Неразрезанные страницы

История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана

Алекс Тарн 11 октября 2018
Поделиться

Продолжение. Начало см. в № 10–12 (306–308)

В стране Синай

Это стихотворение исполнено гражданского пафоса и посвящено операции «Хорев» (22.12.48 — 7.01.49), которую относят к завершающему этапу Войны за независимость. В ходе этой операции ЦАХАЛ, преследуя отступающие египетские части, впервые пересек границу Синая. Отсюда и название (Хорев — одно из имен горы Синай). Наступление ЦАХАЛа преследовало две стратегические цели: заставить египтян согласиться на официальное прекращение огня и воспрепятствовать угрозе воплощения в жизнь «доклада Бернадота Граф Фольке Бернадот — шведский дипломат, представитель ООН по урегулированию арабо‑израильского конфликта в Эрец‑Исраэль. Убит бойцами «Лехи» в сентябре 1948 года. », по которому предполагалось, что весь район Негева отойдет к арабам.

Оперативная задача заключалась в захвате четырех населенных пунктов в Синае, включая Эль‑Ариш, что привело бы к полному окружению египетских сил в секторе Газа. Израильскими войсками командовал Игаль Алон; наступление велось силами четырех бригад. Самая неблагодарная роль досталась бригаде «Голани» (как‑то так получается, что бойцы «Голани» постоянно попадают в самые узкие места — и тогда, и в наши дни). Одному из батальонов «Голани» поручили самоубийственную отвлекающую атаку на хорошо укрепленные позиции египтян в Газе (к востоку от Хан‑Юниса). Египетская армия купилась на уловку и срочно стянула к Хан‑Юнису свои главные силы. Тут‑то ЦАХАЛ и ударил по Восточному Синаю, без труда прорвал египетскую оборону и 28 декабря вышел к Эль‑Аришу, полностью выполнив тем самым намеченную оперативную задачу.

Бригада «Негев» во время операции «Хорев»

Более того, перед армией открылась перспектива захвата всего полуострова: защищавшие Синай египетские войска были разгромлены, а которые не разгромлены — те окружены. Еще неделя‑другая, и ЦАХАЛ вышел бы к Суэцкому каналу, завершив тем самым оккупацию полуострова. Но тут, само собой, началась знакомая история. Уже на следующий день, 29 декабря 1948 года, Совет Безопасности ООН в ультимативной форме потребовал от Израиля вывести войска с полуострова. Особенно неистовствовала Британия, угрожавшая немедленной военной интервенцией.

Бен‑Гурион вынужден был пойти на попятный, невзирая на яростное сопротивление Игаля Алона, призывавшего не упускать плоды победы. 2 января ЦАХАЛ отступил с территории захваченного Синая. Бои вокруг Газы продолжались до 7 января, причем Британия посылала в район боев свои военные самолеты (пять из которых были сбиты зенитным огнем израильтян). В результате операции «Хорев» Израиль получил желаемое, а именно: официальные переговоры с Египтом о прекращении огня, демилитаризованную зону на Синае и подтверждение своего права на Негев.

В Израиле об операции сообщалось крайне скупо, дабы не дразнить и без того взбешенных британских гусей. Информация сводилась к коротким релизам пресс‑службы ЦАХАЛа, в одном из которых без особых подробностей сообщалось о том, что пересечена граница с Синаем. По следам этого пресс‑релиза Альтерман и написал свое стихотворение. Впрочем, не исключено, что благодаря близкой дружбе с командирами ЦАХАЛа поэту было известно значительно больше, чем рядовому читателю газет.

 

Стихотворение «В стране Синай» (בארץ סיני) было опубликовано 7.01.1949 в газете «Давар».

 

Разом стихли моторы, и дым,

от жары и от пыли пунцов,

заметался по склонам крутым,

по обветренным лицам бойцов.

 

И стоит боевой батальон

на пороге тех детских яслей,

где народ наш, в изгнанье рожден,

научился свободе своей.

 

Здесь он полз, несмышленый малец,

босоногий, учился ходить…

Здесь его всемогущий Отец

поднял ввысь — на плечо посадить.

Он прошел сквозь века и беду —

отчего же им кажется вдруг,

будто вновь они в детском саду —

где лишь мощь и пустыня вокруг…

 

Где пространство сурово молчит,

дикий ветер несчастьем чреват

и бессчетные звезды в ночи

смотрят вниз на притихших солдат.

 

Где ущелья значеньем полны,

словно памятью ссохшихся лет,

где помимо секретов войны

скрыт немеркнущий, главный секрет:

 

По морям беспредельных невзгод,

по пустыням, от праха седым,

возвратился к началу народ,

возвратился к истокам своим.

 

Вокруг костра

Альтерман написал это стихотворение в честь семилетней годовщины образования «Пальмаха» — ударной силы «Хаганы». Спустя неделю после более чем скромного празднования семилетия (оттенок обиды на это «невнимание» явственно слышится в тексте), 14 мая 1948 года, была провозглашена независимость Государства Израиль. А еще полгода спустя, 7 ноября, Бен‑Гурион принял поразившее многих решение о расформировании «Пальмаха».

Стихотворение Альтермана во многом отражает противоречивость истории «Пальмаха», которая чрезвычайно типична для Израиля. Самоотверженный героизм рядовых (Альтерман особенно подчеркивает их «безымянность») — и низменное честолюбие, властолюбие, себялюбие командиров. Боевое братство — и протекционизм, беззастенчивое проталкивание «своих» на должности и звания, принесшее немало вреда в военном и государственном строительстве. Реальный вклад в оборону Страны — и безудержное мифотворчество, превратившее трусов в героев, неудачи в победы и поставившее под сомнение значительную часть послевоенной израильской историографии.

Говоря о «Пальмахе» как о главной военной силе ишува в начале Войны за независимость («Хагана», хоть и была многочисленна, представляла собой разношерстную, необученную и небоеспособную милицию), следует отметить несколько моментов, важных для понимания решений Бен‑Гуриона в деле формирования армии.

Осознание неизбежности войны с арабами после ухода англичан требовало от ишува заблаговременной подготовки боеспособных воинских частей, оснащения их оружием, формирования единой системы командования и проч. Всему этому мешали объективные трудности: активное противодействие британских властей, невозможность легальной закупки оружия и, главное, отсутствие каких‑либо законных оснований для мобилизации и обучения солдат (ведь подобные основания могут быть только у независимого государства).

Как следствие, «Хагана» строилась на сугубо добровольной основе, а структура ее командования была принципиально гражданской: штаб «Хаганы» состоял из представителей разных политических партий Эрец‑Исраэль в заранее оговоренном количестве. И хотя перед лицом арабской угрозы споров и склок в этом «штабе» было меньше, чем можно было бы ожидать, трудно назвать подобную структуру полноценным военным командованием.

С началом Второй мировой войны руководство ишува неоднократно обращалось к английским властям с просьбой допустить еврейские воинские части к непосредственному участию в обороне Эрец‑Исраэль. Британцы (несмотря на реальную угрозу со стороны немцев и итальянцев) относились к этим просьбам без энтузиазма, ибо прекрасно понимали подоплеку легитимации еврейских боевых частей, которые в дальнейшем могли стать орудием борьбы евреев за независимость. Ситуация изменилась с появлением у немцев и итальянцев нового союзника — вишистской Франции. По ряду соображений Британия не желала прямого столкновения с французами. В то же время она нуждалась в защите своих интересов в Сирии и Ираке, которые находились под французским протекторатом. На определенном этапе для проведения подобных операций (под командованием британских офицеров, но без участия британских армейских частей) потребовалась некая «третья сила», прямо не вовлеченная в большую войну. Тут‑то англичане и согласились, скрепя сердце, на формирование двух еврейских рот, получивших название «Пальмах» — «Ударные роты».

Подразделение «Пальмаха» в ходе сражений

Руководство «Пальмахом» осуществлял Ицхак Саде, командовать ротами поручили Моше Даяну и Игалю Алону. Впоследствии число рот возросло втрое. Солдаты (число которых доходило до полутора тысяч) прошли обучение под руководством британских офицеров, получили британское оружие и участвовали в нескольких британских операциях в Сирии и Ираке (там‑то Даян и потерял глаз). В отличие от доморощенной «Хаганы» «Пальмах» представлял собой уже более‑менее профессиональную армейскую структуру. И все бы хорошо, но в мае 1943 года, остановив немцев под Эль‑Аламейном и сочтя свои задачи в Сирии, Ливане и Ираке выполненными, англичане потребовали немедленного расформирования еврейского подразделения с конфискацией оружия. «Пальмах» ушел в подполье. К началу Войны за независимость он насчитывал более 3 тыс. бойцов в составе трех бригад: «Ифтах» (в Галилее и на севере), «Гарэль» (в центре Страны) и «Негев» (на юге).

Еще на стадии формирования «Пальмаха» левые партии («Ахдут а‑авода» и «А‑шомер а‑цаир», объединившиеся впоследствии в сталинистскую партию МАПАМ) позаботились о «правильной» идеологической однородности состава «Ударных рот». Это сказалось впоследствии, когда между «Хаганой» и сторонниками Бен‑Гуриона, с одной стороны, и ревизионистами («Эцелем» и «Лехи») — с другой, возникли непримиримые разногласия по поводу дальнейшей стратегии борьбы за независимость. Во время позорного периода «Сезонов» (1944 – 1945 годы и лето 1947 года), когда люди «Пальмаха» вылавливали и сдавали британцам своих бывших (и будущих) собратьев по оружию, партийная принадлежность служила пальмахникам защитой от угрызений совести.

На конференции партии МАПАМ, спустя всего четыре дня после публикации в «Даваре» стихотворения Альтермана, Фейга Иланит заявила: «Мы обязаны беречь “Пальмах”, потому что он подобен матросам в России 1917 года, которые были первыми защитниками революции. Но вокруг “Пальмаха” следует построить партийную армию».

Ей вторили другие лидеры партии.

Яаков Хазан: «Я полагаю, что “Пальмах” не будет выполнять заданий, если их источником будет глава правительства по имени Менахем Бегин, и я не вижу в этом никакой беды для Государства Израиль. Напротив, это принесет успех».

Исраэль Галили: «“Пальмах” — самая дисциплинированная часть “Хаганы”. Я хочу обеспечить существование “Пальмаха” и в будущем. Я хочу иметь военную силу, на которую рабочее движение сможет опереться, не обращаясь к армии».

Иными словами, речь совершенно открыто шла о «партийной армии», о вооруженной милиции сталинистских сил внутри ишува. Сознавая себя главной, если не единственной военной силой в Эрец‑Исраэль, «Пальмах» вел себя соответственно: его командиры открыто претендовали на ключевые позиции в руководстве ишувом. Понятно, что все это не могло понравиться Бен‑Гуриону. С угрозой для демократии он бы еще как‑то смирился, но рисковать руководимой им партией МАПАЙ (то есть своей личной властью) он был категорически не готов.

По этой причине Бен‑Гурион при первой же возможности расформировал «Ударные роты», невзирая на отчаянное сопротивление лидеров партии МАПАМ и командиров «Пальмаха». Тем не менее «братство пальмахников» удержало за собой ведущие позиции не только в командовании Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ), но и в руководстве страны и, что немаловажно, в ее историко‑культурном истеблишменте. Как и предсказывал Альтерман в своем стихотворении, «парни из “Пальмаха”», ни в чем не полагаясь на других, сами написали историю Войны за независимость, осветив ее с определенной точки зрения, далеко не всегда совпадавшей с реальным положением дел. Нужно сказать, что это мифотворчество (прежде всего в части оценки личности Ицхака Рабина) привело позже к весьма неприятным для Израиля последствиям.

Альтерман был прирожденным горожанином. Возможно, этим и объясняется его восторженное отношение к молодым людям в шортах и рубашках с короткими рукавами: поэт восхищался обладателями рук, привычных к полевому труду и к винтовке. Вот и в этом стихотворении он прежде всего извиняется перед парнями из «Пальмаха» за недостаточно высокую оценку их самоотверженных усилий, а затем уже призывает пальмахников осознать серьезность текущего момента, служащую оправданием для неблагодарности новорожденной страны. Впоследствии Альтерман резко осудил решение Бен‑Гуриона о расформировании «Пальмаха» и в течение нескольких лет призывал вернуть героям их позиции в руководстве армией и страной.

Несколько излишне самостоятельных командиров «Ударных рот» (например, комбат, а впоследствии командир бригады «Гарэль», Йоселе Табенкин, не считавший штабные приказы обязательными к исполнению) и в самом деле были отстранены Бен‑Гурионом навсегда и вернулись в свои кибуцы. Но те пальмахники, которые вовремя и безоговорочно признали его лидерство (в первые годы существования Израиля Бен‑Гурион обладал почти неограниченной диктаторской властью), были вознаграждены: Игаль Алон, Моше Даян и Ицхак Рабин остались на первых ролях, а для других пальмахное прошлое послужило надежным трамплином для карьеры в ЦАХАЛе, в высшем чиновничестве, в культурной и академической среде. Вот только совпадала ли подобная «пальмахизация» элиты с интересами страны?

 

Стихотворение «Вокруг костра» (מסביב למדורה) было опубликовано 7.05.1948 в газете «Давар».

 

Их отчизна в сыны не звала,

не напутствовала осанной.

Ночь глубокой и чистой была —

говорящая ночь нисана.

Лишь луна, костер и ночная мгла

и отряд парней безымянных.

 

Лишь луна, и ночь, и простор,

свежий ветер, скупое пламя,

разговоры, короткий спор

и молчание меж парнями.

Только это — но высечен тот костер

на скрижалях, хранимых нами.

 

Без оглядки, без лишних слов,

без прощаний, без пышной встречи,

эти парни несли свой горб,

не размениваясь на речи.

И лишь свитер парою рукавов

обнимал их крутые плечи.

 

Башмаки тяжелы как гранит,

рюкзаками натерты спины,

в мятых кружках вода кипит,

ужин — финики и маслины.

Что же — время легенды свои творит

из простой повседневной глины.

Только нужно ли время им?

Их сказитель — породы местной…

Тем же солнцем жарким палим

в той же группе сидевший тесной.

Так устроен «Пальмах» — доверять лишь своим

и в бою, и в миру, и в песне.

 

Только счеты эти смешны:

так ли, парни, или иначе,

в списке праздничных дней Страны

ваш не менее прочих значим.

Перед вами народ на пороге весны

простирается, жаждет, плачет. 

Сборник стихотворных текстов классика израильской поэзии Натана Альтермана «История, оперенная рифмой» можно приобрести на сайте издательства «Книжники».

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана

В этой повседневной рабочей суете легко было забыть о неимоверном чуде, только что свершившемся прямо на глазах народа, — чуде обретения независимости в своей собственной Стране. С учетом сопутствующих обстоятельств масштаб этого события был никак не меньше, чем великих чудес Исхода. Но такова уж человеческая натура: новоиспеченным израильтянам, подобно недавнему рабу Нуну из стихотворения Альтермана, почти сразу стало не до чудес и не до знамений. В конце концов, ведь даже манна, упавшая с неба, была всего лишь едой...

История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана

Газета «А‑Арец» так описывала реакцию на финальный закат «солнца народов»: «Отголосок смерти Сталина до сих пор слышится в Нацерете. С получением известия о его кончине весь город, казалось, утонул в море красных флагов и черных траурных лент. Доски объявлений и стены были сплошь заклеены плакатами, оплакивающими спасителя человечества...»

История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана

Рассказывают, что в кибуце Ягур, где поселили команду, был устроен праздник по случаю удачной операции и якобы капитан судна произнес прочувствованную речь во славу Страны Израиля, маапилим и доблестных еврейских бойцов. И — снова якобы — при этом присутствовал Натан Альтерман собственной персоной, доставленный в Ягур по личному распоряжению самого Ицхака Саде, командира «Пальмаха». И — тут уже последнее якобы — под впечатлением этой речи Альтерман сочинил ответ итальянцу, ставший позднее одним из самых известных текстов поэта.