Неразрезанные страницы

История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана

Алекс Тарн 25 октября 2018
Поделиться

Продолжение. Начало см. в № 10–12 (306–308), № 1–5 (309–314)

Вдова предателя

Принято считать, что в Израиле нет смертной казни. Что единственным смертным приговором, оглашенным судом Израиля и приведенным в исполнение официальными представителями государства, был приговор Адольфу Эйхману, руководителю имперского проекта истребления европейского еврейства. Но это, увы, не так. Первой казнью в новейшей истории Государства Израиль стало убийство Меира (Миши) Тувианского, офицера «Хаганы» и инженера Электрической компании, который был расстрелян 30 июня 1948 года по обвинению в предательстве (за якобы шпионаж в пользу британцев).

Меир Тувианский

В начале лета 1948‑го в Иерусалиме было разгромлено несколько принадлежавших «Хагане» тайных мастерских по производству оружия, и служба контрразведки начала следствие. Подозрение пало на Тувианского — будучи служащим Электрической компании, он неоднократно контактировал с британскими властями в период мандата и представлял на их рассмотрение чертежи энергетической инфраструктуры города. В самом этом факте не было ничего особенного, поскольку в то время вопросами городской администрации ведали именно англичане. Кроме того, схема электросети не имела ничего общего с картой подпольных мастерских. Но начальник контрразведки Исер Беэри не стал вникать в подробности — для него оказалось вполне достаточно информации о том, что «Тувианский передал документы британцам».

30 июня Меира вызвали в Тель‑Авив «на совещание», арестовали и стали допрашивать. Ошарашенному и сбитому с толку человеку, который не имел ни малейшего понятия, в чем именно его обвиняют, попросту не дали прийти в себя. Допрос длился недолго. Тувианский, 44‑летний уроженец Ковно, совершивший алию в 1925 году, капитан «Хаганы», талантливый инженер, имевший к тому времени немалые заслуги перед Страной, был совершенно подавлен происходящим. На вопрос, передавал ли он британцам документы, Меир ответил утвердительно, что было расценено Исером Беэри и тремя его подручными как признание вины. Тувианского запихнули в машину и привезли к заброшенному зданию арабской школы в окрестностях деревни Бейт‑Джиз (это строение сохранилось по сей день на территории кибуца Арэль).

Там инженера втолкнули в один из классов, и он предстал перед тремя уже знакомыми ему следователями, превратившимися теперь в судей и прокуроров. Нечего и говорить, что защиты не было вовсе. Тувианского признали виновным и приговорили к расстрелу. Ему не позволили даже написать предсмертное письмо жене — просто вывели наружу, расстреляли и закопали тут же, у стены.

Жена казненного Елена забеспокоилась лишь на следующий день, когда Меир не вернулся из Тель‑Авива. Несколько суток его судьба так и оставалась неизвестной — как жене, так и сыну‑подростку. Узнав наконец о случившемся, Елена Тувианская немедленно начала борьбу за восстановление честного имени мужа. Долгое время эта борьба не имела успеха, невзирая на личное знакомство с Бен‑Гурионом и многими командирами «Хаганы». Помогло Тувианским лишь то, что Беэри и его гвардия продолжали действовать теми же методами: несколько месяцев спустя в лесу на горе Кармель было найдено нашпигованное пулями тело некоего Али Касема — араба, работавшего на израильскую разведку. Его заподозрили в двойной агентуре и казнили уже без всякого суда, даже «скорого». Общественный резонанс в арабских кругах оказался достаточно весом, чтобы вмешался Бен‑Гурион. Выслушав признание Исера Беэри, он отдал его под суд. Тут‑то Елена и добилась, чтобы к новому следствию присоединили и дело Тувианского.

5 июля 1949 года — спустя чуть больше года после расстрела — было опубликовано официальное коммюнике Министерства обороны, гласившее: «После основательного расследования, проведенного военной прокуратурой, опроса свидетелей и изучения материалов дела установлена невиновность Меира Тувианского».

Исера Беэри разжаловали в рядовые и уволили из ЦАХАЛа. Срок его символического заключения составил один день.

Авраам Кедрон, второй участник «суда» над Тувианским, впоследствии был одним из ведущих израильских дипломатов, послом (в том числе и в Британии) и гендиректором Министерства иностранных дел.

Третий, Давид Карон, продолжил работать в разведке (занимаясь в основном оперативной работой, связанной с Курдистаном) и дослужился до начальника отдела в «Моссаде».

Но интересней всего судьба четвертого «судьи» — Биньямина Джибли, который не только остался в отделе военной разведки (АМАН), но и вскоре возглавил ее. Именно Джибли (вместе со своим патроном Моше Даяном) стал движущей силой скандала, известного как «Эсек биш» («Грязное дело»), опозорившего Израиль и стоившего карьеры нескольким ведущим государственным деятелям Страны, в том числе Моше Шарету, Пинхасу Лавону и в итоге самому Давиду Бен‑Гуриону. Можно сказать, что в определенном смысле «Эсек биш» — это месть невинно убиенного Меира Тувианского, своего рода возмездие бессовестным функционерам и покрывавшим их политикам высшего ранга.

Стихотворение Альтермана появилось в газете три дня спустя после опубликования вышеупомянутого коммюнике. Четкая моральная позиция поэта произвела чрезвычайно сильное впечатление на общественное мнение Страны. Не исключено, что именно благодаря этому тексту в Израиле со временем выработалась решительная нетерпимость к известному большевистскому подходу «лес рубят — щепки летят». Хотя на заре существования государства ситуация вовсе не предполагала подобной нетерпимости…

Место суда над Меиром Тувианским в окрестностях деревни Бейт‑Джиз

 

Стихотворение «Вдова предателя» (אלמנת הבוגד) было опубликовано 8 июня 1949 года в газете «Давар». Переведено с сокращениями.

 

Эта повесть про нас и про нашу Страну,

что, сражаясь с открытым забралом,

больше года вела затяжную войну

и в итоге ее проиграла.

 

Проиграла могиле безвестной одной,

навещаемой солнцем убойным,

одинокой вдовой, одинокой луной

и мальчишкой с разбитой судьбою.

 

Мы не раз еще вспомним об этой войне,

о ее палачах и солдатах,

о неправом суде, о расстрельной стене

и о нас — и о нас, виноватых.

 

«Скорый суд»… — разве может быть что‑то гнусней

этой тайной и подлой расправы,

отрицающей формой и сутью своей

человечность, законность и право?

 

Разве могут быть судьи в сужденьях быстры,

разве могут зависеть от хора?

Правосудие джипа на склоне горы,

без руля, тормозов и шофера…

 

Он упал у стены — офицер и отец,

он погиб ни за что, безвинно,

с горькой мыслью о том, что его конец —

лишь начало позора сына.

Он погиб, но вдова — против всех одна —

вышла в бой, и прошла сквозь бойню,

и спасла Страну, и теперь она

самых высших наград достойна.

 

Против всех одна — против нас с тобой,

нашей лжи, клеветы и воя —

она билась с нами, но этот бой

был сраженьем за нас с тобою.

 

Ведь не только в стойкости сила Страны,

не в отпоре врагам‑арабам,

но еще и в признаньи своей вины

и в умении сдаться слабым. 

Сборник стихотворных текстов классика израильской поэзии Натана Альтермана «История, оперенная рифмой» можно приобрести на сайте издательства «Книжники».

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана

Поскольку всегда считалось, что выпуск облигаций имеет не только чисто финансовое, но и показательно‑моральное значение, он продолжается до сих пор, хотя многие полагают, что Израиль благодаря своей высокой кредитной репутации сегодня не очень нуждается в займах, да и процент, выплачиваемый по этим облигациям, непомерно высок в нынешних финансовых обстоятельствах. Иными словами, госзаймы уже не слишком актуальны в наши дни — в отличие от стихотворения Альтермана, написанного хотя и по этому поводу, но совсем‑совсем о другом...

История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана

Альтерман был прирожденным горожанином. Возможно, этим и объясняется его восторженное отношение к молодым людям в шортах и рубашках с короткими рукавами: поэт восхищался обладателями рук, привычных к полевому труду и к винтовке. Вот и в этом стихотворении он прежде всего извиняется перед парнями из «Пальмаха» за недостаточно высокую оценку их самоотверженных усилий, а затем уже призывает пальмахников осознать серьезность текущего момента, служащую оправданием для неблагодарности новорожденной страны.

История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана

В этой повседневной рабочей суете легко было забыть о неимоверном чуде, только что свершившемся прямо на глазах народа, — чуде обретения независимости в своей собственной Стране. С учетом сопутствующих обстоятельств масштаб этого события был никак не меньше, чем великих чудес Исхода. Но такова уж человеческая натура: новоиспеченным израильтянам, подобно недавнему рабу Нуну из стихотворения Альтермана, почти сразу стало не до чудес и не до знамений. В конце концов, ведь даже манна, упавшая с неба, была всего лишь едой...