Кажется, сейчас самое время посмотреть картину Оскара Релера «“Еврей Зюсс”, бессовестный фильм», даром что ее освистали на Берлинале. При всех недостатках в контексте происходящего сегодня этот байопик кажется сверхактуальным.

Это даже не вполне байопик. В картине фигурируют исторические персонажи, но с подробностями их жизни режиссер обращается вольно. Видимо, потому, что рассказывает историю не человека, а кино, снимая в модном жанре «фильм о фильме». Обычно этот жанр подразумевает документалистику, здесь же игровая картина, повествующая о создании знаменитой ленты Файта Харлана «Еврей Зюсс», снятой в Берлине в 1940 году.

То, что фильм Релера провалился на Берлинском кинофестивале, объясняется прежде всего обилием в нем фактических ошибок. Возможно, вышедших годом раньше «Бесславных ублюдков» немецкий режиссер воспринял как индульгенцию, прощающую ему фактологические огрехи, однако Релер — даже близко не Тарантино, и то, что у американского режиссера — художественный прием, у немца — в лучшем случае небрежность. К тому же история съемок «Еврея Зюсса», пусть и запрещенного в Германии, известна. И в том же 2009‑м, что и фильм Тарантино, в ФРГ вышло документальное кино «Харлан: в тени еврея Зюсса», посвященное создателю нацистской картины, после чего сюжет стал известен в деталях. Но все нелепости — на одной чаше весов, а на другой — достойные актерские работы, среди которых и Тобиас Моретти, сыгравший главную роль — прославленного австрийского актера Фердинанда Мариана и, прежде всего, Мориц Бляйбтрой — тот самый обаятельный красавец, который был вознесен на олимп после «Беги, Лола, беги», а здесь так сыграл Геббельса, что на это стоит посмотреть.

Поводом для нынешнего фильма, как уже сказано, стала лента 1940 года. В ее сценарии была изложена отредактированная, а проще сказать, перевранная история Иосифа Зюсса Оппенгеймера, торговца драгоценностями, дослужившегося до министра финансов при дворе герцога Вюртембергского Карла Александра, который правил в 1734–1737 годах. Первая очевидная ассоциация с этими событиями — популярнейший роман Лиона Фейхтвангера «Еврей Зюсс», изданный в 1925 году. При Гитлере книгу запретили, однако, как писал в 1959‑м в статье «О судьбе книги “Еврей Зюсс”. Некоторые факты» автор романа (см.: Лион Фейхтвангер. О романе «Еврей Зюсс» // Лехаим. 2000. № 10), «…слава, связанная с этой книгой, не давала гитлеровскому министру пропаганды спокойно спать. На основе романа был поставлен новый фильм. Заняты в нем были превосходные актеры, технически фильм выполнили необычайно хорошо. Но гитлеровская режиссура выбросила из него все, что было в романе положительного о евреях, и гротескно подчеркнула все отрицательное».

Затея Геббельса обратить еврейский роман в антисемитскую агитку, извратив сюжет и поменяв финал, удалась. Чудо пропаганды имело шумный успех — хотя награду муссолиниевского Венецианского кинофестиваля, на которую претендовало, не получило. Фильм тем не менее посмотрели все, в Германии к 1945‑му число его зрителей составило 20 млн. Эмигрант Фейхтвангер на известие о пышной венецианской премьере отреагировал «Открытым письмом семи берлинским актерам». В котором, в частности, писал: «…Я представляю себе, как Геббельс однажды сказал одному из вас: “Да, вот что — еще этот „Еврей Зюсс“, Фейхтвангер сделал его таким популярным и объективно, как и все эти евреи, выставил напоказ все, что свидетельствует против них. Нельзя ли нам все это заимствовать, стибрить? Для этого, пожалуй, следует лишь похерить две трети книги, из остатка же можно сварганить отличное дельце”» (см.: Там же).

И дело было сделано. Харлан удостоил Фейхтвангера публичного ответа, заявив, что литературным первоисточником стал вовсе не его, Фейхтвангера, роман, а новелла Вильгельма Гауфа 1927 года, но едва ли кто‑нибудь вспомнил бы в 1930‑х о рассказе Гауфа, кабы не роман Фейхтвангера. Который к тому же был уже экранизирован — одноименный английский фильм, в котором еврей Зюсс погибает мученической смертью, вышел в 1934 году.

Любопытно, что перед этим, в 1933‑м, подряд два сценария, посвященных растущему антисемитизму в Германии, британская цензура отклонила: как и американцы, англичане запрещали игровое кино, критикующее нацистов, и прошел только третий сценарий, где еврейскую тему закамуфлировали под маской костюмной трагедии. Ее снял Лотар Мендес, берлинский еврей, сбежавший в Голливуд, а Зюсса сыграл Конрад Вейдт, из‑за еврейского происхождения жены также вынужденный эмигрировать. Известно, что Вейдту лично звонил Геббельс с предложением вернуться — министр пропаганды хотел собрать в Берлине всех крупных арийских актеров, он не мог допустить, чтобы те снимались в антинацистских фильмах.

А в картине «“Еврей Зюсс”, бессовестный фильм» Геббельс звонит Фердинанду Мариану, предлагая роль, о которой тот, по словам министра, мечтал всю жизнь. А у Мариана ближайший друг, актер, — еврей, жена полуеврейка, дочь… Ему страшно во всем этом участвовать и еще страшнее, что все после фильма будут считать его евреем, — но с другой стороны, в съемках участвуют прославленные актеры, один из них, Вернер Краусс, взялся сыграть сразу четырех евреев, превратив их в гнусных злодеев… Надеясь избавить себя от позора, Мариан пытается провалить кинопробы, но соскочить не удается: Геббельс отлично понимает мотивы его поступков и умело предупреждает их. 

Геббельс тут главный герой — на остальных можно и не смотреть. Бляйбтрой сделал его таким — хромым выскочкой, похожим на итальянца (или еврея?), сумевшим обратить детские комплексы на благо карьеры и в конце концов получившим абсолютную власть и утратившим связь с реальностью. В одном интервью Бляйбтрой говорит, сравнивая «Еврея Зюсса» с ранними нацистскими агитками: «Геббельс понял, что нужно подходить к вопросу глубже и разумнее. Он работал над подсознательной пропагандой, которая глубоко укореняется в головах людей. Когда нацисты пришли к власти, первое, что предложил Геббельс, — поместить радиоточку в каждом немецком доме. Он был первым человеком в мире, который понял связь между масс‑медиа и пропагандой, манипуляцией».

Нет, актер не выступает адвокатом своего героя, но ему необходимо наладить с героем контакт, а изображать карикатурного злодея скучно. Играя «как бы Геббельса», его публичный образ — ибо у человека во власти нет и не может быть частной жизни, — он нарисовал очень точный портрет. Для Бляйбтроя, по его признанию, сложность состояла в том, чтобы «нести ответственность за свою работу, но при этом не потерять самого себя, не отречься от собственного чувства истины. Ибо в этом случае очень легко скатиться к подшучиванию, а это не то, чего мы хотели».

А получилось все даже слишком всерьез. Балансировать на грани фарса и дурного вкуса вообще трудно. Здесь — не вышло. Но мысль о неминуемой ответственности публичных людей за свои слова и деяния авторам картины донести до зрителей удалось. И тут уместно снова вспомнить слова Фейхтвангера, из того же письма актерам (см. выше), некоторые из них, между прочим, участвовали в постановке первой инсценировки «Еврея Зюсса» вместе с автором. «Придет время, — пишет Фейхтвангер, — и мы встретимся с вами в Берлине, господа, и, вероятно, очень скоро. Я представляю себе нашу встречу, улыбку на ваших губах, радостную улыбку освобождения, она получится очень натуральной — ведь вы же хорошие актеры. Но в ваших оттаявших сердцах будет неуверенность. <…> Вы вспомните, что мы всегда были великодушными, либеральными. Но не рассчитывайте, господа, что и на этот раз мы проявим глупую терпимость. Не рассчитывайте, что вам будет все прощено».