Книжные новинки

Хаос нового еврейского бытия

Михаил Липкин 24 февраля 2020
Поделиться

 

СЭММИ ГРОНЕМАНН
Хаос
Перевод с немецкого Л. Ведерниковой. М.: Книжники, 2019. — 500 с.

Сатирический роман «Хаос» (1920) — первый роман немецко‑еврейского писателя, драматурга, публициста и сионистского деятеля Самуила (Сэмми) Гронеманна (1875–1952) — в оригинале называется Tohuwabohu: выражение из первой главы Торы, где описывается начало процесса мироздания. Видимо, по мысли автора, это понятие сопоставимо с духовной атмосферой в еврейской среде Европы, прежде всего Германии, но также и Российской империи начала ХХ века — смятение и ожидание кардинальных перемен. Стремительный сюжет с переплетением множества различных линий — при том, что книга читается на одном дыхании, — открывает нам пестрый мир еврейства. Религиозные и нерелигиозные, сионисты и антисионисты, равнодушные и несведущие; немецкие евреи — культурные европейцы, для которых ненавистная автору ассимиляция выглядит естественным, хотя и позорным, жизненным и историческим итогом, восточные (российские, а вернее, польские) евреи — темные провинциалы, которых, однако же, автор описывает с гораздо большей симпатией, возлагая на них самые серьезные надежды. Именно они — подлинные хранители традиции, в то же время их молодое поколение открыто самым передовым веяниям.

Сюжет строится вокруг двух зеркальных ситуаций: «традиционный» еврей из провинциального городка приезжает в Берлин и оказывается среди немецких ассимилированных евреев, а немецкий еврей (столь ассимилированный, что даже уже крестился) попадает в этот самый городок, где одни готовятся к Песаху, а другие к погрому. Перед читателем проходит яркая галерея идеалистов и прохиндеев, и все так или иначе проявляют себя в полной мере, все, евреи и неевреи, захвачены потоком времени, неизбежно оказываются перед каким‑то выбором. Кто дистанцируется от «проклятых вопросов» — к тому они приходят в самой болезненной форме. Просто жизнь, существование, выживание для одних оборачиваются вопросом реализации себя в сомнительных делах, для других — борьбой за свое достоинство, для третьих — за свои убеждения или за любовь. Повествование завершается накануне Базельского сионистского конгресса 1903 года, и оказывается, что герои так или иначе со становлением сионизма связывают свои наболевшие вопросы — и частные, и общественные.

Книга Гронеманна выходит за рамки «еврейского мира» с его проблемами. Относительно новая реалия, так называемый еврейский вопрос, настойчиво вторгается во все сферы жизни и требует ответа. Герои с изумлением открывают для себя (на самом деле для читателя, ведь Гронеманн за злободневной остротой не забывает и о просветительской составляющей) особенности еврейских обычаев и обрядов в разных общинах, представления евреев о мире, о прошлом и будущем, еврейскую иерархию ценностей. Многие сцены призваны остаться в памяти символом еврейской парадоксальности: одновременно происходящие в городе погром и пасхальный седер, или то, как убежденный атеист, выросший в религиозной традиции, громит религиозную косность и ограниченность, но в час молитвы он, как самый старший и самый сведущий в религиозных вопросах, облачается в соответствующее одеяние и исполняет обязанности кантора, а закончив, продолжает с прерванного на полуслове места свою обличительную речь, клеймящую религиозное мракобесие.

Читателю приходится оценивать жизненные явления глазами героев. И если литература — это прежде всего «заговаривание демонов», то автор «заговаривает» вполне реальных «демонов», бродящих в подкорке у нескольких поколений. Книга вышла еще до Катастрофы, до создания Государства Израиль, она была не историческим, а вполне злободневным произведением. Но автору определенно было свойственно историческое предвидение, во многом обусловливающее актуальность романа «Хаос» для наших дней.

 

Роман Сэмми Гронеманна «Хаос» можно приобрести на сайте издательства «Книжники» 

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Хаос

«Мне так кажется, я только с момента крещения осознал свое еврейство. Только с выходом из иудейства я впервые в жизни занял какую‑то позицию по отношению к нему. Понимаешь, я впервые осознал свою принадлежность к религии предков, когда отступился от нее!» «Книжники» готовят к выпуску роман, представляющий широкую панораму жизни российских местечковых евреев и евреев Германии.

Сион как магистральное направление

Побег, как учит опыт еврейского народа, непременно оказывается побегом из одного изгнания в другое, и американцы это всегда знали, хотя не всегда признавали. Иммигранта, который покинул Старый Свет, спасаясь от изгойства, ждет одиночество в Новом Свете; когда же он бежит от коллективного одиночества, характерного для городов у океана, то обнаруживает запредельную изолированность на фронтире. Америку создала именно эта мечта об изгнании, дающем свободу, но самосознание американцев закалено опытом, а он учит, что изгнание ужасно.

Придет день: путь Жаботинского

Литературный дар и талант Жаботинского не вызывал сомнения у его современников. Но вот вопрос, как мы сказали бы сейчас, по поводу «пятого пункта» – можно ли еврея считать русским поэтом, писателем, обсуждался в начале века среди русской интеллигенции довольно горячо. А Жаботинский был не просто евреем, он еще числил себя и потомственным хасидом!