«Мне голос был» — это почти всегда диагноз. За исключением тех случаев, когда голос был.

Для Голоса необходима самая малость: исполненная глубоких знаний и рефлексий фигура Праведника. Сверхчувствительный локатор.

И вот что любопытно: даже циники вокруг понимают — не сумасшедший, а Праведник, Пророк.

Гилель Цейтлин был абсолютным гуру варшавских еврейских интеллектуалов. О его влиянии много пишут братья Зингеры.

Доходящие до самой сути эссе, исследовательские трактаты, речи. И страшные пророчества.

С рефлексиями здесь всё в порядке: «Я — человек, полный противоречий. Всякому, кто не способен втиснуться в пространство удаленной точки, живя всей полнотой личной и общественной жизни, невозможно достичь гармонии помыслов и действий, не обойтись без несозвучностей и противоречий».

Он обличает: «Дух безумия овладел народом моим, дух скверны и беснования. Если измыслит ныне человек некую ложь — станет предводителем части народа, а если измыслит ложь еще большую — станет предводителем большей части его; если же явится некто, движимый силою великой истины, пламенеющей в душе его, и скажет словами Б‑га жизни — словами пророков истинных, никто не услышит его, и будет он в глазах людей изрекающим пустое».

Он пророчит: «Неужели не видите вы ныне, что опасность великого уничтожения нависла над всем народом по вине вождей и наставников его, треть из которых — безумцы и помешанные, треть — юноши легкомысленные, треть — пустословы ничтожные? Не видите ли вы, что ныне полное моральное разложение охватило народ от края и до края, кроме немногих тысяч праведников, коим также угрожает опасность великая, но еще не пропала надежда спасти их; кроме нескольких сотен избранных и десятков обретших высшее знание?»

Он взывает. Ему мало духовного очищения, он жаждет действий: объединить все партии и всех вождей. Для спасения народа — вывезти евреев из Польши немедленно.

Его слушали — и не слышали. Ничего не было сделано. Все его страшные пророчества сбылись.

Цейтлин предрек Катастрофу, дал ей имя, Шоа, и, облаченный в талит и тфилин, с томом «Зоара» в руках, стал ее сильнейшим образом.

И сейчас мы впервые издали перевод его потрясающих трудов. Без цензуры, без сглаживания. Все, как было.