Прерванная трапеза

В прошлом году в посвященной празднику Песах статье «Две проекции Исхода» (Лехаим. № 288) я обратил внимание на то, что понятие «Исход» подразумевает не только выход из рабства, но также и достижение цели — восхождение в Землю обетованную, что это одно историческое событие, имеющее вместе с тем две проекции.

В подтверждение этого тезиса я пытался показать, что вхождение в Эрец‑Исраэль не случайно произошло в Песах и что пасхальная трапеза Исхода непосредственно продолжилась в пасхальной трапезе Восхождения.

Сегодня мне хотелось бы обратить внимание на то, что события Исхода отмечены удивительной симметричностью, и попытаться доказать, что происходящее после Исхода представляет собой зеркальное отражение того, что Исходу предшествовало.

Прежде всего, напомню те детали, которые я отмечал в прошлой статье.

Непосредственно перед Исходом было сказано: «Соблюдайте заповедь об опресноках; ибо в сей самый день Я вывел ополчения ваши из земли Египетской; и соблюдайте день сей в роды ваши как установление вечное» (Шмот, 12:17). И тем не менее, согласно большинству комментаторов, во время сорокалетнего странствования в пустыне Песах не праздновался, точнее, праздновался только один раз — ровно через год после Исхода. Считается, что после греха разведчиков пасхальные жертвы не приносились.

Но даже если принять подход тех, кто считает, что пасхальных ягнят закалывали также и в пустыне, мы должны признать, что родившиеся в пустыне их не ели и что в пасхальной трапезе не участвовало то новое поколение, которому предстояло войти в Эрец‑Кнаан, землю Ханаанскую, ведь они не были обрезаны («народ вышедший был обрезан, а весь народ, родившийся в пустыне, в пути по выходе из Египта, не был обрезан», Йеошуа, 5:5), а необрезанный не вправе вкушать пасхального ягненка — «никакой необрезанный не должен есть его» (Шмот, 12:48).

Итак, в пустыне еврейский народ полностью сменился. Народ, вышедший из Египта, принимал участие в трапезе Исхода, но не в трапезе Восхождения, а все родившиеся в пустыне никогда не участвовали в пасхальной трапезе — их первый Песах состоялся уже после обрезания и после перехода через Иордан — в Эрец‑Исраэль. Но тогда тот Песах, который впервые в Эрец‑Исраэль (и одновременно впервые в собственной жизни) совершили сыны Израиля, выглядит непосредственным завершением того самого Песаха, который их отцы совершили в Египте в ночь Исхода.

Сорокалетняя пауза, таким образом, выглядит глубоко символичной. Песах Восхождения явился для еврейского народа не просто «воспоминанием об Исходе», но также и его завершающим аккордом. Эта идея сопряжения двух пасхальных трапез — Исхода и Восхождения — подтверждается также сопряжением двух великих чудес — чуда рассечения вод моря и чуда рассечения вод реки Иордан.

Прохождение по дну моря Суф описывается в Торе в следующих словах: «И простер Моше руку свою на море, и отводил Г‑сподь море сильным восточным ветром всю ночь, и сделал море сушею; и расступились воды. И пошли сыны Израилевы внутри моря по суше: а воды [были] им стеною справа и слева от них… И возвратилась вода, и покрыла колесницы и всадников всего войска Паро, вошедших за ними в море; не осталось из них ни одного. А сыны Израилевы шли по суше среди моря, и воды [были] им стеною справа и слева от них» (Шмот, 14:21–29).

Итак, воды стояли при входе в пустыню, но стояли они и при выходе из нее — спустя сорок лет в том же месяце, как сказано: «И было, когда народ двинулся от шатров своих, чтобы перейти Ярден (Иордан), и священники, несущие ковчег Завета, — впереди народа, то лишь только несущие ковчег дошли до Ярдена и ноги священников, несших ковчег, погрузились в край воды, — Ярден же выступает из всех берегов своих во все дни жатвы, — остановились воды, текущие сверху, встали одной стеной очень далеко от города Адама, который подле Царетана; а текущие к Ям‑а‑Арава, в Ям‑а‑Мелах, совершенно пресеклись, и народ переходил против Йерихо. И стояли священники, несшие ковчег Завета Г‑сподня, на суше среди Ярдена прочно. И весь Израиль переходил по суше, доколе весь народ не закончил переходить Ярден» (Йеошуа, 3:14–17). «И народ вышел из Ярдена в десятый день первого месяца, и расположился станом в Гильгале, у восточного края Йерихо» (там же, 4:19). То есть за четыре дня до Песаха, в тот же день, когда в сам год Исхода сыны Израиля отобрали себе агнцев для жертвоприношения.

Мы видим, что, с одной стороны, вхождение в Эрец‑Исраэль было привязано к Песаху (а не, скажем, к Хануке или Ту би‑швату), то есть связывалось с его сакральной логикой, а с другой — совершилось с «зеркальной» стороны от водной стихии: прохождение по дну Ям Суф имело место через неделю после пасхальной трапезы, прохождение по дну Иордана произошло за четыре дня до нее. Таким образом, пройдя по дну Ям Суф, еврейский народ оказался как бы в историческом резервуаре, который он покинул, пройдя по дну Иордана, сомкнув тем самым жертвоприношение агнцев в Египте с их закланием в Эрец‑Исраэль и представив Исход и Вхождение двумя проекциями единого действа. И то, что стены этого резервуара образовала вода, лишний раз подчеркивает его «пустынный» характер. Ведь по самому своему определению пустыня ограничена водой. Причем в рамки этой же логики «зеркального отражения» вписывается также и последний рубеж Исхода — Иерусалимский храм.

Эпицентр истории

Известная Пасхальная песня «Дайену» завершается следующими словами: «В одной истории Исхода — сколько блага большого и многократного сделал Всевышний для нас! Он вывел нас из Египта и покарал египтян, и покарал их богов, и казнил их первенцев, и отдал нам их имущество, и рассек для нас море, и осушил для нас дно моря, и потопил в море египтян, и обеспечивал нас в пустыне сорок лет, и кормил нас манной, и дал нам субботу, и привел нас к горе Синай, и дал нам Тору, и ввел нас в Землю Израиля, и построил нам Свой Избранный Храм».

Итак, возведение Храма традиция относит к последнему эпизоду Исхода из египетского рабства. О нем как о цели говорится в Песне Моря: «Введешь их и насадишь их на горе удела Твоего, на месте, что жилищем Ты сделал Себе» (Шмот, 15:17).

Наконец, к Исходу привязана также и датировка строительства: «…в четыреста восьмидесятом году после Исхода сынов Израилевых из земли Египетской… [начал] он строить дом Г‑споду» (Млахим I, 6:1). Причем эта датировка обнаруживает еще один «зеркальный» элемент: как рассечение вод Иордана параллельно рассечению вод Ям Суф, так строительству Иерусалимского храма параллельно заключение союза между Аврамом и Всевышним посредством рассеченных частей жертвенных животных («брит бейн а‑бетарим»).

На исторической оси строительство Храма зеркально отражается следующим событием, имевшим место за 440 лет до вхождения в Эрец‑Кнаан: «И Он сказал ему: возьми Мне трех телок и трех коз, и трех баранов, и горлицу, и молодого голубя. И он взял Ему всех их и рассек их пополам, и положил часть каждого против другой; а птиц не рассек. И спустились коршуны на трупы, но прогнал их Аврам. И солнце было к заходу, как крепкий сон напал на Аврама; и вот ужас, мрак великий нападают на него. И сказал Он Авраму: знай, что пришельцами будут потомки твои в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет. Но и над народом, которому они служить будут, произведу Я суд, а после они выйдут с большим имуществом» (Берешит, 15:9–14).

И действительно, вскоре после этого откровения, в котором было предсказано об Исходе, пошел счет лет египетского рабства. Таким образом, заключение Союза между Аврамом и Б‑гом зеркально соответствует строительству Храма: «…в четыреста восьмидесятом году после Исхода сынов Израилевых из земли Египетской… [начал] он строить дом Г‑споду» (Млахим I, 6:1).

480 лет после Исхода — это 440 лет после Восхождения, но и от заключения союза Авраама с Б‑гом до вхождения в Эрец‑Исраэль также прошло 440 лет.

Наблюдение это, между тем, будет неполным, если упустить из виду, что Эрец‑Кнаан какое‑то время еще и завоевывалась, а Храм — строился. Строительство его продолжалось семь лет: «В четвертый год, в месяц зив, положил он основание дому Г‑сподню. А в одиннадцатый год, в месяц булл, — это месяц восьмой, — он окончил дом со всеми принадлежностями его и со всем, что для него следует; и строил он его семь лет» (там же, 6:38). В свою очередь, завоевание Эрец‑Кнаан под предводительством Йеошуа бин Нуна, как об этом сообщается в «Седер олам раба», также продолжалось семь лет. Другими словами, от конца завоевания до завершения строительства Храма прошли те же 440 лет, что от начала завоевания до начала строительства.

И тут мы обнаруживаем еще одну удивительную подоплеку зеркальной природы Исхода. Мы читаем: «Пришельцами будут потомки твои в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет… а после они выйдут с большим имуществом» (Берешит, 15:9–14). Однако после Исхода было сказано: «…сыны ваши будут кочевать в пустыне сорок лет» (Бемидбар, 14:33). 400, 40… Сама Тора как бы предлагает продолжить этот ряд. Предварительно его можно представить как два временных поля, симметрично стягивающихся к растянувшейся на семь лет точке завоевания Эрец‑Кнаан: ‑400; ‑40; [7]; +40; +400. Но за выражением «семь лет» с математической точки зрения с равной вероятностью может стоять как 7, так и 8. Ведь это выражение справедливо как в отношении семи лет с неделей, так и в отношении восьми лет без недели, — это одно и то же.

Иными словами, мы вправе прочитать выражение «семь (полных) лет завоевания Эрец‑Кнаан» как и «восемь (неполных)». А в этом случае невольно хочется разделить период завоевания пополам, получив в результате следующий логарифмический ряд: ‑400; ‑40; ‑4; 0; +4; +40; +400.

В этом ряду исторически бессмысленной является лишь одна точка (+40): через сорок лет после завоевания Эрец‑Кнаан ничего примечательного не происходило. Однако остальные моменты вполне значимы: ‑400 — начало рабства; ‑40 — начало скитания; ‑4 — начало завоевания, +4 конец завоевания, +400 — завершение строительства Храма.

Мне не удалось разыскать полную хронологию завоевания Эрец‑Кнаан, а значит, и определить «нулевую» точку. Однако, если опираться на простой смысл всех эпизодов, описанных в книге Йеошуа бин Нуна, мы увидим следующую картину: «И воспел Йеошуа; перед Г‑сподом в тот день, в который предал Г‑сподь эморейца сынам Израиля, и сказал пред глазами Израиля: солнце, у Гивона стой, и луна — у долины Аялон! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе мстил народ врагам своим. Это ведь написано в Книге праведных (“Сефер а‑яшар”). И остановилось солнце среди неба, и не спешило к заходу почти целый день! И не было такого дня ни прежде, ни после него, чтобы слушал Г‑сподь голос человека, ибо Г‑сподь сражался за Израиль» (Йеошуа, 10:12–14).

Итак, «исполнился грех эморейца» (Берешит, 15:16) и «предал Г‑сподь эморейца сынам Израиля» (Йеошуа, 10:12). Создается впечатление, что в тот «нулевой» миг время в долине Аялон потекло иначе, чем во всем остальном мире, как это и разъяснил Маараль во втором предисловии к «Гвурат а‑Шем»: «Для Йеошуа и для Израиля солнцестояние действительно имело место, но для остального мира — нет». Получается, что Тора представляет Исход своеобразным эпицентром истории, выделяя в нем точку сингулярности, в которой в свои права заступила вечность.