Материал любезно предоставлен Mosaic

Грудкой и одной лапкой красно‑зеленая птичка в нижней части страницы рукописи XIV века образует левую черточку буквы алеф. Эта крупная буквица алеф, образованная тремя другими монстрами, вырисована под текстом утренней молитвы из молитвенника, который происходит, скорее всего, из Рейнской области на границе Франции и Германии — региона, находившегося тогда под властью Священной Римской империи. В XV веке в ходе вторичного использования в результате межконфессионального конфликта вся рукописная страница вместе с ее причудливым алефом попала внутрь обложки христианского богословского труда.

Другой, менее заметный вербальный символ повторяется на том же листе из молитвенника несколько раз, а сам лист представлен на выставке «Кольмарское сокровище: Наследие средневекового еврейства» в музее Клойстерс, филиале Метрополитен‑музея. Этот второй символ производит впечатление не меньше алефа, по крайней мере, для непривычного зрителя. Дело в том, что вместо того чтобы выписать Тетраграмматон — четырехбуквенное непроизносимое ивритское имя Б‑га, писец заменил его двумя буквами йуд, за которыми следует нечто вроде особенно извилистого ламеда, потерявшего одну из ножек.

На самом деле, сокращение в виде двух йудов, обозначающее Б‑жественное имя (которое действительно начинается на букву йуд), довольно часто встречается в средневековых рукописях и первопечатных книгах. Но что это за странный извилистый суффикс? Так вышло, что я знаю ответ на этот вопрос, потому что встречал таинственные — и столь же загадочные — визуальные образы, хотя и не в литературном контексте, а в архитектурном, а именно в двух больших синагогах, воздвигнутых с промежутком в несколько столетий.

Тем, кто по субботам приходит помолиться в величественную Большую синагогу в Риме, Темпио Маджоре, построенную в начале ХХ века на берегу Тибра, может оказаться непросто следить за итальянским ритуалом, особенно если они, как и я, большинство молитв помнят наизусть. К счастью, в этом монументальном святилище есть на что обратить внимание. В прошлом году, во время одной субботней службы, любуясь великолепным и сверхъестественным светом, льющимся из окон балконов второго этажа, я остановил взгляд на мраморных колоннах и фронтонах, образующих нишу, в которой находятся ковчег и свитки Торы.

Не так‑то легко оказалось расшифровать ивритские надписи, высеченные на богато украшенных мраморных панелях, отделяющих колонны от внешних стенок ковчега. Особенно выделялось одно изображение, не похожее на другие: две затейливые золотые буквы, которые поначалу казались похожими на арабские, но, если присмотреться, оказывались теми самыми двумя еврейскими йудами. Под ними, извиваясь справа налево и кверху, шла линия, завершавшаяся в форме ветви финиковой пальмы. (Представьте себе английскую букву L, выписанную элегантным курсивом, вертикальная черта которой увенчана листьями дерева, дополненными для большего эффекта связкой фиников.)

Сначала мне показалось, что если этот ансамбль должен обозначать какое‑то одно слово, то ближайшим ивритским эквивалентом будет «яин», то есть «вино», особенно если отнестись к тому, что я принял за конечную нун со здоровой долей художественного воображения. В конце концов, пальмовые ветви и плоды этого дерева нередко встречаются в нарративе Торы и в ее символическом пространстве, и кроме того, в Древней Греции и Риме пальма была символом победы. И действительно, в I веке новой эры, как показал Стивен Файн из Ешива‑университета, изображение пальмы обозначало «попытку примирения между Римом и его подданными в Иудее», поскольку пальмовый лист одновременно напоминал классический образ победы и лулав — символ праздника Суккот.

Но что это изображение делает в римской Большой синагоге? Мое любопытство только усилилось, когда я вспомнил, что видел похожий символ в синагоге дель Трансито, возведенной в испанском Толедо задолго до римской синагоги. Там, высоко на темных стенах Трансито, богато украшенных цитатами из десятков ивритских текстов, сверху свешивались многочисленные усеянные плодами ветви такой же таинственной пальмы. Неужели она тоже должна была напоминать об ивритском обозначении вина?

Конечно, ответ в обоих случаях должен быть отрицательным. Ни одно изображение не имеет никакого отношения к вину, и эта финальная летящая декоративная «буква» — вообще не буква, а сигнал, оповещающий нас о том, что предшествующие два йуда представляют собой аббревиатуру (вроде м‑р вместо мистера или &c. вместе etcetera). В обоих случаях перед нами сокращение или, скорее, символическое обозначение, четырехбуквенного имени Б‑жьего, того самого, которое никогда нельзя произносить. Шифр в виде пальмовой ветви представлял собой маркер.

Вместе эти ашкеназские, итальянские и испанские лингвистические обозначения — и многие другие подобные им, встречающиеся в книгах, картинах и на стенах синагог, — по моему глубокому убеждению, представляют собой сугубо еврейскую инновацию. Создавая, украшая и выделяя сокращенный символ Тетраграмматона, еврейские художники, а также нееврейские художники, работавшие под патронатом евреев, изобрели новое псевдослово, обозначающее имя Б‑жье, не нарушая запрет Десяти заповедей произносить это имя всуе. В Риме и в Толедо, на рукописной странице с выставки в Метрополитен и во многих других местах они делали это с художественным изяществом, которое одновременно воскрешает в памяти зрителя древнееврейский растительный символ.

Что мы знаем об этой практике? В англоязычной книге, которая продается в сувенирном магазине синагоги дель Трансито, Хесус Пелаес‑дель‑Росаль из Кордовского университета перечисляет множество библейских стихов, украшающих это здание, и превозносит «искусство испано‑еврейских» каллиграфов, которые, по его мнению, имитируют «украшение мечетей стихами из Корана». Но он ни словом не упоминает наш символ, у которого точно нет никаких параллелей в исламской художественной традиции, где божественные имена часто появляются на монетах и в декоре стен.

И другие исследователи, изучавшие попытки еврейских писцов избежать необходимости писать (или высекать) невыразимое имя, тоже не останавливаются на этой практике как на сугубо еврейском изобретении.

Так, Джейкоб Лаутербах в публикации в «Трудах Американской академии еврейских исследований» за 1930–1931 годы отследил не меньше 83 сокращенных символов, обозначающих Б‑жественное имя. Например, самаритяне и евреи эпохи эллинизма часто заменяли одну из четырех букв имени, чтобы не писать его целиком; в ранний талмудический период писцы нередко сокращали слова, особенно имя Б‑жье до первой или последней буквы либо одной из серединных — таким образом, одна буква йуд или гей обозначала у них все слово; позднее стандартным приемом становятся два йуда, а еще позднее три.

«Насколько мне известно, в литературе Талмуда и мидрашей, — пишет Лаутербах, — не выдвигалось и даже не предлагалось никаких теорий, которые объясняли бы применение той или иной аббревиатуры или придавали бы любой из них особое значение». Но в средние века число замен продолжало умножаться — в позднейших версиях фигурируют горизонтальные или вертикальные черты, дополнительные точки и многое другое.

Хотя некоторые ученые предполагали, что за позднейшими сокращениями стоят определенные каббалистические мотивы, Лаутербах эту гипотезу отвергает. По его мнению, такое множество символов представляет собой результат ошибок переписчиков при расшифровке предыдущих символов, а вовсе не попыток улучшить их — такой шаг показался бы опасным писцу после эпохи Талмуда, который привык полагаться на авторитет почитаемых предшественников.

Лаутербах считает, что древнейшим постталмудическим изобретением, относящимся к VIII веку, была аббревиатура из трех йудов. Он цитирует персидского ученого Аль‑Бируни (973–1050), отмечавшего такую практику среди евреев, а также талмудиста и ивритского поэта Тувью бен Элиезера, жившего в конце XI — начале XII века.

Другая еврейская практика, более древнего происхождения и, возможно, связанная с ессейской кумранской сектой, предполагала написание Б‑жественного имени целиком, но палеоеврейским письмом — вариантом еврейского алфавита, использовавшимся до V века до новой эры — в качестве своего рода «типографского» выделения, целью которого, по словам исследователя Джонатана Сигеля, было предупредить переписчика о наличии этого слова, чтобы он случайно не пропустил или не удалил бы его. Другой исследователь, Джеймс Эдвардс, указывает на надпись, сохранившуюся на стене синагоги в Сардах конца III века (современная Западная Анатолия): здесь Б‑жественное имя обозначается двумя буквами с горизонтальной чертой над ними: «возможно, первый пример nomen sacrum [священного имени] в еврейских письменных источниках».

Так что, похоже, ничто не противоречит гипотезе о том, что перед нами нечто новое и нечто специфически еврейское. Изображения из синагоги дель Трансито в Толедо и из рукописи из Рейнской области на выставке в Метрополитен, а также пальмовую ветвь ХХ века из римского Темпио Маджоре следует рассматривать не столько как знаки, наполненные каббалистическим значением, сколько как религиозное и эстетическое изобретение — творческое решение «дизайнерской проблемы», связанной с необходимостью изобразить наличие Б‑жественного имени, не выписывая его.

Богословские трудности, связанные с этой дизайнерской проблемой, не могут не зачаровывать. Огромная святость, окружающая невыразимое имя, по крайней мере, частично, привела к возникновению института генизы — хранилища для текстов, которые евреям запрещалось уничтожать, потому что тем самым они косвенно нарушили бы запрет Десяти заповедей на «суетное» отношение к имени Г‑спода. По случайному (или загадочному) стечению исторических обстоятельств именно гениза позволила сохранить бесчисленное множество текстов, о существовании которых мы в противном случае и не знали бы. И это не говоря уж о параллельном, недостаточно изученном комплексе вопросов, связанном с эстетической и религиозной сферой: каким именно образом изображать то, что запрещено произносить?

Сталкиваясь с такими вопросами, еврейские писцы, а также еврейские патроны и привлеченные ими художники создали новый визуальный язык. Чтобы оценить великолепные примеры этого визуального языка, просто найдите в интернете рукописную страницу с выставки в музее Клойстерс либо посетите синагогу дель Трансито в Толедо или Темпио Маджоре в Риме, а лучше и то и другое и посмотрите наверх. Вы не будете разочарованы. 

Оригинальная публикация: How Jews Solved the «Design Problem» of Gesturing to the Prohibited Name of God Without Actually Writing It