Материал любезно предоставлен Tablet

Зимой 1935 года, через несколько месяцев после того как правительство Германии приняло антиеврейские Нюрнбергские законы, нацистский семейный журнал «Солнце в доме» (Sonne ins Haus) объявил конкурс фотографий, чтобы найти идеального арийского ребенка. 24 января 1935 года на обложке журнала опубликовали фотографию победительницы, очаровательной шестимесячной Хесси Левинсон. Нацистская пропаганда объявила ее идеальным арийским ребенком. Вот только жюри не знало, что Хесси — еврейка.

Хесси родилась 17 мая 1934 года в Берлине в семье Якоба и Паулины Левинсон, латвийских евреев. Родители Хесси оба занимались классической музыкой и поженились в 1928‑м, до переезда в Берлин. Оба певцы: у Якоба был приятный баритон, Паулина училась в Рижской консерватории.

Якоб устроился в Берлинскую оперу под псевдонимом Яша Ленссен — чтобы скрыть, что он еврей: в то время в гитлеровской Германии усиливались антисемитские настроения. Но руководство оперы узнало, что фамилия Якоба — Левинсон и он еврей, и контракт с ним разорвали.

Денег не было, Левинсоны ютились в однокомнатной квартирке, Паулина родила Хесси. Девочка была очень красивой, и когда ей исполнилось полгода, родители решили сделать ее фотографию. «Мама отнесла меня к фотографу, — вспоминала Хесси. — Одному из лучших в Берлине. Снял он меня замечательно».

Родителям Хесси так понравилась фотография, что они обрамили ее и поставили на пианино, которое отец Хесси подарил ее матери в честь рождения дочери. Левинсоны полагали, что портрет их дочери останется в семье. Они понятия не имели, что Ганс Баллин, известный берлинский фотограф, который сделал снимок, отправил его на конкурс в нацистский журнал Sonne ins Haus.

Удивительную новость Левинсонам сообщила приходящая уборщица.

— Знаете, — сказала она, — я видела фотографию Хесси на обложке журнала.

Мать Хесси возразила: не может быть, это не Хесси.

— Нет‑нет‑нет, — сказала уборщица, — это точно Хесси. Дайте мне денег, и я принесу вам журнал.

Портрет Хесси выбрали из сотни других снимков немецких младенцев, сфотографированных десятью лучшими мастерами Германии. Конкурс проводило министерство пропаганды под руководством Йозефа Геббельса, дабы показать, как красив идеальный арийский ребенок. Фотографию победителя предполагалось опубликовать на обложке Sonne ins Haus.

Баллин положил в конверт десять снимков, в их числе и портрет Хесси, и отправил в канцелярию министерства народного просвещения и пропаганды. Он отлично знал, что Хесси еврейка. Нацистская пропаганда утверждала, что идеальный ариец должен быть светловолос и голубоглаз, но по какой‑то причине победила фотография кареглазой брюнетки Хесси.

Мать Хесси опасалась: вдруг нацисты узнают, что Левинсоны евреи, и сообщила об этом Баллину. Оказалось, он об этом знал и специально отправил на конкурс фотографию Хесси, поскольку «хотел выставить нацистов дураками». Баллин объяснил, что «не отказал себе в удовольствии подшутить над ними. Как видите, я был прав. Из всех детей в качестве идеальной арийки они выбрали вашу дочь».

Sonne ins Haus было одним из немногих изданий, разрешенных в те годы. Главным редактором был друг Германа Геринга. Журнал превозносил достоинства нацистской Германии и превосходство арийской расы. Его страницы заполняли фотографии мужчин в униформе со свастикой.

И когда на обложке журнала появился снимок Хесси, Левинсоны пришли в ужас. Ее лицом были обклеены улицы, витрины магазинов, его публиковали газеты и журналы. Открытки с портретом Хесси продавались по всей Германии и в оккупированных странах. Тетя Хесси увидела такую открытку даже в Мемеле Ныне Клайпеда, портовый город в Литве. — Здесь и далее примеч. перев.  — с надписью золотыми буквами «Наилучшие пожелания в день рождения».

Родители прятали дочь от чужих глаз — боялись, что ее узнают и, может, даже убьют. «Меня больше не пускали играть в парке, — вспоминает Хесси, — и в зоопарк не водили, а я так любила бывать там».

Один раз Левинсонов чуть было не разоблачили: их знакомая в гостях у подруги‑немки заметила в рамке на стене портрет Хесси. «Так это же Хесси Левинсон», — выпалила она. «Как?.. Фамилия этой девочки — Левинсон?» — вскипела немка. Сняла фотографию со стены, долго всматривалась в нее, потом, охолонув, сказала: «Ну и ладно. Она такая милашка. Пусть висит».

Родители Хесси были напуганы, однако вся эта ситуация не только вызывала у них тревогу, но и удивляла своей нелепостью. Как‑то раз, рассказывала Хесси, в мае 1935 года ее тетя пошла в магазин купить открытку племяннице на первый день рождения и обнаружила там открытку с портретом Хесси. «Тетя ничего не сказала, купила открытку, и мои родители хранили ее всю жизнь».

Много лет спустя Хесси спросили, что она сказала бы фотографу, который отправил ее снимок на конкурс. Она ответила: «Я сказала бы ему: вы молодец, вам хватило смелости».

«Теперь я могу смеяться, — говорит она. — Но если бы нацисты узнали, кто я на самом деле, меня бы не было в живых».

В 1938 году Якоба, отца Хесси, арестовало СС по ложному обвинению в махинациях с налогами. После скорого освобождения он рассудил, что в Германии оставаться опасно, и решил немедленно уехать. Семья Хесси вернулась на родину, в Латвию, а оттуда перебралась в Париж.

В Париже у Хесси заболело ухо, ее мать нашла врача, который согласился прийти на дом. Врач — он оказался евреем — заметил: «У вас прелесть что за ребенок». Паулина рассказала ему историю со снимком Хесси. На это врач ответил, что во Франции все больше людей верят гитлеровской пропаганде. И добавил, что у него есть знакомые в одной парижской газете, эту невероятную историю непременно стоит опубликовать и выставить нацистов дураками.

Паулина согласилась, но Якоб отказался наотрез. Врач повернулся к нему и произнес:

— Что вы, мсье Левинсон, вам нечего бояться. Вы уже не в Германии.

Но он ошибся: вскоре нацисты оккупировали Францию.

В июне 1940‑го Франция пала, семью Хесси вывезли на юг Франции, в zone libre («свободную зону»). Отец девочки старался раздобыть визы, чтобы иммигрировать из Франции. В 1941 году семье дали американскую визу, но уехать Левинсоны не смогли: виза закончилась, и продлить ее не удалось. К счастью, в 1942 году семья получила уже кубинскую визу. Отец Хесси купил билеты на поезд из Марселя в Лиссабон, а в Лиссабоне билеты на пароход в Америку. В Марселе выяснилось, что Герте, молоденькой няне‑еврейке, которую Левинсоны наняли в Берлине и которая переехала с ними вместе в Париж, чтобы ухаживать за детьми, отказали в визе и она не может уехать к брату в Орегон.

Герта осталась в Париже. Родители Хесси столкнулись с дилеммой: вернуться в Париж или оставить Герту одну во Франции? У Якоба не было визы на Герту и пропуска, чтобы ей приехать в Ниццу. Опасались, что Герту, как еврейку, убьют. И тогда отец Хесси отправился в Ниццу, а семья осталась ждать в Марселе.

Путь до Ниццы Якоб для безопасности просидел в вагоне‑ресторане. Всю дорогу он заказывал еду и вино и в конце концов только что не напился допьяна, а от еды его тошнило. На въезде в зону Виши поезд останавливали на два часа для проверки документов у пассажиров, но через вагон‑ресторан охранники прошли, никого не потревожив.

В Ницце отец Хесси заложил серебряный портсигар, отправился к кубинскому консулу и предложил ему денег — за визу для Герты.

— Я уже выдал вам четыре визы, — ответил консул. — Хватит с меня неприятностей.

Якоб ответил, что без визы не уйдет, уселся и принялся ждать.

В конце дня консул сказал:

— Нам пора закрываться. Вы уйдете или мне вызвать полицию?

— Уйду, как только вы дадите мне визу, — ответил отец Хесси.

Консул посмотрел на него и сказал:

— Знаете, по старым кубинским законам человек имеет право иммигрировать со всем своим имуществом, включая рабов. Вы можете подтвердить, что эта девушка — ваша рабыня?

— Конечно. Само собой. Эта девушка — моя рабыня, — согласился Якоб, и консул выдал ему еще одну кубинскую визу.

Почти все детство Хесси прошло на Кубе. В 1949 году семья перебралась в Соединенные Штаты и осела в Нью‑Йорке.

Там Хесси Левинсон вышла замуж и стала Левинсон‑Тафт. Но отец ее остался в Гаване вести дела. Бизнес его процветал, однако после прихода к власти Фиделя Кастро развалился. По воспоминаниям Хесси, ее отец всегда говорил: «Я пережил Гитлера, переживу и Кастро». «Так и вышло», — резюмирует Хесси.

Она изучала химию сперва в нью‑йоркской школе имени Джулии Ричман, потом в Барнардском колледже, который окончила в 1955 году. Некоторое время преподавала в университете, но уволилась, чтобы растить детей. Впоследствии снова стала работать: помогала службе образовательного тестирования проводить экзамены в классах с углубленным изучением химии. Проработав так 30 лет, в 2000 году Хесси вернулась в Нью‑Йорк: преподавала химию в Университете Сент‑Джонс Частный католический исследовательский университет в Нью‑Йорке. , занималась вопросами рачительного использования водных ресурсов, в 2016‑м вышла на пенсию.

Родители Хесси выжили во время Холокоста, но почти все ее родственники в Латвии погибли от рук нацистов и их пособников. Когда Хесси спросили, каково быть еврейской девочкой с фотографии в нацистском пропагандистском журнале, она ответила: «Я чувствую, что отомстила, и отомстила на славу».

Оригинальная публикация: Hitler’s Jewish Baby