В середине 19 века несколько семей немецко-еврейских иммигрантов удивили американское высшее общество своими историями стремительного перехода «от лохмотьев к богатству». Большинство этих историй начинались в трущобах манхэттенского Нижнего Ист-Сайда, а заканчивались в элегантных особняках на Пятой авеню, где проживали миллионеры. Об этом пишет журналист The Times of Israel Джей Пи О’Мелли.

Среди этих немецко-еврейских семей были Лебы, Гольдманы, Саксы, Зелигманы, Гуггенхаймы и, возможно, самые выдающиеся среди них — Моргентау.

«Моргентау называли «еврейскими Кеннеди», и, как однажды заметил бывший мэр Нью-Йорка Эд Коч, они были ближе всего в Нью-Йорке к статусу «династии»», — рассказывает писатель Эндрю Мейер, недавно опубликовавший книгу под названием «Моргентау: власть, привилегии и восхождение американской династии».

Толстый том объемом почти в 1000 страниц представляет читателю хронику четырех поколений могущественной политической династии, охватывающую 150 лет американской истории. Основываясь на более чем десятилетних исследованиях, на сотнях интервью и эксклюзивном доступе к архивам, автор начинает повествование с подробного описания жизни Лазаруса Моргентау, который вместе со своей женой Бабеттой прибыл в Нью-Йорк из Германии в 1866 году.

«Когда Моргентау прибыли в Соединенные Штаты, они были выскочками в восприятии людей своего круга, — говорит Мейер. — Тем не менее Лазарус, бывший сигарным бароном в Баварии, потерял свое состояние и умер в 1897 году одиноким и нищим, в арендованной комнате в Верхнем Ист-Сайде, так и не осуществив свои мечты».

Библиография Мейера, бывшего московского корреспондента The Time, между прочим, насчитывает несколько популярных книг, среди которых «Пропавший шпион», «Черная земля» и «Чечня». Продолжая повествование о Моргентау, он отмечает, что средний сын Лазаруса, Генри, родившийся еще в Германии, в Мангейме, в 1856 году, был полон решимости избежать участи своего отца.

«Генри Моргентау стремился присоединиться не к компании преуспевающих немецко-еврейских семей, а к другой группе, занимавшейся более «популярными» делами», — утверждает Мейер.

В 1879 году Генри становится старшим партнером юридической фирмы Lachman, Morgenthau&Goldsmith. Он сколачивает состояние, покупая недвижимость в Нью-Йорке и быстро перепродавая ее с небольшой прибылью.

Так на рубеже 20 века нью-йоркский юрист руководит растущим портфелем недвижимости на Манхэттене.

«Генри Моргентау олицетворял собой бизнесмена нового типа, нового жителя Нью-Йорка, — продолжает Мейер. — Он выступал «мостом» между евреями и неевреями, сыновьями иммигрантов и наследниками пилигримов, при этом объединяя «расходящиеся» миры денег».
К 55 годам Моргентау разбогател, а весной 1912 года стал спонсором Демократической партии, пожертвовав 4 000 долларов  (112 000 долларов в сегодняшних деньгах) на президентскую кампанию Вудро Вильсона. 

Вильсон в том же году кампанию выиграл.

Моргентау был вознагражден за свою политическую лояльность: при администрации Вильсона он служил послом США в Османской империи, это было как раз во время Первой мировой войны.
«Эта политическая должность в Константинополе всегда была известна как «еврейское кресло»», — сообщает Мейер и объясняет: американские евреи, свободные от антагонизма, существовавшего между мусульманами и христианами, имели необходимый нейтралитет, чтобы «с большей легкостью маневрировать среди турок и более умело разрешать споры».

Но Моргентау не был обычным дипломатом. Работая с рядом американских и турецких журналистов в Константинополе, он помог разоблачить геноцид армян, в то время как большая часть мировой общественности (включая начальство Моргентау в Вашингтоне) предпочитала его игнорировать. По оценкам экспертов, в ходе систематической резни с весны 1915 года по осень 1916-го младотурецким правительством были убиты до 1,2 млн армян.

В книге Мейера отмечается, что 10 июля 1915 года Моргентау телеграфировал из Константинополя тогдашнему госсекретарю Роберту Лансингу, что турки подвергают армян «произвольным арестам, ужасным пыткам, массовым высылкам и депортациям из одного конца империи в другой». Страдания их сопровождаются «частыми изнасилованиями, грабежами и убийствами, переходящими в резню».

В августе 1915 года Моргентау вновь телеграфировал Лансингу: «Я искренне прошу Государственный департамент рассмотреть этот вопрос в срочном порядке и всесторонне». Однако США не организовали никакой эвакуации. 

Вероятно, турки и не позволили бы армянам уйти. Тем не менее, эта история с помощью Моргентау попала в заголовки The New York Times в октябре 1915 года.

«Когда Генри Моргентау вернулся из Константинополя, он уже не был простым нью-йоркским юристом и магнатом в сфере недвижимости, — рассказывает Мейер. — У него внезапно появился моральный авторитет, он начал регулярно говорить на международной арене о роли Америки как некоей моральной силы в мире».


Яблоко от яблони

От своего отца Генри Моргентау-младший унаследовал обязательство говорить правду властям в сфере государственной службы. 

Он родился в Нью-Йорке в 1891 году. И впоследствии, при администрации Франклина Д. Рузвельта, в течение 12 лет занимал пост министра финансов США.

Критикам и соперникам Генри Моргентау-младший казался «подпевалой» Рузвельта. Но Мейер утверждает, что это описание сильно недооценивает его политические достижения.

«Да, Генри Моргентау-младшего легко можно было принять за «лакея» Рузвельта, — замечает Мейер. — На самом деле именно он был необходим для политической карьеры Рузвельта».

В качестве главы Управления сельскохозяйственного кредита и исполняющего обязанности министра финансов Генри Моргентау-младший сыграл жизненно важную роль в дипломатических переговорах, приведших к официальному признанию США Советского Союза в октябре 1933 года.

«У Соединенных Штатов не было дипломатических отношений с Советским Союзом с 1917 по 1933 год, — говорит Мейер. — Генри Моргентау-младший рискнул головой, чтобы Рузвельт связался с русскими. Он оказался первым американским политиком, который сделал это».

А в январе 1944 года он лично убедил Рузвельта создать Совет по делам беженцев.

«К лету 1942 года Государственный департамент уже знал, как евреи Европы будут уничтожены по мере реализации плана «окончательного решения», — говорит Мейер. — У них были конкретные разведданные, по различным каналам, о нацистских газовых камерах и концентрационных лагерях».

Совет по делам беженцев объединил шпионов и контрабандистов, местных чиновников и дипломатов, чтобы кормить, финансировать и вооружать подпольные сети в надежде открыть двери к свободе для оставшихся евреев Европы, у которых был шанс спастись от ужасов Холокоста. В какой-то момент совет даже вел переговоры с нацистами о выкупе евреев. Его глава, юрист министерства финансов Джон Пеле пытался лоббировать идею бомбардировки союзниками железнодорожных путей в крупнейший из лагерей смерти Аушвиц-Биркенау в Польше…

«Для Генри Моргентау-младшего создание Совета по делам беженцев стало триумфом. И в конечном счете это спасло до 200 тысяч евреев, хотя реальная цифра никогда не будет известна, — отмечает Мейер. — Но он также понимал, что это была маленькая победа: слишком маленькая и слишком запоздалая».

Мейер отмечает, что в конце 1940-х годов Генри Моргентау-младший также стал «сионистом поневоле»: он отправился в тур по сбору средств с будущим премьер-министром Голдой Меир, собрав десятки миллионов долларов для Израиля.

«В 1948 году Государство Израиль пригласило Генри Моргентау-младшего стать первым министром финансов страны, и в его честь был назван мошав Таль-Шахар», — рассказывает Мейер, используя ивритское название мошава, являющееся переводом фамилии министра: на немецком это «утренняя роса».

Самый влиятельный Моргентау?

Вторая часть книги Мейера посвящена жизни сына Генри Моргентау-младшего, Роберта (Боба) Моргентау, который умер в 2019 году в возрасте 99 лет.

«Босс», как ласково называла Боба Моргентау большая часть политического и юридического истеблишмента в центре Манхэттена, работал окружным прокурором Нью-Йорка с 1975 по 2009 год. До того он был прокурором Южного округа города — туда он был назначен в 1961 году президентом Джоном Ф. Кеннеди.

«Ни один прокурор в истории США не работал дольше, и никто не имел более глубокого влияния на правоохранительные органы, чем Боб Моргентау», — заявляет Мейер.

Этот представитель семьи Моргентау за свою карьеру отправил в тюрьму множество нью-йоркских финансистов, банкиров, мафиози и торговцев. А затем, в начале 1990-х, он начал самое амбициозное расследование в своей карьере: наблюдал за судебным процессом над вашингтонским адвокатом Робертом А. Альтманом и его партнером по юридической деятельности Кларком М. Клиффордом, которым были предъявлены обвинения в связи со скандалом с ныне закрытым Международным банком кредита и коммерции (BCCI).
Мейер описывает скандал с BCCI как «путешествие в преисподнюю международного банка, который на пике своего развития имел 417 филиалов в 73 странах». 

Банк имел штаб-квартиру в Великобритании,  управлялся пакистанцами, принадлежал арабам и обслуживался банками на Каймановых островах. Позже эксперты полиции и разведки назовут его «банком жуликов и преступников» из-за того, что он обслуживал клиентов, торгующих оружием и наркотиками, и из-за сомнительных денег, которые регулярно пересекали международные границы без лишних вопросов со стороны банка…

Мейер отмечает, что к концу 1980-х годов BCCI стал седьмым по величине частным банком в мире с активами, превышающими 20 млрд долларов. Истории о мошенничестве, взяточничестве и отмывании денег через  BCCI были связаны с высокопоставленными политическими и военными деятелями, в том числе с иракским лидером Саддамом Хусейном, основателем ФАТХ Абу Нидалем (вместе с его Революционным советом ФАТХ) и «восходящей звездой» саудовских радикальных исламистов по имени Усама бен Ладен.

ЦРУ также использовало BCCI для финансирования секретных операций, в том числе для печально известного дела «Иран-контрас». 

В течение многих месяцев Боб Моргентау и армия нью-йоркских следователей собирали доказательства, а в 1991 году возбудили против банка уголовное дело, вызвав его крах.
«Боб Моргентау считал, что, поскольку почти все финансовые транзакции в США проходят через Нью-Йорк, его обязанность как окружного прокурора города — бороться с преступностью белых воротничков, связанной с терроризмом», — утверждает Мейер.

Он описывает Боба Моргентау как «убежденного друга Израиля»: лояльность Израилю «можно видеть в той роли, которую он сыграл в делах об иранских банках, доминировавших в его последние годы в качестве окружного прокурора Нью-Йорка».

Эти банковские дела показали, что иранские деньги поступали в банки Соединенных Штатов в нарушение американских санкций. 

В книге Мейера описан судебный процесс 2009 года, в котором прокуратура Манхэттена заявила, что фонд «Алави» — благотворительная организация, владевшая сверкающим офисным зданием на Пятой авеню в Нью-Йорке, — на самом деле был прикрытием для иранского правительства. 36-этажная башня, ранее известная как Piaget Building, была построена в конце 1970-х годов некоммерческой организацией, связанной с шахом Ирана. Однако в иске 2009 года упоминались два миноритарных владельца фонда «Алави» — Assa Corp и Assa Co Ltd, обе компании-пустышки, финансируемые иранским банком Melli.

В 2013 году федеральный суд постановил, что нью-йоркский небоскреб подлежит государственной конфискации за «укрытие и сокрытие иранских активов» в нарушение закона США о санкциях.

Мейер отмечает: Боб Моргентау всегда считал, что дела о банках показали, как иранское правительство через лабиринт подставных компаний намеревалось искать необходимые компоненты для ракет большой дальности и ядерного оружия.

«Во времена администрации Обамы Боб Моргентау обратился к министерству финансов США и заявил: «Если вы скроете доказательства, которые я вам представляю, Иран пойдет на ядерные закупки с одной целью — уничтожить Израиль»», — рассказывает Мейер.

Большая часть событий в книге «Моргентау: власть, привилегии и восхождение американской династии» происходит в Нью-Йорке. В конце концов, Моргентау — это «жители Нью-Йорка до мозга костей», как выражается Мейер.

Но автор также подчеркивает, что на протяжении нескольких поколений семья пользовалась своей огромной властью и привилегиями для достойных, хотя иногда и непопулярных дел, далеко выходящих за границы их родного города. Дела эти, они верили, в итоге приведут к прочным историческим изменениям в жизни страны и в международной политике.