Из 2024 года с его пугающим возрождением антисемитизма и демонизацией Израиля, распространенной среди американских прогрессистов левых взглядов, карьера Бернстайна, как и былой престиж и выдающееся значение консервативного иудаизма, в котором Бернстайн был воспитан, кажутся причудливым сном — но мы от него пробудились. Музыкальное наследие Леонарда Бернстайна останется с нами. Однако больше евреям в Америке такой власти и славы — вполне заслуженных, но в историческом смысле не иначе как чуда — не видать, пусть даже и в музыке

Верховный руководитель законодательной власти Китая Сунь Кэ верил, что в его стране для евреев найдется прибежище более подходящее. И не в Шанхае, куда уже перебрались 20 тыс. евреев, а в предгорьях Гималаев, на окраине Китая, в провинции Юньнань. К югу — Лаос, к западу — Бирма, климат на диво умеренный, природа невероятно красива, полно невозделанной земли — словом, найдется где разместить 100 тыс. евреев, бегущих от нацистских гонений. Конечно, в Писании об этих краях ничего не сказано, зато здесь нет и не было антисемитизма...

Откуда взялось то чистое зло, которое позволило жителям Газы — как террористам, так и «мирным жителям» — совершать столь ужасающие преступления против невинных людей? Ответ здесь также является частью грандиозного плана ХАМАСа, который готовился к этому нападению в течение ряда лет: «7 октября произошло не в вакууме. Это был упорядоченный план, результат работы ядовитой машины ХАМАСа, которая планировала это событие в течение длительного времени»

Вот Соломон Познер предлагает из Парижа организовать «тут, в Европе» печатное издание, подобное «Еврейской старине»... Жизнь не вернется в прежнее русло, и мы в Россию не вернемся, словно бы говорит Соломон Познер. Впрочем, он склонен к оптимизму: дескать, будем строить новую жизнь здесь, в эмиграции, издавать здесь журналы, предоставляющие трибуну исследователям науки о евреях. Будем знакомиться с состоянием еврейской культуры в России по вторичным источникам: публикациям, лекциям, театральным гастролям.

Кем бы ни были Розенберги, редактируемый опус не просто был плохо написан, он был ложью, откровенной и разнузданной, и его публикацию Саймон считал недопустимой. Но невозможно было и отказаться: публикация романа обещала издательству большие деньги, в которых оно очень нуждалось. И потом, это было его первое задание, проверка на профпригодность, надежда на осмысленное будущее...