелести жизни при Гитлере для потомков.

«Государство поддерживало производство фотоаппаратов, искусственно снижало цены на них. Устраивались обучающие курсы, издавались учебники фотографии, проводились конкурсы», — говорит Штарке. У нее дома в Берлине имеются нацистские пособия по фотографии. Среди инструкций там есть такие: избегайте неуместной веселости, когда на вас надета военная униформа; запечатлевайте совершенные арийские профили в разных ракурсах; фотографируя друзей и знакомых, не включайте в группу расово неполноценных. В годы войны мужчины, как правило, брали фотоаппараты с собой на фронт.

То, как хранились и хранятся в семьях фотографии нацистской эпохи, говорит нам о разном отношении следующих поколений к прошлому своей семьи, особенно если она как‑то была замешана в преступлениях деспотического гитлеровского режима. Эти два альбома, которые мы просмотрели на блошином рынке, демонстрируют два подхода к прошлому: «порвать» и «не трогать».

«Большинство немецких семей держит фотоальбомы дома, не обращая на них особого внимания», — говорит Микаэла Букель, руководитель «Марша жизни», организации, объединяющей потомков военнослужащих вермахта, гестаповцев и эсэсовцев, которые ищут примирения с жертвами нацизма и их потомками. У некоторых ее знакомых на стене в гостиной висят фотографии дедушек, иногда в форме вермахта.

«Но вот семейных фотографий в форме СС вы, как правило, не найдете, — рассказывает Букель в интервью “The Jerusalem Report”. — Такие фотографии скорее вырвут из альбома или же отретушируют так, чтобы эмблемы и иные отличительные знаки были неразличимы. Фотоальбомы редко прячут — скорее, их просто не пересматривают».

Говоря о войне, большинство немецких семей, по словам Букель, зачастую рассказывают истории о собственных страданиях — авианалетах, родственниках, погибших на фронте или попавших в плен.

«Я бы сказала, исходя из своего опыта, что, определенно, есть большая разница между тем, как германское государство относится к Холокосту и чтит память его жертв, и тем, как простые люди интерпретируют роль своих семей в войне или геноциде, — говорит Букель. — Сегодня большинство немцев согласятся с утверждением, что нацисты были преступниками, а Холокост — беспримерным в своем масштабе и жестокости геноцидом. Но они не будут связывать это утверждение со своим семейным прошлым. Ведь о Холокосте со всеми его ужасами человек узнает из учебников истории и не может ассоциировать это со своим прадедушкой, которого любит и о котором знает, что тот был очень добрым человеком».

Организация «Марш жизни» была создана пастором Йобстом Битнером, основателем евангелической церкви TOS в Тюбингене, в южной Германии. Тюбинген когда‑то гордился высокой концентрацией убежденных членов НСДАП. Несколько лет назад Битнер предложил своей пастве поинтересоваться собственным семейным прошлым в эпоху Третьего рейха.

Поскольку то поколение постепенно уходит из жизни, большинство немцев, желающих узнать о военном прошлом своей семьи, но не слышавших рассказов от первого лица, вынуждены опираться на фотоальбомы.

Пока он не услышал призыв своего пастора, 40‑летний Фридхельм Хмел из Тюбингена, санитар в больнице, довольно прохладно относился к обязательным посещениям концентрационных лагерей. «Меня это никогда не трогало, я там ничего не чувствовал, — рассказывает Хмел в интервью по скайпу. — Я, конечно, сожалел о том, что произошло, но в этом не было ничего личного».

Клаус Шок, 47‑летний член «Марша жизни» из деревни под Тюбингеном, в молодости никогда не хотел затрагивать тему военного прошлого своей семьи.

«В Германии, как правило, в школе тебе начинают подробно рассказывать о Третьем рейхе и нацистском режиме, — говорит Шок. — Мне тогда казалось, что это не имеет никакого отношения к моей жизни. Я вообще не понимал, зачем мы все это учим. Ну да, ужасное было время, и что? Мне не было это интересно».

Согласно семейному преданию, дед Хмела со стороны матери, будучи в армии, сидел в штабе, занимался канцелярской работой. В семейном альбоме были две его фотографии, отобранные дядей Хмела: на одной дед за столом писал письмо, на другой — позировал на балконе их штаба в Антверпене.

«Каждый раз, когда я смотрел на ту фотографию на балконе, все казалось мне таким мирным и невинным, — рассказывает Хмел. — Мы не хотим заглядывать глубже, выходить за пределы этих милых историй и фотографий, которые они нам давали. Никто из моей семьи не задавался вопросом: “А что же он действительно делал во время войны?”»

С помощью своей жены — но не своих родственников — Хмел в Google Street View, позволяющем просматривать изображения улиц, сравнивал все балконы с балконом на фотографии и в конце концов нашел то здание, в котором работал его дед, и вскоре узнал, что там находилось.

«В годы войны это был главный штаб вермахта в Антверпене. Потом я поинтересовался, чем именно вермахт занимался в Антверпене».

Отдел его деда отвечал за подготовку к депортации 20 тыс. антверпенских евреев.

«Когда я узнал об этом, этот факт разбил мое сердце, — рассказывает Хмел со слезами на глазах. — Впервые в жизни я узнал правду о своей семье. Я всегда думал, что моя семья ни в чем плохом не замешана, никто из моих родственников не убил ни одного еврея, но оказалось, что мой дед был одним из главных в своем отделе и он несет ответственность за этих 20 тыс. евреев. Они были отправлены прямиком в Освенцим».

Физик Клаус Шок по призыву Битнера решил просмотреть коробки с фотоальбомами, письмами и даже военными наградами, которые хранились в доме его бабушки и дедушки.

Сначала, когда он спросил своих родителей, где служил дед со стороны отца, те неодобрительно ответили, что он был штурмовиком, но недолго. Фотографии и документы уточнили картину: дед Шока завербовался в штурмовой отряд в 1932 году, а затем приостановил свое членство в партии, чтобы стать профессиональным солдатом, и был им следующие 12 лет.

Фотоальбом его деда из Франции можно принять за фотоальбом туриста: он снимал Эйфелеву башню и другие французские достопримечательности, на фоне которых позировали нацисты. А вот в «русском альбоме» подробно запечатлена агрессивная война на уничтожение.

В ходе разговора по скайпу Шок открыл альбом и показал аккуратно подписанные фотографии мертвых русских солдат — застреленных во рву или повешенных.

«Я понял, что он повидал немало подобного. Вообще‑то я ученый и ко всему подхожу рационально, но это совершенно поразило меня».

Дедов Хмела и Шока уже нет в живых, но Шок вспоминает о том, как мальчиком общался с дедушкой.

«Сколько я его помню, он жил с бабушкой в доме по соседству. Когда мне нужно было выбирать между военной и гражданской службой, он уговаривал меня предпочесть военную, он был таким страстным солдатом, — говорит Шок. — Дед никогда не говорил о нацистской философии или идеологии. Но, оглядываясь назад, я теперь понимаю, что он не сожалел о своем прошлом. Не думаю, что он осознавал, чтó действительно делал, в какого рода убийствах участвовал».

Этот процесс знакомства с семейным прошлым, через который прошли Шок и Хмел — в отличие от большинства своих знакомых и сверстников, — изменил их жизнь. Сегодня они оба — решительные сторонники Израиля, противники антисемитизма и антисионизма. К этому их подтолкнула как христианская вера, так и чувство ответственности перед еврейским народом.

Члены «Марша жизни» верят в то, что личные извинения, принесенные потомками нацистских преступников потомкам их жертв, окажутся эффективнее официальных прокламаций в деле примирения и излечения исторических травм. В поездках по Европе, по местам уничтожения евреев, они встречаются и завязывают контакты с выжившими жертвами Холокоста и их потомками. Но самая важная для Хмела встреча произошла в Израиле, и совершенно неожиданно.

«В мае я был в Иерусалиме и там, в иерусалимском трамвае, познакомился с человеком одного со мной возраста. Его бабушку и дедушку депортировали из Антверпена в Освенцим, и один из них выжил. Так что впоследствии этот человек, которого я встретил в трамвае, смог появиться на свет. Мы добавили друг друга в WhatsApp, и я сказал, как сожалею, что мой дед так виноват перед его семьей. Это был совершенно особенный момент в моей жизни».

Шок считает, что он стал более мягким человеком, научился эмпатии. «Когда я стал заглядывать в прошлое своей семьи, то обнаружил и у себя следы предрассудков, расизма, антисемитизма. Я осознал, что сам ничуть не лучше своего деда. Я мог бы сделать то же самое, окажись на его месте. Это открытие поразило меня, но в то же время и показало мне путь покаяния и исправления».

Шок и его жена, будучи в браке семь лет, никогда не хотели детей — пока он не приехал в Израиль в первый раз.

«Еще до поездки я видел: что‑то со мной не в порядке, но не мог понять, почему же так боюсь стать отцом. А когда я вернулся из Израиля, весь страх почему‑то пропал сам собой».

Возвращаясь на блошиный рынок, ко второму семейному альбому, который предпочли «не трогать». Фотографии в нем наклеены все реже, начиная с 1942 года, и почти пропадают с 1943‑го — года, когда, после поражения под Сталинградом, началось падение Гитлера. С семейных фотографий пропадает былая идиллия. На сентябрьском снимке 1942 года появляется сбитый самолет. Женщины позируют на фоне бомбоубежища. Мужчины вернулись с фронта, они с палочками (вероятно, ранены). И наконец, финал этой семейной истории: маленький мальчик стоит среди развалин. Он выжил, но не оставил потомства, которое бы сохранило этот альбом и семейное наследие.

В качестве аватаров в WhatsApp Хмел и Шок загрузили свои семейные портреты. Их фотоальбомы не будут валяться на блошином рынке. Хмел любит снимать свою семью. «Тем самым я показываю, как люблю свою семью, показываю, как наши жизни — моя и моей жены — радикально переменились, и я помню свое семейное прошлое, но хочу сказать, что наши дети принадлежат новому поколению». 

Оригинальная публикация: FACING THE PAST: GERMANS USE ALBUMS TO CLOSE THE PAGES OF NAZISM