Книга рассеивает польские мифы о евреях как о пассивных жертвах и о поляках как о спасителях. Рассказ о том, что евреи безропотно пошли на бойню, по умолчанию освобождает поляков от морального соучастия. Как и везде в Европе, неевреи придумывали сказки, чтобы замаскировать свое участие в этой истории. Позже многие утверждали, будто не знали, что немцы делали с евреями. Или что немцы всегда убивали тех, кто помогал евреям, оправдывая тем самым отсутствие помощи.

Попав в тюрьму гестапо вскоре после аншлюса, юный Крайский сумел бежать из Австрии и всю войну провел в Швеции. По меньшей мере двадцать членов его семьи погибли в лагерях смерти.Но после возвращения в Австрию в 1945 году Крайский стал способствовать распространению — в том числе и на протяжении всех лет пребывания в должности канцлера — удобного мифа о том, что его родина была пассивной жертвой нацистов. Этот миф в течение как минимум четырех десятилетий замалчивал причастность Австрии к преступлениям Третьего рейха.

Всякий раз, когда речь заходит об Израиле, оказывается, что там все либо лучше не бывает, либо хуже некуда. Такое впечатление, будто землю между рекой Иордан и Средиземным морем можно увидеть только в зеркалах из «комнаты смеха», которые все либо приукрашивают, либо уродуют.

Задолго до 1933 года немецкие ученые предвидели удаление евреев из общества. Историки, действовавшие на всех уровнях образования в Германии, помогли создать «научную основу для дискриминации евреев и легитимации государства фюрера с его национал-социалистическими требованиями политики экспансии и увеличения земель для народа».

На тех высотах, на которые Том Стоппард поднялся в Англии, его все же влекло к грандиозной трагедии, развернувшейся на континенте, откуда он родом, — трагедии, коснувшейся многих в XX веке. Еврейство, связывавшее Стоппарда с этим миром и гибелью этого мира, с каждым годом все чаще и громче заявляло о себе в его настоящем.

Демилль понимал, что драма истории Моше — это драма идентичности. Когда в фильме Демилля, снятом в 1956 году, герой принимает свое еврейское наследие, его спрашивают: «Только что ты был египетским принцем, теперь ты сын рабов, и не находишь это постыдным?» На это герой отвечает: «Если во мне нет ничего постыдного, что может быть постыдного в женщине, родившей меня, и в народе, вскормившем меня?» Тем не менее, эта сцена обнажает глубокую иронию судьбы. Сесил Б. Демилль сам был еврейского происхождения...

Роман не только помогает узнать мир ешивы, мир литовского местечка, взаимоотношения разных представителей турбулентной эпохи. Для меня, например, было новостью узнать об обычае тогдашних ешивебохеров называть друг друга не по именам и фамилиям, а эдакими топонимическими кличками: вильничанин, ломжинец, уздинец.

«Одной из отличительных особенностей тысячелетнего еврейского юмора можно назвать заметную, даже яростную привязанность к еврейской идентичности с гораздо меньшим интересом к тому, чтобы это определялось принадлежностью к синагоге, исполнению заповедей или отношением к Холокосту и Израилю, — пишет Каплан. — Их, похоже, не беспокоит критика такого рода, что их еврейство пустое, поверхностное или даже опасное для выживания еврейского народа...»

По сути, вся книга Иличевского это персональный Страшный суд над миром — и над иными мирами, — но суд милостивый. Мистические наития, которыми изобилует «Исландия», всегда производны от детально описанных обстоятельств места и действия, что придает его духовным эскападам вещественную убедительность... «Исландия» — это великий гимн нашей стране и Сиону: «О, Израиль! Ты вселенная на краю апокалипсиса. Ты форпост у безбрежья пустоты».

Артукович руководил пытками и убийствами 770 тыс. евреев и сербов в лагерях смерти, будучи министром юстиции и министром внутренних дел Хорватии в годы Второй мировой войны. Он демонстрировал такую жестокость, которая шокировала даже нацистов... При этом после войны более 30 лет Артукович беспрепятственно жил в США. В конце концов преступник предстал перед правосудием — во многом благодаря подростку-еврею из Лос-Анджелеса...

Для Полины Венгеровой еврейская модернизация была связана с глобальным изменением баланса сил между мужчинами и женщинами — причем не в пользу последних: у женщин отняли важные роли и власть в тех сферах, которые им отводила патриархальная еврейская культура. Результатом этой перемены, пишет Венгерова, стало не просто закабаление и беды женщин, но полная утрата еврейской культуры, поскольку именно женщины берегли и передавали традиции в рамках семьи. Венгерова видела и чувствовала, что модернизация, навязанная мужчинами, обернулась для женщин не благом, а катастрофой.

Борясь с восстанием, евреи укрепили свою экономику и социальное единство, расширили территориальные претензии. Они создали централизованные учреждения и дисциплинированную армию, приобретшую опыт. До того, как в 1947 году разразилась еврейско-арабская гражданская война, палестинцы «фактически уже проиграли войну, а вместе с ней и большую часть страны, за десять лет до того».