Из нашего неспокойного времени 1970-е годы видятся почти идиллией. Мир, кажется, был упорядоченным и стабильным. Проблемы, конечно, существовали, но все знали, кто в них виноват и что надо делать. Соперничество сверхдержав было напряженным, но уважительным и интересным. Как хоккейный матч. Ответственные политики, мировые лидеры, урегулировав очередные разногласия, улыбались народам, сердечно обнимались и целовались взасос. Так или иначе, мир двигался в правильном направлении, по пути прогресса.
Реальность, однако, не была такой благостной. И, что особенно важно сегодня для нас, ряд нынешних больших проблем родом именно оттуда.
Американский президент Джимми Картер вошел в историю как «отец» нормализации на Ближнем Востоке. При его деятельном участии в 1978 году Израиль и Египет заключили Кэмп-Дэвидские соглашения, легшие в основу мирного договора между странами. Израильско-египетский мирный договор был подписан в 1979 году и действует по сей день.
Премьер-министр Израиля Менахем Бегин и президент Египта Анвар Садат, подписавшие договор, стали лауреатами Нобелевской премии мира. Картер тогда не был номинирован на премию мира из-за процедурных проволочек, но получил ее в 2002 году — за деятельность по защите прав человека.
Анвар Садат за подписание мирного договора и урегулирование отношений с Израилем поплатился жизнью. В 1981 году заговорщики из исламистских группировок «Аль Гамаа аль-Исламия» и «Египетский исламский джихад» организовали убийство Садата на военном параде в Каире в честь годовщины арабо-израильской войны 1973 года.
А Джимми Картер прожил долгую жизнь.
Он родился в 1925 году в Джорджии, в семье фермера, в 1946 году окончил военно-морскую академию и мечтал стать капитаном атомной подводной лодки. Однако стал сначала фермером, затем сенатором и губернатором штата Джорджия, а в 1977 году был избран 39-м президентом США.
В годы президентства Картера США столкнулись с рядом серьезных проблем. Помимо высокой инфляции и экономического спада на фоне энергетического кризиса, спровоцированного арабским нефтяным эмбарго 1973 года, в 1979-м разразился еще и мировой нефтяной кризис. Его причиной стало свержение шаха в Иране и приход к власти режима аятолл.
Америка испытывала недостаток нефти, Картер говорил о необходимости установления норм на бензин. Он призывал граждан к экономии, даже порицал американцев за потребительское отношение к жизни.
Сам президент подал пример сознательности, отключив отопление в Белом доме. Он ходил в помещении в толстом свитере, а затем на крыше Белого дома установил солнечные панели.
Вообще высокие идеалы играли важную роль в его политике. Картер очень любил подчеркивать свою религиозность, приверженность традиционным протестантским идеалам морали, трудолюбия, скромности в быту.
Именно Картер сделал «права человека» и «соображения морали» предметом международной политики США. Так, во время исламской революции в Иране в 1978 году США не оказали поддержки шаху: как было сказано, из-за нарушений им прав человека.
Что на самом деле стояло за этим решением Картера, остается предметом догадок. Ряд рассекреченных документов, таких как переписка Картера и чиновников его администрации с тогдашним послом в Иране Уильямом Салливаном, а также отчеты о миссии в Иране генерала Хайзера, дает широкий простор для интерпретаций.
«Права человека», однако, не помешали Картеру поддерживать «красных кхмеров» в Камбодже, которые в невиданных масштабах уничтожали собственное население по идеологическим причинам. Соображения морали не мешали ему также поддерживать Китай, в том числе в его войне против Вьетнама.
Аятолла Хомейни, после прихода к власти в Иране, объявил США «большим шайтаном» и «врагом номер один», а также потребовал выдачи шаха, проходившего в США лечение от рака.
После отказа США в заложники были взяты дипломаты и весь персонал посольства США в Тегеране. Администрация Картера не смогла добиться освобождения заложников ни путем переговоров, ни введением санкций. Военная операция по их спасению закончилась провалом. Вместе с экономическими проблемами, внутрипартийными склоками и разногласиями внутри администрации это стало последним гвоздем в гроб президентства Картера. На выборах 1980 года он потерпел сокрушительное поражение от Рональда Рейгана.
Итак, самым большим достижением Картера на посту президента США считается посредничество в заключении мирного договора между Израилем и Египтом.
Несмотря на обилие фактов, относящихся к событиям, приведшим к переговорам в Кэмп-Дэвиде, а также на свидетельства самих участников переговоров (воспоминания Картера, воспоминания Збигнева Бжезинского, его советника по национальной безопасности, воспоминания израильских дипломатов), в СМИ, а затем и в массовом сознании бытует миф об идеалисте-миротворце Картере, инициаторе мирного процесса на Ближнем Востоке. Этот миф не вполне соответствует действительности.
В результате войны 1967 года Израиль завоевал контроль над Западным берегом, Газой, Голанскими высотами и Синайским полуостровом. Панарабистская идея непримиримой конфронтации с «сионистским образованием» обернулась для Египта и Сирии серьезными потерями. Вернуть утраченные территории в сложившихся обстоятельствах для них не представлялось возможным ни военным путем, ни дипломатическим.
Между тем отношения между СССР и США в начале 1970-х годов находились в фазе сотрудничества и «разрядки». Был достигнут определенный статус кво, в том числе на Ближнем Востоке. Египет находился в советской сфере влияния, СССР оказывал ему военную и дипломатическую поддержку. Но ресурс этой поддержки на тот момент был полностью исчерпан. СССР считался с позицией администрации Никсона и даже сократил поставки вооружений в Египет. Конфронтация на Ближнем Востоке в планы сверхдержав тогда не входила.
В 1972 году президент Египта Анвар Садат «вдруг» выдворил из страны советских военных советников. Бывший тогда министром обороны Израиля Эзер Вейцман писал:
Высылкой русских из Египта Садат приближал к себе Запад, неизбежно ослабляя его лояльность к нам <…> это будет стоить нам положения избалованного крестника западного мира .
Однако немедленной реакции США на высылку советских советников не последовало.
В 1973 году Египет при поддержке Сирии — казалось бы, вопреки логике и без реальных шансов на успех — начинает войну с Израилем.
О том, что Война Судного дня явилась для Израиля неожиданностью, несмотря на многочисленные разведданные, сообщения агентов и даже предупреждение короля Иордании Хусейна, лично прилетевшего для этого в Тель-Авив, сказано много. Глава «Моссада» Цви Замир позже признался: «Мы просто не считали, что они способны на войну».
Профессор политологии и государственного управления Мэрилендского университета в США Шибли Телхами утверждает:
Большинство экспертов по Ближнему Востоку теперь согласны с тем, что война (Судного дня) по сути была первым переговорным ходом, предпринятым Египтом. Хотя война закончилась военным тупиком, Египет и Сирия выполнили свою (военную) задачу намного лучше, чем ожидалось. Что еще более важно, война привела к серьезному противостоянию между Советским Союзом и Соединенными Штатами .
Арабские страны объявили эмбарго на поставку нефти в США. И в этой новой ситуации США в лице Джимми Картера оказались готовы услышать претензии Египта к Израилю и заинтересоваться новым курсом Анвара Садата, подразумевающим сближение с США.
Именно такое положение вещей на фоне энергетического кризиса и вызванных им внутренних экономических и политических проблем в США стало причиной «мирных инициатив» Джимми Картера. Фактически это были не его инициативы, а политический расчет Анвара Садата.
В обмен на возврат Израилем Синайского полуострова, Газы и Западного берега Египет не мог предложить ровным счетом ничего — кроме «мира», который при удобном случае снова превращался в войну.
В отличие от Египта, у США были серьезные аргументы, чтобы склонить Израиль к переговорам. И Садату удалось побудить США сделать это.
Выступая перед Национальным собранием Египта, Анвар Садат заявил, что «готов поехать куда угодно ради достижения мира, готов даже разговаривать с израильтянами в их кнессете».
Под «миром» понимался возврат Синая и Газы, что явилось бы фактической победой Египта в Войне Судного дня.
В ноябре 1977 года Садат действительно приехал в Иерусалим и выступил перед кнессетом. Его позиция была хорошо известна: возврат всех завоеванных территорий в обмен на мир и обязательство учитывать требования других арабских государств для достижения договоренности. Само событие стало сенсацией, сильным дипломатическим и пиар-ходом Садата. Идя на это, он решился на конфронтацию с ближайшим окружением, считавшим, что визит в Израиль заранее ослабляет позицию Египта на будущих переговорах, поскольку фактически означает признание Израиля. Также тем самым Садат настраивал против себя общественное мнение в арабских странах, но это уже были необходимые жертвы.
Бегину пришлось делать ответный ход. Общественное мнение в Израиле было взбудоражено перспективой мира с соседями, не говоря уже о давлении международного сообщества. В ходе визита в Исмаилию на Синае, занятую тогда израильскими войсками, Менахем Бегин впервые озвучил идею некоей «автономии» для палестинцев на Западном берегу и в Газе вместо возврата этих территорий арабским странам.
Далее последовала Женевская конференция, а затем уже, после ее неудачи, переговоры в Кэмп-Дэвиде.
«Мы хотели окончательных решений в Кэмп-Дэвиде и <…> мы собирались решительно выдвигать свою позицию», — писал Картер.
Это означало самое активное участие США в переговорах.
«Мои возражения против участия Америки в переговорах с Египтом исходили из простого соображения: я видел, что интересы США лежат ближе к египетским, чем к нашим, и израильским переговорщикам вскоре придется <…> иметь дело с осью Вашингтон-Каир», — писал Эзер Вейцман.
Действительно, Картер заверил Садата, что США намерены использовать рычаги давления на Израиль, и они договорились о совместной стратегии, чтобы склонить Израиль к приемлемому для Египта компромиссу .
В дальнейшем Картер якобы «передумал», руководствуясь «соображениями морали», и вел переговоры «по-честному». Но Садата он об этом забыл предупредить. Так что тот совершенно открыто излагал американцам не только собственную позицию и позицию своего окружения, но и обсуждал варианты компромисса, на который он готов пойти при достаточных уступках со стороны Израиля.
Среди «крайних компромиссов», на которые был готов пойти Садат для выхода из переговорного тупика, упоминались признание суверенитета Израиля над всем Иерусалимом, полная нормализация отношений с Израилем, включая открытие посольств и консульств, торговля и свободное перемещение граждан через границу, а также ограничение понятия «палестинцы» арабскими жителями Западного берега и Газы. Эти пункты, идущие вразрез с официальной позицией Египта, были изложены Садатом в письменном виде и переданы Картеру с пометкой «только для президента».
Израиль же упрямо отказывался открыть Картеру свои карты относительно предельного компромисса, на который он мог бы согласиться, чем вызывал огорчение и даже раздражение президента, всеми силами стремившегося к миру в кратчайший срок.
Моя проблема связана с вопросами, которые на самом деле не имеют отношения к безопасности Израиля. Я должен получить вашу честную оценку (ситуации). Моя самая большая сила — это ваша уверенность во мне, но я не думаю, что вы мне доверяете… Что вам действительно нужно для защиты?.. Я уверен, что смогу получить от Садата то, что вам действительно нужно, но мне просто не хватает вашей веры в меня!
Збигнев Бжезинский предложил установить прослушку в домах, в которых жили израильская и египетская делегации, чтобы сделать атмосферу более доверительной, а участие США в переговорах — более эффективным. Картер, разумеется, отказался, «руководствуясь соображениями морали».
Как выяснилось впоследствии, и израильские, и египетские дипломаты были уверены, что в их домах установлена прослушка, поэтому все обсуждения внутри обеих делегаций происходили исключительно на свежем воздухе .
Бегин рассматривал соглашение с Египтом в контексте американо-израильских отношений. В обмен на возврат территорий, отказ от аэродромов и военных баз на Синае, кроме некоего эфемерного «мира» с Египтом, Израиль получал экономическую и военную поддержку США, новые аэродромы в Негеве и т.д. Картер пишет, что Бегин хотел видеть два соглашения:
Важнейшим (для Бегина) был договор между Соединенными Штатами и Израилем, а другой — второстепенным <…> между Израилем и Египтом. Самое важное должно быть на первом месте. Он хотел, чтобы мир знал, что между Израилем и Соединенными Штатами нет серьезных разногласий .
Картеру было легко работать с Садатом, и тяжело — с Бегином:
Я набрасывал предложение, которое считал разумным, передавал его Садату для быстрого ознакомления и одобрения или, иногда, внесения небольшого изменения, а затем часами или днями работал над тем же самым с израильской делегацией. Иногда, в конце концов, изменение слова или фразы удовлетворяли Бегина. Садата же мне было достаточно просто уведомить .
Сегодня мы видим, что «мелочные придирки» Бегина на самом деле были его дальновидностью. Его стратегия выглядит хорошо продуманной. Целью Картера было принудить Израиль к отказу от поселений на Западном берегу и в Газе. Сделать этого не удалось.
Садат и Картер в итоге вынуждены были согласиться с подписанием двух соглашений: одно касалось Синая и мира с Египтом, другое — Западного берега и Газы.
Были предусмотрены три стадии перехода территорий к автономии, но временные рамки для этого установлены не были. Соглашение допускало разночтения и уже в Кэмп-Дэвиде интерпретировалось сторонами по-разному.
В заключительный день переговоров американская делегация «внезапно» обнаружила разночтения по вопросу Западного берега и Газы.
«В то время мы предпочли не обращать внимания на это «недоразумение». Это оказалось дорогостоящей ошибкой», — позже писал Уильям Квандт.
Другой член американской делегации, помощник госсекретаря Гарольд Сондерс делился: «Вы не можете себе представить, как трудно, как мучительно было иметь дело с Бегином. На это уходило огромное количество времени и энергии. Картер боялся иметь с ним дело. И все мы были измучены, но в то же время так взволнованы тем, что, наконец, пришли к соглашению».
Последующий захват американских заложников в Иране можно рассматривать как закономерный результат и как метафору ближневосточной политики Джимми Картера. Поддавшись на нефтяной шантаж арабских стран и пойдя на поводу инициативы Анвара Садата, Картер стал фигурой в его политической игре и сделал США заложником чуждых политических, идеологических и религиозных интересов на Ближнем Востоке. За собой он потянул Израиль, который умудрился кое-как вывернуться благодаря усилиям Бегина и всей израильской делегации, хоть и не без ущерба.
Риторика Картера о высоких идеалах мира и морали никого на Ближнем Востоке не впечатляла и не могла ввести в заблуждение. Картера видели тем, кем он был: не лидером «свободного мира», а слабым политическим оппортунистом, которым несложно манипулировать. Аятолла Хомейни подчеркнул этот факт эффектным жестом: американские заложники были освобождены в день официального ухода Картера с поста президента. Это был плевок в лицо по-восточному — не только Картеру лично, но и США, и всему «свободному Западу», имеющему таких бесхребетных, беспринципных и недалеких лидеров, что ими помыкают египтяне.
Дальнейшая эволюция Джимми Картера показывает, что он даже не понял, что произошло.
В разгромном поражении на выборах от Рональда Рейгана он увидел не свою профнепригодность, а могущественную руку «израильского лобби». Якобы «еврейская закулиса» мстила ему за Кэмп-Дэвид.
Разговоры о могущественном «еврейском лобби» стали в дальнейшем излюбленной темой его книг и выступлений. Кульминацией явилась книга под названием «Палестина — мир, а не апартеид».
Тогдашний президент Антидиффамационной лиги (ADL) Абрахам Фоксман заявил по поводу Картера и его книги:
Он провокатор, он возмутителен и фанатичен… Причина, по которой он написал эту книгу, сводится к бесстыдной, позорной басне о том, что евреи контролируют все в этой стране, особенно когда дело касается СМИ.
Бывший посол Израиля в США Майкл Орен говорит о «темной одержимости» Картера Израилем:
Что меня серьезным образом шокировало — это не такой уж и «легкий» антисемитизм Картера. Он критикует светских израильтян за отказ от еврейского закона и осуждает религиозных евреев за его соблюдение. Будь то правые или левые, евреи у Джимми Картера не могут быть правы.
Отдельную тему представляют собой контакты и встречи Картера с лидерами ХАМАСа, которых он называл «борцами за мир», его причитания по поводу уничтожения Израилем «оборонительных туннелей ХАМАСа», геноцида в Газе и тому подобное. Выступления и деятельность Картера полностью соответствуют хорошо знакомому современному «прогрессивному» нарративу в его радикальном варианте.
Стоит упомянуть и о роли Картера в формировании неолиберальной «прогрессивной» идеологии Демократической партии США, в частности в применении ее к ближневосточной политике. Ведь Джимми Картер во многом является предтечей таких политиков, как Барак Обама и Камала Харрис, в том числе в отношении Израиля и Ближнего Востока.
То, что у Картера было рационализацией обычного «почвенного» антисемитизма фермера-баптиста из Джорджии, поборника «расового равенства» в первом поколении, у Обамы стало квазирелигиозной идеологией «групповой идентичности» и доктриной «антисионизма».
Многие задаются вопросом о будущем Демократической партии США. Об одном можно сказать с уверенностью: если Демократическая партия пойдет по пути, протоптанному Джимми Картером, она заведет Америку в самый мрачный тупик.