Леонид Пастернак не ладил с советской властью и уехал из России... Он проживет в Англии до 31 мая 1945 года. Он все будет думать о возвращении на родину, но так и не вернется в Россию. К счастью, надо сказать, ибо многие свободно могли бы разделить судьбу Бабеля и Мейерхольда, которых уговаривали остаться за рубежом, но они не послушались и попали в лапы лубянских палачей. Другие мыкали лагерное горе.

В один из траурных дней 1980 года, когда умер Владимир Высоцкий и Таганскую площадь запрудили толпы, от Эфроса я услышал: «У нас — впервые убедился — все-таки есть народ». То есть люди, объединенные общим горем. Можно с этим спорить, не соглашаться. Но он думал, чувствовал так, не слишком тревожась о мыслях и мнениях других. Чьи-либо оценки его не шибко занимали. Он не козырял хвалебными рецензиями, не считал, сколько раз давали занавес, и не возмущался ругательными отзывами...

У Левиной-Розенгольц и до ареста были интересные работы. Ее дипломная работа во ВХУТЕМАСе «Старики» (за которую она получила звание художника первой степени с правом продолжать учебу за границей) выставлялась дважды. Второй раз — в 1946 году в Москве, в Доме ученых, под названием «Евреи».

Артур Шик утверждал, что искусство — не цель, а средство. Еще в 1934 году, во время визита в США, он сказал: «Художник, особенно еврейский художник, не может оставаться нейтральным к важным сегодня темам. Он не может скрываться за натюрмортами, абстракциями и экспериментами. Наша жизнь вовлекается в ужасную трагедию, и я решил служить своему народу всем моим искусством, талантом и знанием».

Когда началась война и в Ленинграде уже сказывался голод, Альтман как-то пришел в Союз художников, где подкармливали мастеров кисти и резца. «А у вас какое звание?» — полюбопытствовал вахтер. «У меня нет звания, — совершенно спокойно ответил Альтман. — У меня есть имя».

«Это был звездный мальчик, для которого реальность просто не существовала», – писал о нем Леопольд Зборовский. Но его гений и его слава реальны. Они подарили Амадео Модильяни вечность. В этом году исполнилось 100 лет со дня смерти художника.

Оба шли в искусстве к намеченной цели своими путями. Шагал и Малевич, как подлинные артисты своего дела, походили на Вселенную, которая, по определению Паскаля, имеет центр везде, а окружность — нигде. Тридцать пять лет назад умер Марк Шагал.

Дина Верни родилась в Одессе в семье еврея-пианиста. В 1926-м ее родителям удалось выбраться за границу, и вот, шести лет она попадает в Париж. Подрастая в эмигрантских артистических кружках, мечтает получше устроить свою жизнь. Получив приглашение Майоля побывать у него дома, 15-летняя девушка с авантюрной жилкой в характере решается рискнуть.

Пройдет немного времени, и большая часть произведений живописи и скульптуры этой поры будет объявлена нацистами «дегенеративным искусством», подвергнута диффамации на специальных выставках в Мюнхене, Дрездене и других городах, уничтожена или продана любителям за границу. Среди неугодных художников было немало евреев, что делало их дважды виновными. Их ждали концлагеря и газовни. Среди тех, кому посчастливилось уцелеть в огне Холокоста, был собиратель живописи Зигберт Фельдберг. Он не только уцелел сам, он спас свою коллекцию.

В нем справедливо увидели одного из главных художников старых местечек — их синагог, их стариков, их ремесленников и, главное, пышных орнаментов на украшенных резьбой надгробиях. Юдовин по существу стал неоакадемической альтернативой экспрессивно‑недостоверному Шагалу, числившемуся в постсоветской России главным «еврейским художником». Так Юдовин и Шагал, конфликтовавшие когда‑то в Витебске, снова оказались «конкурентами».

Ближневосточные евреи для защиты от дурного глаза использовали также библейские цитаты. В стихе книги Бытия (49:22) есть игра слов: «Иосиф — росток плодоносный, росток плодоносный над источником», а слово, обозначающее «источник», означает также «глаз». Стих выгравирован на этом подсвечнике на большой хамсе, расположенной по центру.

Часовня Ротко в Хьюстоне — престранная аномалия, отклонение от правил абстрактного экспрессионизма. Кроме того, хотя к 50-60-м годам ХХ века Марк Ротко, что называется, обуржуазился, в глубине души он оставался настоящим евреем. Что привело Марка Ротко — еврея, который, правда, не практиковал иудаизм — к католицизму, и при чем тут Хьюстон?