До конца июля в Еврейском музее Берлина открыта выставка Бориса Лурье — американского нонконформиста, родившегося в Ленинграде, выжившего в гетто и концлагерях и всю жизнь преодолевавшего травму, полученную в годы войны.

«Никаких компромиссов!» — так называется берлинская ретроспектива Бориса Лурье (1924–2008), чья единственная выставка в России прошла в зверевском центре в 2011 году (см.: Лиза Плавинская. «Нет» как «Да»). А в Берлине это уже вторая его выставка — первая, 1995 года, фактически вернула художника в мировой художественный контекст, и с тех пор не проходит и года, чтобы в музеях и галереях Европы и США не устраивалось хотя бы пары посвященных ему проектов.

Биография Лурье определила его тему. Родился в 1924‑м в Ленинграде, в год переехал с родителями в Ригу. Потом Рижское гетто, два лагеря — Штуттгоф и Магдебург. Освобожденные американцами, Борис с отцом отправились в США. Его мама, бабушка, сестра и первая любовь погибли зимой 1941 года в числе 26 000 рижских евреев (портрет матери, написанный по памяти, есть на выставке). Старшая сестра, учившаяся перед войной в Милане — семья была небедной — избежала ужасов Холокоста и стала княгиней. Отец, удачно повторно женившись, стал владельцем отелей. Но сам художник продолжал бороться за жизнь. Теперь в искусстве. И за искусство.

Оппозиция стала его гетто, и это было логично. Философ Макс Хоркхмайер объяснил этот феномен, применительно в том числе и к Лурье: «Раз еврей не годен по определению для христианского общества, то, как бы он ни старался, он все равно не сможет приспособиться и ассимилироваться. Еврей — врожденный нонконформист, способный трансформировать общество своими нестандартными идеями».

Лурье был борцом за чистоту искусства в самом высоком смысле. Вместе с еще двумя евреями, Сэмом Гудманом и Стэнли Фишером, он организовал в 1959‑м радикальное движение «NО!art» и тем вошел в историю. Это был протест против консьюмеристского общества и критика поп‑арта, который Лурье порицал за продажность и конформизм. Лурье иногда называли «бедным братом Уорхола», и это несправедливо: он был анти‑Уорхол. Его статья 1970 года (Лурье оставил большое литературное наследие) называлась «МОМА как манипулятор». Спустя годы, правда, и его работы попали в МОМА (и во многие другие музеи). «Вся эта еврейская команда, — писал Лурье в 1975‑м, — жалкие засранцы в сравнении с Масадой исторической и теперешней, в сравнении с повстанцами Варшавского гетто. Кто‑нибудь должен бы напомнить этим кровососам и спекулянтам с художественного базара про молодого художника по имени Адольф Гитлер. Чья карьера могла повернуться совсем другим боком. Если бы… другая клика, из другого времени… Ему бы тогда не понадобилось уродовать европейский пейзаж, что и было его реальным шедевром…»

Кстати, о Гитлере. Характерные для «NO!art» коллажи с наложенными на фотографии трупов заключенных рекламными пин‑апами — пожалуй, самая узнаваемая часть творчества художника. Один такой коллаж — «Вагонный ассамбляж 1945 года производства Адольфа Гитлера» (1959) находится в экспозиции музея Бухенвальда.

Однако нынешняя выставка шире творчества «NO!art». Проект представляет все этапы творчества Бориса Лурье — тончайшую раннюю фигуративную графику про войну, откровенные женские портреты, с телами, выпрыгивающими из платьев, танцевальную серию, относящуюся ко времени, когда Лурье только приехал в Нью‑Йорк и бывал в танцзале на 14‑й улице, где за 50 центов посетительницы нанимали себе для танца партнеров мужчин. Здесь есть поздние, 1990‑х годов, инсталляции из серии «Звезда Давида». И уже упомянутые пин‑апы. И галерея фотографий, c которых художник смотрит на нас своими бесконечно печальными глазами — взгляд его покоряет в момент.