В 1940 году молодые люди беспокоились о будущем, потому что настоящее выглядело не очень. Сегодня ситуация в глазах молодежи выглядит похоже, «неважно, о чем идет речь»: о вооруженном насилии в США или об угрозе ядерной войны. «Все это страшно, — говорит Росботтом и спрашивает: — Кто выходит на улицы? Кто сопротивляется коммунистам в Гонконге, если не дети? Кто выступает против авторитарных правительств в Алжире или в Москве, если не молодежь? Молодые люди вынуждают нас обратить внимание на такие вещи, которыми мы предпочли бы, чтобы занялся кто‑нибудь другой»

Иногда Шира смотрит на фотографию своего отца. В трехкомнатной квартире в городе Ашкелоне на юге Израиля, где она живет с мамой и бабушкой, Шира растет, глядя на широко улыбающегося с фотографии мужчину, чьи добрые глаза прячутся за стеклами очков. Когда Шира была совсем маленькая, она называла его по имени — Барух. Теперь Лиат пытается приучить дочь называть его «папа». «Смотри, как здорово он улыбается. Это папа», — говорит нежно Лиат, стоя с дочерью перед фотографией.

В то время как более всего он известен по своим ролям персонажей итальянского и латиноамериканского происхождения — вспомните Майкла Корлеоне из фильмов «Крестный отец», Карлито Бриганте из «Пути Карлито» и Тони Монтана из «Лица со шрамом», у Пачино есть и длинный перечень персонажей-евреев в фильмах и на сцене. Пожалуй, самыми известными являются широко обсуждаемые и многочисленные роли Шейлока, ростовщика-еврея из «Венецианского купца» Шекспира, которого Пачино изображал с огромным сочувствием как на сцене, так и на киноэкране.

Его словарь нацистских слов был отчасти затеян и от отчаяния: если бы Блюменталь смог проследить их этимологию в обратной последовательности, ему, возможно, удалось бы понять, как уничтожили все, что он знал и любил. Но у проекта имелись и другие, более практические функции. Блюменталь надеялся, что такой лексикон пригодится прокурорам на многочисленных послевоенных судебных процессах. Также он работал с прицелом на будущее — на времена, когда документальные свидетельства геноцида вряд ли удастся расшифровать без своего рода лингвистического ключа.

Дочь Ноаха вспоминает, что однажды шла вместе с отцом в подростковом возрасте по улице Амстердама, когда к нему подошел незнакомец и сказал, что обязан ему за спасение семьи. «Пожалуйста, забудьте об этом», — ответил Ноах. «Папа не хочет об этом говорить, но он действительно помог некоторым людям во время войны», — объяснила тогда Хаттер ее мать. Среди тех, кого он спас, были двое его братьев, их жены и дети. Хаттер, однако, не знала об этом, пока один из ее двоюродных братьев не сказал ей на премьере «Забытого солдата»: «Ты знаешь, мы тоже были спасены твоим отцом».

Вейцман, уже в ранге президента Израиля, вновь приехал в Вашингтон и подарил Трумэну небольшой свиток Торы. Трумэн принял его и сказал: «Спасибо, мне всегда хотелось иметь такой». Уходя с поста президента, Трумэн выступил в Нью‑Йорке перед еврейской аудиторией, и Эдди Джейкобсон представил его как человека, который помог появлению на свет Государства Израиль. «Что ты называешь “помог”? — перебил его Трумэн. — Я Кир! Я Кир!»

Отмечая Пурим, праздник книги Эстер, нам нужно думать о Шейлоке. Каким бы веселым ни был Пурим, он все же смертельно серьезен. Он напоминает нам, что Аман существует в каждом поколении и что нам, евреям, нельзя даже осмелиться забыть о своей идентичности. Как ни странно, именно в Венеции шекспировской эпохи история фиксирует первые случаи, когда евреи стали наряжаться в костюмы в честь Пурима.

Cобытия 23 января подверглись тщательному разбору со стороны ряда известных критиков, и они утверждают, что престижный институт якобы продвигал пророссийскую ревизионистскую пропаганду. После выдвинутых критиками обвинений «Яд ва‑Шем» извинился за неточные карты, но не предоставил информации о том, как они создавались, и не ответил на претензии в политизации. Наконец 9 февраля музей более полно отреагировал на обвинения, в частности категорически их отверг.

Анушаускайте живет в Вильнюсе, который когда‑то называли северным Иерусалимом. Именно здесь появился на свет Исследовательский институт идиша (YIVO) — организация, занимающаяся сохранением еврейской культуры. В 1939 году YIVO объявил конкурс на лучшую еврейскую молодежную автобиографию, в котором могли участвовать молодые люди с 16 до 32 лет: «Мы хотим получить полное представление о жизни еврейской молодежи в эти тяжелые дни».

Процедура расчета года и определения времени Песаха на основании сбора урожая ячменя базировалась на библейской заповеди соблюдать месяц авив и праздновать Песах (Дварим, 16:1). Однако она несла в себе массу неизвестных, которые невозможно было безошибочно установить, исходя из библейского текста. Хотя все караимы были согласны, что авив означает определенную стадию созревания ячменя, они придерживались различных мнений по поводу того, какая именно стадия созревания их интересует, где именно и когда именно проводить проверку, а также сколько именно колосьев должно находиться в данной стадии созревания, чтобы можно было праздновать Песах.

Мы видим улыбающихся немецких офицеров, которые позируют с поросятами и слушают аккордеон. «Они производят действительно жуткое впечатление, — говорит Андреас Карс, историк из немецкого Образовательного центра имени Станислава Ханца. — Вы никогда не догадаетесь, что эти эсэсовцы, пьющие вино и пиво, находятся в Собиборе. А потом вы осознаете контекст. Вы понимаете, что они развлекаются с имуществом убитых ими евреев».

Их роман продолжался несколько месяцев. В один из дней 1944 года они поняли, что, возможно, пришли в свое гнездышко последний раз. Нацисты отправляли на смерть последних узников и уничтожали свидетельства своих преступлений. Когда стали сносить крематории, по лагерю прошел слух, что советские войска приближаются. Война вот‑вот закончится. Вишня и Шпицер выжили в Освенциме больше двух лет, тогда как большинство узников не могли продержаться здесь несколько месяцев. На последнем свидании они придумали план.