В мае — вместо того, чтобы приветствовать туристов, — Ротштейн начал доставлять фалафель, завернутый в лепешки, и хумус, чтобы обеспечить своего годовалого сына и покрыть расходы, связанные с недавней покупкой дома в центральной части Пальмы, столицы острова. Ротштейн — один из бесчисленных операторов туристического бизнеса во всем мире, чья деятельность была парализована пандемией Covid‑19, которая вызвала внезапное и полное прекращение туристических поездок.

«Я смотрела на один из фрагментов с помощью увеличительного стекла, и мне показалось, что я увидела маленькую выцветшую букву «ламед» — ивритскую “L”», — рассказывает Тейлор в пресс‑релизе. Изучив десятки фрагментов, ее междисциплинарная команда обнаружила еще четыре буквы на четырех из них — это оказался «читаемый текст на иврите и арамейском языке, написанный чернилами на основе углерода». А самый существенный фрагмент дал остатки сразу четырех строк текста: возможно, из книги Йехезкеля, включая одно ясно читаемое слово: «Шабат».

Автор приводит объяснение этого знака на еврейско‑арабском языке, говоря следующее: «митхль аль‑аса алади фаука вав» וּֽלֲהַבְדִּ֔יל בֵּ֥ין הָא֖וֹר. То есть «подобно тому, что стоит над вав в словах у‑ле‑авдиль бейн а‑ор», цитируя Берешит, 1:18. «То» (аса) в данном случае — черта или стержень, соответствующий значку макаф хамза. Так что наряду со стандартными интонационными знаками в слове וּֽלֲהַבְדִּ֔יל этот фрагмент содержит также одну вертикальную черту над вав, отсутствующую в масоретском тексте.

Ее книга рассказывает об огромном, а порой и запутанном количестве родственников и других людей, с которыми Сафран Фоер сталкивается в процессе своего исследования, приводящего ее в Бразилию, Израиль и, наконец, на Украину в 2009 году. Вооружившись маленькими выцветшими черно‑белыми фотографиями двух мужчин и двух женщин, которые хранила ее мать, она путешествовала со своим сыном Фрэнком, чтобы попытаться найти семью, которая скрывала ее отца от нацистов, а также информацию о своей сестре.

Зеленко объяснил методику лечения, которая, по его словам, была использована для успешного излечения более чем 1000 случаев заражения коронавирусом: «Мы знаем, что гидроксихлорохин помогает цинку проникать в клетки. Мы знаем, что цинк замедляет размножение вируса внутри клетки. Что касается использования азитромицина, я утверждаю, что он предотвращает вторичные бактериальные инфекции. Эти три препарата хорошо известны и, как правило, хорошо переносятся, поэтому риск для пациента невысок»

Раввины постановили: оставаться дома, чтобы предотвратить распространение болезни, было более серьезным обязательством, чем молиться вместе в первые дни пандемии, когда болезнь опустошала ортодоксальные общины в Нью‑Йорке и Нью‑Джерси. Но поскольку время шло, а другие местные общины не переживали такого же кризиса, раввины столкнулись с давлением со стороны своих прихожан, чтобы миньянам позволили возобновить совместные молитвы с дополнительными ограничениями.

Ослабевают ограничения, запрещающие доступ в парки, открывая возможность увидеть желанное цветение вишни. Тем не менее, как сказал недавно канадский премьер‑министр Джастин Трюдо, «нормальность — это то, от чего мы ещё далеко». Из‑за запрета на проведение собраний численностью более пяти человек пустые улицы, закрытые ставнями помещения и отмененные мероприятия сделали Торонто неузнаваемым. Жители были вынуждены адаптироваться, чтобы сохранить свой город живым, и это же пытаются делать члены оживленной еврейской общины.

Многие ее читатели, зная, что она пережила, предпочли бы, чтобы она чаще делилась с ними своими печалями. Но в ее время итальянская литература все еще была преимущественно мужским клубом, и потому Гинзбург — как она впоследствии заявила без обиняков — хотела писать по‑мужски. Вдобавок чувствительность была не в ее натуре. Как написала ее внучка Лиза Гинзбург, она держалась «неизменно трезво и сурово».

Около 20000 евреев — 6% еврейского населения Великобритании в то время — служили в ВВС во время войны. Из них 900 человек погибли. Более того, доля евреев, участвовавших в битве за Британию, как полагают, была более чем вдвое больше, чем доля евреев в населении Великобритании. «Евреи были не просто пассивными жертвами Второй мировой войны. Евреи сопротивлялись — и нигде это не видно так отчетливо, как в действиях еврейских мужчин и женщин в составе Королевских военно‑воздушных сил военного времени», — написал историк проекта Джошуа Ливайн.

В 1940 году молодые люди беспокоились о будущем, потому что настоящее выглядело не очень. Сегодня ситуация в глазах молодежи выглядит похоже, «неважно, о чем идет речь»: о вооруженном насилии в США или об угрозе ядерной войны. «Все это страшно, — говорит Росботтом и спрашивает: — Кто выходит на улицы? Кто сопротивляется коммунистам в Гонконге, если не дети? Кто выступает против авторитарных правительств в Алжире или в Москве, если не молодежь? Молодые люди вынуждают нас обратить внимание на такие вещи, которыми мы предпочли бы, чтобы занялся кто‑нибудь другой»

Иногда Шира смотрит на фотографию своего отца. В трехкомнатной квартире в городе Ашкелоне на юге Израиля, где она живет с мамой и бабушкой, Шира растет, глядя на широко улыбающегося с фотографии мужчину, чьи добрые глаза прячутся за стеклами очков. Когда Шира была совсем маленькая, она называла его по имени — Барух. Теперь Лиат пытается приучить дочь называть его «папа». «Смотри, как здорово он улыбается. Это папа», — говорит нежно Лиат, стоя с дочерью перед фотографией.

В то время как более всего он известен по своим ролям персонажей итальянского и латиноамериканского происхождения — вспомните Майкла Корлеоне из фильмов «Крестный отец», Карлито Бриганте из «Пути Карлито» и Тони Монтана из «Лица со шрамом», у Пачино есть и длинный перечень персонажей-евреев в фильмах и на сцене. Пожалуй, самыми известными являются широко обсуждаемые и многочисленные роли Шейлока, ростовщика-еврея из «Венецианского купца» Шекспира, которого Пачино изображал с огромным сочувствием как на сцене, так и на киноэкране.