22 декабря умер ученый, предприниматель и филантроп Дмитрий Зимин.
Дмитрий Борисович Зимин ушел на 89‑м году жизни. «Это случилось сегодня не на родине, — написал в фейсбуке его сын Борис, — в Швейцарии. Он ушел в полном сознании, умиротворенно, немного грустя о нас и о жизни, но все‑таки с облегчением — последние месяцы он тяжело болел».
Прах Зимина — блестящего человека, сумевшего дойти до абсолютных высот в науке и бизнесе и стать одним из самых щедрых благотворителей современности, был захоронен 28 декабря на Кипре, где живет семья. Прощание с ним в течение нескольких часов шло в прямом эфире из Лимассола, Москвы и Тель‑Авива. Вспоминали, среди прочего, как в 2017 году в Тель‑Авивском университете открылся Институт новых инженерных решений его имени, а в Университете Ариэля, тоже на его средства, — лаборатория по исследованию новейших материалов. И это ничто на фоне тех неисчислимых благ, которые обрушил Дмитрий Борисович Зимин на Россию, ее образование, науку, литературу, создав для их финансирования в 2002 году фонд «Династия», а в 2008‑м учредив книжную премию «Просветитель».
Минюст России признал «Династию» иноагентом — за то, что Зимин финансировал фонд со своих иностранных счетов. Человек неизменных убеждений и ценностей, вложивший в поддержку отечественного просветительства миллионы, горевший идеей счастливого будущего для родины и непосредственно вовлеченный во все дела, которым помогал, великодушный Зимин был оскорблен. Ведь он разработал для фонда структуру, которая позволила бы ему функционировать и после смерти основателя. «Я, по‑видимому, патриот в том смысле, что ни за одну страну мне не бывает так стыдно, как за мою собственную, — признавался Зимин в интервью “Огоньку”. — Мучительно, мучительно стыдно». Но, закрыв один семейный фонд, он создал вместе с сыном другой — Zimin Foundation, поддерживающий премию «Просветитель» и множество проектов по сей день.
Об этом и многом другом во время онлайн‑прощания с Дмитрием Зиминым говорили десятки знаменитых и не очень людей — вспоминали, как он ездил, уже будучи в списке Forbes, в метро, как его можно было встретить с авоськой на Арбате. Как сделал первый и главный взнос в создание фильма Веры Кричевской «Слишком свободный человек» — о Борисе Немцове, который в 1998 году, став вице‑премьером правительства России, решил вопрос с выделением «Билайну» — созданной Зиминым компании «Вымпелком» — лицензии на частоты GSM. Деньги на фильм не были «платой по счетам»: Зимин всегда знал, на что тратить, — выбирал главное, видел цель.
С Немцовым его сближали не только инженерное прошлое, свобода мышления и умение смотреть в будущее. Их роднило происхождение. Поэт Игорь Губерман — Дмитрий Борисович любил его цитировать — сказал на прощании с Зиминым, как он всегда радуется, видя, что высот в жизни, науке, искусстве достигает еврей. И это как раз тот случай.
Зиминым Дмитрий Борисович был по папе. «Мой отец — Борис Николаевич Зимин, арестованный весной 1935 года, погиб в том же году в лагере под Новосибирском, — пишет Зимин в своей книге “От 2 до 72”. — Ему было 30 лет, а мне не было еще и двух».
Я впервые увидела Дмитрия Борисовича, когда он прикручивал табличку «Последнего адреса» к дому в Ермолаевском переулке. На месте этого здания раньше стояло другое, именно в нем арестовали его отца — младшего сына Веры Николаевны Зиминой (в девичестве Гучковой), бабушки Зимина. Старшим ее сыном и дядей Дмитрия Борисовича был Александр Николаевич Зимин, расстрелянный в 1938‑м в Саратове бывший меньшевик.
О том, что предки по линии отца — те самые старообрядцы Зимины, в числе которых и создатель Частной оперы, где блистал Шаляпин, и проектировщик (вместе с «дедушкой русской авиации» Жуковским) московского водопровода, и владелец ткацкой фабрики под Орехово‑Зуевом, а бабушка Гучкова — из того же рода, что и московский городской голова Гучков, и прославленная меценатка Варвара Морозова (Гучкова), — Дмитрий Борисович узнал только в 2000 году. К нему, давно уже президенту «Вымпелкома», пришли телевизионщики, снимавшие фильмы о знаменитых династиях.
«А о предках со стороны мамы, — пишет Зимин, — мне практически ничего не известно. Ее родители умерли, кажется, еще до моего рождения. Где, когда… не знаю». Можно предположить, где и когда ушли из жизни бабушка‑дедушка или их родные: мама Зимина, Берта (Бетти) Борисовна, урожденная Докшицкая приехала в Москву из Минска, а родилась в 1899 году в Вильно.
«Мое детство, — пишет ее сын, — прошло под стук пишущих машинок: машинистками‑стенографистками были моя мама <…> и жившие с нами после войны две мои тети — сестра мамы тетя Ида и сестра отца тетя Лена. В самом конце войны тетя Ида ездила в Минск <…> и привезла к нам в Москву мальчишку моего возраста — Юрку Яблина, сына их минских знакомых. Юрка чудом спасся из гетто, в котором погибла его мать».
Очевидно, что в семье, пострадавшей со всех сторон, не слишком было принято говорить о прошлом. «Никогда не хотел выпячивать еврейство, — признавался Зимин, — но и скрывать — это было бы предательством мамы».
Документалист Виталий Манский успел снять несколько фрагментарных интервью с Зиминым. На вопрос, как тот впервые осознал себя евреем, получил ответ: «Меня осознали. Это был сравнительно короткий период в моей жизни, когда не уставали подчеркивать, кто я есть: 1941–1944 годы. Город Кизел на Урале — Кизеловский угольный бассейн, эвакуация. Антисемитизм был тотальный, самый унизительный и омерзительный. Там я пошел в первый класс».
А в московской школе, в Плотниковом переулке, его окружали одни евреи — среди одноклассников Зимина был и Игорь Кваша. Мама избавила сына от необходимости упоминать в анкете расстрелянного отца — второй раз вышла замуж. Но в 1949‑м она пошла с ним в милицию — боялась, что, получая паспорт, в графе национальности сын напишет «еврей». Он и собирался так сделать: отца не знал, вырос с мамой и тетей. Но впоследствии сам понимал, что, появись в его паспорте не та национальность или репрессированный отец в анкете, не было бы ни радиофакультета МАИ, ни карьеры. Начало учебы совпало с «делом врачей» — и вместо того, чтобы ездить в МАИ на трамвае, на первом курсе он часто ходил пешком, потому что в трамваях били евреев, а Зимин считал, что похож.
Он был талантлив и успешен во всем, к чему прикасался. В школе сделал УКВ‑радиостанцию, в 17 лет — телевизор: «Он [телевизор] заработал у меня году в 1950‑м. Смотреть его собиралась вся наша коммунальная квартира. А во всем нашем доме было всего два телевизора. Мой самодельный и выпущенный недавно промышленностью “КВН‑49”».
В 1963‑м Зимина позвали в Радиотехнический институт АН СССР, входивший в оборонное объединение «Вымпел». И до середины 1990‑х, уже став доктором наук, он проектировал антенны для системы ракетно‑космической обороны, за что в 1993 году получил Госпремию.
В 1990 году, когда начались проблемы с зарплатой в институте, Зимин создал кооператив — «КБ Импульс», производившее «антирадары» для автомобилей и аппаратуру для кабельного ТВ. А в 1991‑м, познакомившись с приехавшим в СССР Оги Фабелой — совладельцем американской компании Plexsys, производившей телекоммуникационное оборудование, зарегистрировал вместе с ним «Вымпелком» и стал строить в Москве одну из первых сотовых сетей.
«Мы одна из немногих компаний, которая в состоянии ответить на вопрос, откуда взялся первый миллион», — с гордостью объяснял Зимин в интервью Олегу Тинькову. Первый кредит предоставили производители оборудования. И «Вымпелком» первой из отечественных компаний выставил акции на Нью‑Йоркской фондовой бирже. В 2005 году, по оценке Forbes, состояние Зимина, продавшего компанию, оценивалось в 520 млн долларов, из которых 90% он передал в траст, созданный для финансирования благотворительных проектов.
Так началась его третья жизнь, тоже успешная и счастливая, в которой он заменял собой целый сектор государства, бесстрашно и бескорыстно взяв на себя его функции. Жаль, не все. Помимо «Династии» и «Просветителя», в эти последние 15 лет были фонды «Либеральная миссия» и «Московское время», проекты Российского еврейского конгресса, в которых он участвовал, и разные дела, направленные на улучшение жизни в стране и обеспечение ее перспектив. Последнее Зимину казалось главным, потому что он был человеком будущего, в которое смотрел сам и заставлял смотреть других.
