литературные штудии

Ханукальные игры в чудеса на идише

Анна Мисюк 15 декабря 2020
Поделиться

Еврейская литература любит праздники, ее герои живут под небом, расчерченным еврейским календарем, и неважно, на какие государства смотрит это небо, а главное, что живут под ним персонажи, говорящие на идише.

…Понятно, что для великих писателей время действия — в случае нашей статьи это будет праздник Ханука — играет значительную роль в их художественном мире. Известно также, что литература идиша, несмотря на свою щемящую недолговечность, успела дать народу и миру великих писателей, и сегодня мы перелистаем ханукальные рассказы Шолом-Алейхема и Исаака Башевиса-Зингера.

Сначала Шолом-Алейхем — долгое время и для многих единственный еврейский писатель и потому великий еврейский писатель, а он еще и просто великий писатель. Что прежде всего удивит в рассказах «Ханукальные деньги» и «Юла»?

Зачем они? И, главное, почему они такие подчеркнуто домашние, детские, читаются как бы шепотом? Ведь дело происходит в праздник, когда вспоминают и могучих Маккавеев, и славную их победу, и Чудо света, в память которого горят восемь дней огни. А ни слова об этом нет в рассказах. В этих рассказах Ханука — это дни детских проблем, ведь по сложившемуся обычаю дети получают на праздник деньги, на которые играют (!), восемь дней детского азарта… Восемь дней — не спорту, не физическим соревнованиям и военным парадам отдала народная традиция этот праздник… Его огни, по Шолом-Алейхему, освещают своеобразный семейный уют маленького городка-штеттла, скованного морозами, и первые детские шаги в жизнь…

Вот маленькие братья из «Ханукальных денег» обходят родственников, собирая гривенники, пятачки и даже полтинники и рубли долгожданных «Ханука гелд». Со знакомой полуулыбкой представляет нам их Шолом-Алейхем, эту череду родственников от серьезного отца, ученого, доброго, рассеянного — до чудаковатых дядей, родных, двоюродных, троюродных… Да. Но потом спохватываемся. Кто же познакомил нас со всей этой мишпухой? Ребенок, дитя, хоть и направляет его взгляд твердая писательская рука. Так запомним, что нам сказали: с ранних лет ханукальный обычай знакомит ребенка с родней всех степеней лично. Он запоминает тех, кто составляет его семейный круг — это те, кто дарит деньги на Хануку. Причем некоторые молча, кто с прибаутками, кто со строгими экзаменационными вопросами, а кто с пончиками в придачу. Ребенок запомнит их всех, куда бы ни разметала судьба семейный круг беззащитных перед зимой и историей маленьких штеттлов. Он сможет признать и вспомнить родню в любом возрасте и на любом континенте.

Следующий рассказ «Юла» — здесь далеко до уюта, начинается он задолго до Хануки, и мучительный рассказ о таком маленьком и незадачливом «сыне вдовы» ведется в русле сурового психологизма, который литература идиша легко впитала из русской литературной традиции. Я часто встречаю и в печати, и «в жизни» сетования на жестокости современных кино и литературы — и всегда думаю, что, видно, те, кто сетует, давно в книги реалистов XIX века не заглядывали. Страдания маленькой души, входящей в большой мир, Шолом-Алейхем описывает безжалостно для читателя, не щадя его нервов, испытывая до предела его способность к со-чувствию, со-переживанию. И вот в рассказе наступает Ханука — и наш герой, и все детское сообщество бросается в зажигательный мир азарта. Ханукальные деньги — детский билет в реальность; возможность, играя, почувствовать силу счастья и горечь фатальных неудач, порепетировать жизненные перипетии, узнать многое о себе: каков ты в схватке со случаем, что готов поставить на кон ради неверной улыбки фортуны?

Перечитывая в который уже раз «Юлу», я заметила, что в памяти этот рассказ сохраняется как целый цикл, но все затмевает яркая картинка: звенят последние монеты «Ханука гелд», мальчишки ставят на кон свою удачу, а Беня, богатый и сильный, ставит против всех и запускает свой дрейдл, свой волчок, и выигрывает, может, навсегда. Шолом-Алейхем не любит «счастливых» концов, для него, да в основном и для всей литературы идиша, счастливый конец рассказа — это то, что говорит сын вдовы: «Я не умер, я выздоровел и вырос», — что же вам нужно еще? Узнать, что фальшивой бывает дрейдл — юла, что сильный и наглый партнер или сосед подловит твой детский азарт на свою юлу, где на каждой грани выигрыш, и не оставит тебе шансов. Что ж, полезно узнать это в детстве. Смотрите, говорит нам писатель: народ воспитывает детей, испытуя их, пусть с детства познают цену риска, а значит, и силу своего характера, пусть платят в Хануку за детский билет, а значит, будут лучше готовы к тем запредельным ценам, которые может запросить с них взрослая жизнь и история.

На поколение моложе великого Шолом-Алейхема нобелевский лауреат Исаак Башевис-Зингер, в его творчестве пропета последняя песнь на идише, услышанная всем миром, да вот беда — уже в переводах. Мало читателей в оригинале было у последнего, титулованного престижными литературными премиями классика идиша. Сравнительно недавно мы читаем Зингера по-русски, привыкаем к его поэтике, такой прозрачной, но полной загадок и грез. Ханукальные рассказы Зингера — это рассказы о чудесах. В них привольно раскинулась природа: буран, снегопад, пурга хозяйничают на страницах, заглядывают кроткие мордочки «меньших братьев», то олененок по имени Ханука провозвещает счастье благородной, но бездетной семье, и родившийся долгожданный первенец будет, конечно, назван Гершеле — олененок; то козочка спасает в буран мальчика, то улицы Варшавы превращаются в снежные джунгли для мальчугана, испытующего судьбу. Волшебные, причудливые в мерцании огней ханукальные дни в рассказах Зингера — это время смены видения, дни перемены судьбы.

Один из ханукальных рассказов стоит особняком. «Гаснущие огни» — рассказ популярный и загадочный, пробежим его строки… В начале нашего столетия на территории Польши мальчишки утонувшего в снегу штеттла собрались в синагоге и слушают рассказы старого шамеса о необыкновенном празднике Ханука. Однажды, давным-давно, когда старый шамес был малышом, на Хануку как-то ни одна свеча, ни один светильник не зажегся, ни у раввина в доме, ни у кого, а на следующий день гасли, едва затлев, уже два огня. Беда, а не праздник. На третий день к раввину пришла старушка и рассказала, что уже вторую ночь является ей во сне недавно умершая маленькая внучка и говорит: «Я мечтала дожить до Хануки. Я просила молиться о том, чтобы увидеть мне ханукальные огни, попробовать оладушки и поиграть в дрейдл с подружками. Но вы плохо молились, и теперь ваш праздник состоится на моей могиле. Только на кладбище, на моей могиле зажгутся ваши ханукальные свечи, и пусть малыши играют в дрейдл на могильных камнях, и только там развернут хозяйки праздничное угощение». Не знал раввин, что и сказать, а на следующий день огни гасли по-прежнему. В общем, вы уже поняли, что городок отметил Хануку на кладбище, и в это время стих буран, чуть не всю неделю заметавший его снегом. Странный рассказ. Я не претендую, что для меня абсолютно прозрачен смысл этого истинного стихотворения в сказочной прозе, но попробую предложить один из вариантов.

Рассказ написан почти сразу после войны, когда американские евреи только узнали первую страшную правду о произошедшей Катастрофе европейского еврейства. Они в этот момент почувствовали себя последними, оставшимися на краю, на грани, а за океаном простиралось огромное многомиллионное еврейское кладбище. К своим землякам, к еврейским общинам Штатов обращался писатель: вы плохо молились, — как бы говорил он им, — вы боялись поднять свой голос, вы не помогли, не напряглись, а теперь они погибли, ваши родные, земляки, соплеменники, и праздничные огни обратились в поминальные. Рассказ построен так, что мы не можем не заметить: мальчики, слушающие рассказ шамеса, наверняка не пережили войну, как и подавляющее большинство польских евреев, земляков Зингера. Так этот волшебный рассказ сохранил нам и память конкретно-исторического момента. Сейчас, когда из Америки приходит помощь восстающим из духовного небытия общинам бывшего СССР, я часто думаю, что кроме всего те, кто нам помогает, прочли когда-то в ханукальные дни рассказ о «гаснущих огнях».

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», №75)

Цикл рассказов Шолом-Алейхема «В маленьком мире маленьких людей» и сборник детских рассказов Исаака Башевиса Зингера «Рассказы для детей» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Ханука в родительском доме

На Хануку, когда зажигали ханукальные свечи, отец разрешал нам с полчасика поиграть в волчок. Один такой случай мне особенно запомнился. Был восьмой вечер Хануки, и в нашем ханукальном светильнике горело восемь свечей. В тот день выпало много снега. Печка раскалилась докрасна, и окошко все было в ледяных узорах.

Тайна ханукального волчка

Наверное, многим известно об обычае играть в волчок на Хануку. На иврите ханукальный волчок называется «свивон». В волчок играют и дети, и взрослые, а иногда все вместе, целой семьей. Волчок имеет четыре грани. На гранях вырезаны четыре буквы: «нун», «гимель», «эй», «шин» – по одной букве на каждой грани.

Евреи и славяне: детские воспоминания о зимних праздниках

В славянской традиции Ханука – в силу своего сугубо домашнего характера – не встретила большого отклика и осталась практически незамеченной. Ведь этот праздник не предполагает никаких публичных обрядов, которые могли бы наблюдать иноэтничные соседи, например, таких, как ташлих на Рош а-Шана или строительство шалашей на Суккот. В дни Хануки евреи редко угощали соседей своими ритуальными блюдами, как на Песах или Пурим. Однако образ соседа-еврея нашел широкое отражение в праздновании христианских зимних праздников, по времени близких к Хануке.