Молодые евреи всегда относились к спорту как к одному из способов интеграции — благодаря спорту тебя принимали сверстники‑неевреи и общество в целом. Во всяком случае, так обстояло дело с еврейскими студентами в университетах Германии, Австрии и Венгрии в конце XIX — начале XX века. Причем из всех видов спорта еврейские студенты выбирали поединки на рапирах и мечах.

Из примерно 500 евреев, живших в Восточной Германии, более 95% в Германии и родились. В 1930‑х годах бежали за границу — в Шанхай, Палестину, США или благодаря операции «Киндертранспорт» — а затем вернулись домой, чтобы строить das bessere Deutschland («лучшую Германию»), начинающую жизнь с чистого листа. И они полностью отождествляли себя с ГДР, которая именовала себя единственным в мире антифашистским государством.

Ирвинг Тальберг, одинокий киномагнат со славой кинозвезды, стал олицетворением золотого века Голливуда — не только после смерти, но и при жизни. Как истинный герой «фабрики грез», он работал по семь дней в неделю, а вечера проводил в компании голливудской знати. Дом Тальберга был продолжением киностудии MGM: в гостиной установили один из первых домашних проекторов и экран от пола до потолка — неслыханная роскошь. То же можно сказать и о спальне; женой Тальберга стала Норма Ширер, так что он был единственным киномагнатом, женатым на кинозвезде.

«Я умоляю тебя уничтожить это письмо, потому что не хочу даже в самой малой мере повредить репутации Германии. Собственно, благодаря моим друзьям и моему положению я видел от Германии только хорошее, а потому не хочу показаться неблагодарным. Но теперь, к сожалению, всё во мраке... Прошу тебя: пожалуйста, будь осторожна — пусть ничто не получит огласку через тебя. Всякий раз, когда за рубежом порицают Германию, гнев вымещают на евреях. Им приходится расплачиваться за чужие грехи».

Памятник хотели открыть в марте, к столетию со дня погрома. Но слегка помешал вирус: страна закрылась на карантин, и организовать открытие памятника в марте не удалось. Но лучше поздно, чем никогда: и три месяца спустя памятник все‑таки стоял на своем законном месте. По случайному стечению обстоятельств он встал буквально «за спиной» братской могилы, в которой похоронены жертвы погрома, убитые Оверко Куравским, — само существование этих жертв значительная часть жителей Тетиева до сих пор отрицает...

Однажды мужу сказали, что уволят с работы, если я не прекращу писать в Израиль. А мне так важны были эти письма от мамы! Я так радовалась каждому письму и за каждое платила почтальону. Помню, приехали энкаведешники. Меня вызвали и спросили, с кем и зачем я переписываюсь. Я стала рассказывать им свою историю, хотя страшно боялась, что меня посадят. И все же сказала им про письмо мамы, где она спросила: «Доченька покажи мне еще одно государство, где дочке запрещают писать своей маме?!»

В 1940 году датчане сдались немцам, и вплоть до осени 1943 года, когда немецкая армия и СС захватили власть, ухитрялись сохранять определенную автономию. Таким образом, до осени 1943 года евреев более или менее защищали датский народ и его правительство. Историк Дэвид Лампе отметил: «Так как в Дании не было расистских предрассудков, евреи считали, что находятся в безопасности, и вплоть до роковой осени 1943 года практически никто не пытался пробраться в Швецию». Примечательно, что датских евреев защищали и после захвата власти СС в 1943 году — почти всех спасли, эвакуировав в Швецию.

Если послушать моего отца — ему теперь 92 года, — то на острове Гуам Вторая мировая война была сплошь приключением — грандиозным, хотя порой и жутковатым. Конечно, тут тебе и противопехотные мины, и японские снайперы, которые прятались в джунглях, но был и баскетбол, а раз в неделю — пиво и фильмы с Бетти Грейбл и Идой Лупино. «Я ничего такого не совершил», — часто говорил папа о том, как служил. А на самом деле — совершил, и еще как! Он заодно с 16 млн других американцев явился на призывной пункт, чтобы служить своей стране.

7 августа 1945 года Леонид Котляр начал свой репатриантский путь из Штутгарта в Киев: дорога растянулась на бесконечные 16 месяцев. И сразу же — лоб в лоб — столкнулся с антисемитизмом, пусть и не жидоморским, как у немцев, и не погромным, как в начале века в России. Еще до истерик с «безродными космополитами» и «убийцами в белых халатах» фирменным знаком послевоенного антисемитизма в СССР были байки типа «ташкентцы», «Ташкентский фронт», «Иван в окопе, Абрам в коопе».

Выбор, который партизанам предстояло сделать, — выдать своего вожака или поставить под удар все гетто — во многом отражал главную нравственную дилемму, стоявшую перед Генсом как руководителем гетто, а именно: должен ли он пожертвовать несколькими людьми, чтобы спасти многих? Генс всегда недвусмысленно говорил, что его задача как руководителя гетто — выживание его народа, то есть он должен по возможности предотвращать массовое уничтожение, даже если для этого придется кем‑то пожертвовать.

Большинство из них просто не верили, что есть какая‑либо веская причина, из‑за которой все вдруг вышло бы за рамки обычного антисемитизма и обернулось не просто бедой, но катастрофой. Нужно быть безумцем, чтобы предугадать такой ужас, как Холокост. История, которую рассказывает «Проект 1938», — не просто хроника последних дней европейского еврейства. Это история о том, как легко привыкнуть к тому, что ситуация постепенно ухудшается.

Ефим Григорьевич был прирожденным «человеком мира», космополитом в собственном, свободном от антисемитских примесей, смысле. Оказавшись на Западе, он много разъезжал по свету с лекциями, поймать его по телефону было труднейшим делом, и только с помощью дочерей можно было хоть как‑то уследить за его маршрутами. «Летучий евреец», — посмеивался он над собой и над своим образом жизни. 22 ноября — 20 лет, как не стало Ефима Эткинда.