Дом учения: Актуальная Алаха,

Война и мир

Ури Суперфин 20 августа 2014
Поделиться

Эта статья пишется в период, когда пролитие крови стало обыденным во многих странах. Десятки тысяч людей, в форме и без нее, принимают участие в этом карнавале смерти. Безотносительно того, как их называют, повстанцами или террористами, борцами за свободу или оккупантами, они заняты одним делом — свести с белого света максимальное количество себе подобных. Мы попытаемся, насколько это возможно в рамках небольшой журнальной статьи, разобраться в ситуации с точки зрения еврейского законодательства. Наша цель — не показать, какой ярлык наиболее точен, а дать оценку явлению. Увы, вооруженные конфликты на нашей планете не прекращаются, так что эта тема, к сожалению, актуальна и важна всегда.

Итак, вопрос: можно ли развязывать войну? Разумеется, в первую очередь он относится к захватническим вой­нам, к агрессии. Хотя и легитимность оборонительной войны тоже нуждается в обсуждении, ведь запрет убийства никто не отменял. Давайте ограничим наше сегодняшнее исследование отношением еврейского закона к войне между неевреями. Подавляющее большинство кровопролитных боевых столкновений в мире обходится без участия в них еврейских бойцов, поэтому мы рассмотрим эту тему преимущественно с точки зрения законов потомков Ноаха, «бней Ноах», то есть тех заповедей, которые обязаны соблюдать все народы.

Думается, ни у кого не возникает сомнения, что вой­на — это крайне нежелательное, с точки зрения Творца этого мира, явление. Даже великий царь Давид-псалмопевец лишился права построить Храм, так как «много крови пролил и большие войны затевал» (Диврей а-ямим I, 22:8). Во времена, когда еще существовал Сангедрин, высшее законодательное собрание еврейского народа, монарх был не вправе начинать войну, пока не получит разрешения максимально большого состава этого органа (71 человек), созываемого лишь в исключительных случаях! Опять же, основным препятствием к развязыванию военных действий является запрет лишать жизни другого человека. И если убивать, сопротивляясь, защищаясь от угрозы захвата или уничтожения, запрета нет (см.: Вавилонский Талмуд, Сангедрин, 57а), то инициировать военные действия на первый взгляд должно быть запрещено однозначно. Впрочем, история многочисленных конфликтов прошлого и современности явно показывает зыбкость грани между оборонительной и наступательной войнами — зачастую каждая из сторон уверена в том, что она защищается.

Раввин Нецив

Раввин Нецив

Однако и с инициированием прямой военной агрессии все не так просто. Вот что пишет раввин Нафтали-Цви-Йеуда Берлин, живший в XIX веке и более известный как Нецив. В своем блестящем комментарии к Пятикнижию, объясняя стих «…С человека, с каждого за его брата взыщу, за человеческую душу!» (Берешит, 9:5), Нецив говорит так: Всевышний истребует с человека за убийство в мирное время, когда нет никаких препон вести себя с другими людьми по-братски, на это намекает термин «брат» в нашем стихе. Иное дело во время войны, когда царит общая атмосфера ненависти и смертоубийства. И за убийство в рамках военных действий не может быть никакого наказания, потому что таково устройство этого мира.

Он развивает эту мысль, объясняя другой стих Торы: «…И продолжат стражи, и будут говорить народу, и пусть скажут: “Тот, кто боязлив или робок сердцем, пусть уходит и возвращается домой, чтобы не сделал он сердца его братьев столь же робкими, как его сердце!”» (Дварим, 20:8). Нецив обращает внимание на то, что Тора не приводит в качестве аргумента при изгнании труса из действующей армии тот простой и очевидный факт, что шанс погибнуть в бою у такого, с позволения сказать, бойца значительно выше, чем у других воинов. Таких изгоняют для того, чтобы их страхи не разложили армию, подрывая ее боеспособность, ведь трусость заразна! Впрочем, встречаются и более сложные случаи. Порой человеку уже давно незачем жить и он бы хотел свести счеты с жизнью, но на самоубийство не готов, боится, так как это запрещено. Для такого человека война — кошерный вариант покинуть этот мир. Но это тоже вариант «робости сердца», ведь такой солдат не собирается побеждать, он готов погибнуть. И для армии вредно держать в своих рядах такого «камикадзе», настроенного не на победу, а на смерть! А вот соображение, что, мол, для такого человека слишком велик шанс погибнуть, — вообще не аргумент, утверждает Нецив. Почему? Да потому, что так устроен мир; в нем происходят войны, а на войне — убивают. И поэтому человеку не запрещено участвовать в боевых действиях. Даже если «его хата с краю»! Даже если на его родину никто не нападает, и даже, как это ни странно звучит, если он примкнул к агрессору и захватчику, даже если он наемник, чья профессия — воевать! Такова жизнь. И смерть. Иностранный легион — хороший пример этому, хоть и не крайний, конечно.

Раввин Нерия Гутель (см.: Тхумин, 23, с. 35) делает еще один шаг в том направлении, которое задал Нецив. Если так, пишет он, то и жертвы среди гражданских лиц, погибших в рамках ведения военных действий, также неправомочно считать нарушением запрета убийства. Хоть и понятно, что речь заведомо не идет об актах геноцида, а также об убийствах не в ходе боев, тем не менее этот вывод выглядит, мягко говоря, эпатажно. Хоть в логике ему и не откажешь; сказал «а», говори и «б».

Раввин  Моше Сойфер

Раввин Моше Сойфер

Впрочем, как всегда в таких вопросах, есть и мнение оппонентов. В трактате «Сангедрин» (59а) написано важное обобщающее правило: нет ничего, что бы было разрешено евреям и запрещено народам мира. То есть на евреях всегда лежит не меньше, а больше запретов, и никак не наоборот. И спрашивает Талмуд: а ведь «прекрасная пленница» (см.: Дварим, 21:10-14) разрешена солдату-еврею, а для нееврея подобное поведение запрещено в силу запрета воровства. Вот наглядный пример, когда у народов мира есть запрет, а у евреев как раз и нет. На этот вопрос следует ответ: для народов мира просто не существует такого понятия — «захват», и поэтому сравнение некорректно. Известный мудрец конца XVIII — начала XIX века, раввин Моше Сойфер, рассматривая этот фрагмент талмудического текста, задал вопрос: разве не в том же Талмуде (Гитин, 38а) написано, что территории Амона и Моава, заселенные одно­именными народами, будучи завоеваны воинами Сихона, стали частью государства-захватчика (и, таким образом, лишились «родственной» неприкосновенности, которой обладали до этого, что не позволяло евреям атаковать их при захвате Ханаана)? Выходит, и у народов мира захваченное в ходе войны считается отныне принадлежащим захватчикам; как же тогда понять ответ Талмуда?

Раввин Менахем Земба в своей книге «Зера Авраам» отвечает на вопрос раввина Сойфера так: Талмуд, таким образом, постулирует, что исходно у народов мира вообще нет разрешения вести войны. Совсем. Для народа Израиля война возможна лишь в крайне редких, особо оговоренных ситуациях. Да и то лишь потому, что еврейский народ имел «прямую линию» с Всевышним через пророков, а позднее — в силу того, что Сангедрин являлся религиозной и национальной элитой народа, и если он принимал подобное решение, то можно с уверенностью сказать, что оно не было продиктовано личными амбициями или низменными интересами. И только постфактум, если война все же была развязана и в ее рамках были захвачены территории и т. п., захват засчитывается юридически. Но изначально любая военная агрессия запрещена абсолютно. Поэтому принятие участия в подобной войне преступно и недопустимо.

Вот два таких полярных мнения, одно из которых дает легитимацию даже «солдатам удачи», а второе призывает даже солдат регулярной армии ослушаться приказа и не участвовать в захватнических войнах своей страны.

Раввин Менахем Земба

Раввин Менахем Земба

Кстати, если уж мы упомянули тему перехода в ходе войны имущества и территории из рук владельцев в руки захватчиков: интересно отметить, что многие раввины Средневековья и даже наши современники считали, что, поскольку в рамках еврейского законодательства у захватчика есть возможность приобретения собственности путем захвата трофеев, любые наши иски к правительствам государств с целью вернуть здания и прочее, ранее принадлежавшие евреям, сложно аргументировать требованиями нашего закона, по которому «что упало, то пропало». Разумеется, есть целый ряд аспектов иного рода, которые делают картину вовсе не однозначной. Эта тема, думается, требует отдельной статьи, но, всё же обозначить проблематику подобных претензий уместно, раз уж мы ее коснулись.

Вкратце, как мы уже видели выше на примере завоеваний Сихона, существует понятие «захват и приобретение в рамках войны». В случае, когда одна нееврейская страна захватывает земли другой, захваченные земли переходят во владение агрессора сразу и немедля (см.: Шульхан арух а-Рав, ч. 5, Законы относительно бесхозного имущества и недобросовестной конкуренции). Если же речь идет о захвате еврейских земель и прочей недвижимости (и тем более движимого имущества), то здесь в силу вступает дополнительный фактор, который еврейский закон называет термином «иуш» — «отчаяние». То есть обрести права собственности на все можно, если владелец захваченного имущества отчаивается когда-либо вернуть его назад.

Понятно, что этот фактор способен порой сделать претензию исторических хозяев какого-либо строения, чтобы государство вернуло им этот дом, вполне легитимной с точки зрения наших законов. К примеру, если евреи, владельцы имущества, верили в восстановление справедливости и, не отчаиваясь, ждали возможности вернуть его, то дом, квартира, картина остались в их владении и они имеют полное право требовать их возвращения. Тем более это справедливо, если речь идет об общинном имуществе.

Здесь уместно задать еще один вопрос, неизбежно возникающий в рамках исследования темы правомочности войн: Израиль не раз перехватывал поставки во­оружений для террористических организаций. И, несмотря на то что сам перехват жизненно необходим и не вызывает морально-этических дилемм, однако, что касается компенсации поставщику за сорванную сделку (как ни поразительно звучит такая постановка вопроса на первый взгляд), — вопрос требует рассмотрения! Ведь нееврею не запрещено торговать оружием с кем угодно, и, экспроприировав у него товар, мы грабим его. А сам захват не является частью военных действий, он, скорее, превентивная мера, причем направленная не против потенциального врага. Впрочем, мирное время в нашей стране, в Израиле, можно рассматривать как затишье в ходе военных действий. Ведь наши враги и на уровне деклараций и на уровне действий не оставляют попыток нас уничтожить. Есть о чем поразмыслить!

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Учение Хабад. Борьба и гармония: Связана ли Ханука с военной победой

Меири считает, что, действительно, первый день Хануки установлен в память о чуде военной победы. Так он отвечает на известный вопрос: почему праздник продолжается восемь дней, хотя чудо заключалось в том, что помимо первого дня масла в кувшине хватило на дополнительные семь дней (ведь на один, первый, день масла было и так достаточно безо всякого чуда)? Но в первый день праздника, по мнению Меири, мы отмечаем не чудо горения масла все восемь дней, а чудесную военную победу евреев и удивительную находку — кувшин с маслом

Раскрытие сокровенного: Ханука

Аризаль объяснил слова «время, когда человек властвует над другим, ему во вред» так: время, когда злодей властвует над святым человеком, наносит вред злодею. В результате этой схватки святой человек отбирает у злодея все его положительные качества. Так произошло при столкновении Израиля с Грецией. В результате такого столкновения греческая философия пришла в упадок, еврейская же вера настолько обогатилась, что стала светить всем народам мира. Именно поэтому важно поставить ханукальные свечи так, чтобы они светили вовне

К жизни, полной любви

Наша любовь к Б‑гу, поднимаясь от познания даров Его, проходит в своем развитии несколько этапов. Первый — это скрытая любовь внутри нас, в основе которой лежит благодарность за то, что Б‑г нам дал и дает. Далее второй этап: любовь обретает вещественные подтверждения, мы совершаем добрые дела из любви к Б‑гу, потому что знаем, что это принесет Ему радость. И, наконец, третий этап: любовь всеобъемлющая, любовь‑пламя, когда ради святости имени Его человек готов на все, даже на самопожертвование.