Материал любезно предоставлен Jewish Review of Books

Outside the Bible: Ancient Jewish Writings Related to Scripture [Вне Библии: древние еврейские сочинения, связанные с Писанием]

Edited by Louis H. Feldman, James L. Kugel, and Lawrence H. Schiffman. Jewish Publication Society, 2017. 3 Vols. 3302 pp. 

Приступите ко мне, желающие меня, и насыщайтесь плодами моими;
ибо воспоминание обо мне слаще меда и обладание мною приятнее медового сота.
Ядущие меня еще будут алкать, и пьющие меня еще будут жаждать.
Слушающий меня не постыдится, и трудящиеся со мною не погрешат.
Все это — книга завета Б‑га Всевышнего,
закон, который заповедал Моисей как наследие сонмам Иаковлевым.

(Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, 24:21–26)

Как известно, первая мишна «Пиркей Авот» сообщает читателям следующее: «Моше получил Тору на горей Синай и передал ее Йеошуа, Йеошуа — старейшинам, старейшины — пророкам, пророки передали ее мужам Великого собрания».

После мужей Великого собрания, о которых известно немного, появились первые мудрецы, которые и унаследовали от них Моисееву Тору. Это история передачи и принятия, и она однолинейна — без перерывов или ответвлений, лишь звенья в непрерывной цепи.

Хотя стандартное современное историческое повествование об этой эпохе более детально и сложно устроено, чем эта традиционная хронография, по крайней мере, до недавнего времени оно имело с ней немало общих черт. Однако после открытия Каирской генизы и свитков Мертвого моря исследователи иудаизма постепенно стали реконструировать историю 400‑летнего периода, отделяющего поздние книги Еврейской Библии от ранних раввинистических сводов. Эти два открытия — свитков Мертвого моря и Каирской генизы — не только пролили новый свет на древнееврейский мир, но и помогли ученым контекстуализировать и понять другие тексты, которые давно были всем известны, такие как Книга Юбилеев или сочинения Филона Александрийского. До этих открытий ученые читали древние еврейские тексты на греческом, а раввины тексты на греческом по большей части не принимали в расчет, считая их частью протохристианской культуры, а не раввинистического иудаизма. Даже теперь ученые склонны произвольно возводить стены между текстами на разных языках и из разных регионов, как будто они не были написаны в том мире, где люди говорили более чем на одном языке, а рукописи перемещались в пространстве.

Тексты эллинистического периода (или периода Второго храма), включающие свитки Мертвого моря, тексты из Масады, Септуагинту (греческий перевод Библии) и много текстов на греческом из Александрии и других мест, открывают для нас мир творческого толкования библейского текста, динамичного развития права и упорного выживания. Эти тексты можно и нужно читать вместе с библейскими и раввинистическими источниками. «Вне Библии», фундаментальная трехтомная антология таких текстов, изданная Еврейским издательским обществом (Jewish Publication Society), как раз и подталкивает читателя к такому чтению. Это плод замечательного сотрудничества покойного Льюиса Фельдмана, специалиста по Иосифу Флавию, Джеймса Кугела, ученого, который произвел революцию в нашем понимании ранней библейской экзегезы, и Лоуренса Шифмана, ведущего авторитета по свиткам Мертвого моря. Они собрали международную команду блестящих переводчиков, которые не только перевели источники, но и снабдили их краткими, информативными предисловиями и примечаниями, учитывающими последнее слово науки. Эти тексты показывают, что границы, традиционно разделяющие библейскую и раввинистическую мысль или раввинистическую и эллинистическую, в лучшем случае размыты. Новая антология не занимается очередным прочерчиванием этих анахронистических границ — она показывает, как настоящие евреи — евреи из плоти и крови — в это время понимали Б‑га, толковали библейские тексты, страдали в изгнании и преодолевали его трудности. В процессе чтения этих трех томов читатели будут перемещаться из Александрии к Мертвому морю, из Тверии в Рим, из Элефантины в Ципори и из Явне к Иерусалиму.

Разумеется, тексты, собранные в антологии «Вне Библии», никогда не затмят те, что «внутри» нее (к этому различению я еще вернусь); они и не должны. Напротив, они углубляют наше понимание Второзакония, книги Эсфири, Иеремии и Мишны, ранних раввинистических мидрашей, да и всего древнего еврейского мира. Прошлое удалено от нас, и пробелы в наших познаниях остаются несмотря на все недавно открытые источники, но мы уже знаем гораздо больше, чем несколько десятилетий назад, когда великие ученые ХХ века Р. Г. Чарльз и Джеймс Чарльзворт издавали антологии апокрифов и псевдоэпиграфов. (Апокриф [от греч. «скрытый»] — традиционный термин, обозначающий древние тексты, не вошедшие в библейский канон; псевдоэпиграфы — тексты, написанные еврейскими авторами в эллинистическую эпоху, но приписываемые героям Библии.)

«Вне Библии», конечно, заменит более ранние антологии в роли основного собрания первоисточников, необходимого для ученых и учителей, преподающих этот период. Но одно из важнейших достоинств этой антологии, предопределенное выдающимися научными карьерами ее редакторов, на мой взгляд, состоит в том, что она показывает, какое значение эти тексты, в том числе забытые, отвергнутые или неизвестные в раввинистической традиции, имели для истории иудаизма. Она показывает, как они были связаны с еврейской традицией, отмечая ветвления и разрывы в этой цепочке. Остается надеяться, что эти три тома приобретут не только ученые и научные библиотеки, но также и синагоги и даже наиболее смелые бейт мидраши (дома учения).

Одна из интереснейших категорий рукописей Мертвого моря, вошедших в антологию, это пешарим и пересказы. Такие источники, например Апокриф книги Бытия или Пешер Хавакук, явно и осознанно смешивают свои интерпретации с собственно библейскими текстами. Читая такие сочинения, мы видим, как древние читатели актуализировали и оживляли для себя библейские тексты; аналогичные способы потом будет использовать раввинистический мидраш.

Так, к примеру, Апокриф книги Бытия громко заявляет о своих сомнениях относительно этичности поступков героев Бытия. Как же Авраам отдал свою красавицу жену Сару в дом фараона, лишь бы спасти свою жизнь? Апокриф решает эту проблему, добавляя трогательную предысторию, неизвестную читателям Бытия. Оказывается, Авраам видел тревожный сон, в котором кедр и пальма «росли вместе из [одного] корня. Пришли люди, желающие срубить и выкорчевать кедр и оставить только пальму». Проснувшись, Авраам признался Саре в своих страхах. И теперь уже Сара решает его спасти, а не он отдает Сару фараону.

Авторы другой категории свитков Мертвого моря тоже хорошо знали и использовали библейские тексты, но не ограничивались их интерпретацией, а создавали новые тексты, представляя их частью библейского корпуса. Редакторы антологии называют их «сектантские тексты», но так называемые «сектанты», писавшие их, вероятно, считали, что создают тексты, которые будут читаться вместе с вошедшими, как мы сейчас знаем, в библейский канон; по крайней мере, нет доказательств, что они думали о себе иначе. Сходным образом и так называемые «неканонические псалмы», собранные в кумранском свитке псалмов, по всей вероятности, для читателей того времени не отличались от тех 150 библейских псалмов, с которыми мы так хорошо знакомы. В конце концов, про Давида сказано, что он сочинил тысячи псалмов.

Книга Юбилеев — это особый случай. На протяжении столетий она была известна на эфиопском, на латыни и других языках. Но не было никаких доказательств того, что написана она была еврейским автором в эпоху Второго храма. Обнаружение среди свитков Мертвого моря нескольких списков Книги Юбилеев на иврите, а также продолжений и толкований этой книги изменило картину. Как убедительно показывает в своем предисловии и комментариях Джеймс Кугел, Книга Юбилеев дополняет, обогащает и меняет книгу Бытия и в то же время подкрепляет ее авторитет. Это самый ранний из известных нам последовательных комментариев на Библию с 1‑й главы Бытия по 15‑ю главу Исхода. Читая его, мы понимаем не только то, как евреи во II веке до н. э. читали Библию, но и что они думали об ангелах, Б‑жественном, провидении, молитве, жертвоприношении и ритуалах.

Возьмем, для примера, два самых известных эпизода из Бытия — жертвоприношение Исаака и сон Иакова в Бетеле — и посмотрим, как они преображаются в Книге Юбилеев. Первый стих 22‑й главы Бытия сообщает нам, что «Б‑г положил испытать Авраама», но не объясняет почему; этот вопрос приходит в голову практически каждому читателю. В пересказе Книги Юбилеев виновником оказывается ангел Мастема, который навел Б‑га на эту мысль:

И случилось в седьмую седмину в первый год в первый месяц этого юбилея, в двенадцатый день сего месяца, были сказаны на небесах некоторые слова об Аврааме, что он верен во всем, что Г‑сподь говорит ему, и что он любит Его и верен во всяком искушении. Тогда пришел начальный Мастема и сказал пред Б‑гом: «Вот Авраам любит и дорожит своим сыном Исааком больше всего; скажи ему, чтобы он принес его во всесожжение на жертвеннике, и Ты увидишь, исполнит ли он это повеление, чтобы узнать Тебе, верен ли он во всем, чем Ты его испытываешь». И Б‑г знал, что Авраам верен во всех испытаниях, которые Он назначает ему, ибо Он искушал его царством царей, и затем женою его, когда она была похищена у него, и далее Измаилом и Агарью, его служанкою, когда он отослал их, и во всем, чем Он искушал его, он оказался верным, и его душа не была мятежною, и не медлил он исполнять сие, ибо был верен и любил Б‑га.

(Книга Юбилеев, 17:13–18, пер. А. В. Смирнова)

Книга Юбилеев отвечает на вопрос о причинах Б‑жественного решения испытать Авраама, размывая границы между библейскими сюжетами, добавляя сюда сюжет об испытании Иова, а также используя характеристики Авраама из пророческих книг: «любит Б‑га» (Ис., 41:8) и «верный» (Неем., 9:8); очевидно, ожидалось, что читатель знаком с этими характеристиками.

Книга Юбилеев предлагает также увлекательный ответ на вопрос, чего испугался Иаков, оказавшись один в Бейт‑Эле посреди ночи. Получив обещание от Б‑га насчет того, что его потомки размножатся и завладеют всей землей,

…Иаков видел, как Он вознесся на небо; и он видел ночью в видении, и вот Ангел сошел с неба с семью скрижалями в своих руках, и он дал их Иакову, и он читал их и прочитал все, что было написано на них, что случится с ним и с его сыновьями во все века. И он показал ему все, что было написано на скрижалях, и сказал ему: «Ты не должен строить на этом месте и делать святыню навечно, и Он не хочет обитать здесь, ибо не это Его место. Иди в дом Авраама, отца твоего, и живи в доме отца твоего Исаака до дня смерти твоего отца. Ибо в Египте ты умрешь в мире, и будешь погребен в этой стране с честью в гробах твоих отцов с Авраамом и Исааком. Не бойся! Ибо как ты видел и прочитал, так все и случится. И запиши все, как ты видел это и прочитал». И Иаков сказал: «Как я упомню все так, как видел это и прочитал?» И он сказал ему: «Я опять приведу тебе все на память». И он поднялся от него. И он пробудился от сна своего, и вспомнил все, что читал и видел, и записал всю речь, которую читал и видел.

(Книга Юбилеев, 32:16–26)

Согласно Книге Юбилеев, Иаков боится, что не сможет запомнить, сохранить и передать это видение, которого он удостоился. Это явная проекция на библейский рассказ серьезного религиозного беспокойства, охватившего еврейские общины в эпоху Второго храма: они опасались, что в ситуации политических переворотов и социорелигиозного сумбура не смогут сохранить и передать дальше свои традиции.

Тексты, включенные в антологию «Вне Библии», не вошли ни в канон Еврейской Библии, ни в корпус раввинистической литературы. И тем не менее многие из них, в частности сочинения Филона Александрийского, Иосифа Флавия или кумранские свитки, обнаруживают глубокое родство с более поздней и лучше известной нам еврейской библейской экзегезой.

Псевдоэпиграф 4‑й книги Эзры (Ездры) был написан евреями после разрушения Второго храма, но приписывался библейскому Эзре, еврейскому лидеру, вернувшему народ из Вавилонского плена и восстановившему Тору в Иерусалиме. Текст сохранился у христиан как на сирийском, так и на латыни, но воспринимать его как христианский источник, как то делали ученые раньше, — значит совершенно игнорировать его происхождение. В то же время я не хочу сказать, что 4‑я книга Эзры должна рассматриваться как произведение раввинистической литературы. Точнее сказать, что эта книга была написана до разделения между иудаизмом и христианством. Вот особенно важный пассаж о происхождении и цели еврейской молитвы:

Я сказал: Авраам первый молился о Содомлянах; Моисей — за отцов, согрешивших в пустыне; Иисус после него — за Израиля во дни Ахана; Самуил и Давид — за погубляемых, Соломон — за тех, которые пришли на освящение; Илия — за тех, которые приняли дождь, и за мертвеца, чтобы он ожил; Езекия — за народ во дни Сеннахирима, и многие — за многих. Итак, если тогда, когда усилилось растление и умножилась неправда, праведные молились за неправедных, то почему же не быть тому и ныне?

(4 Эзры, 7:106–111)

Как давно заметил Дэниел Боярин, этот пассаж резонирует с мишной из Таанит, 2:4, написанной, разумеется, в тот же период. Эта мишна лежит в основе некоторых покаянных молитв слихот. Боярин утверждает, что ключевые моменты литургии слихот можно также найти в 4‑й книге Эзры. Например, Эзра вступается за народ и взывает к Б‑жественному милосердию: «Ибо мы и отцы наши провели жизнь в путях, ведущих к смерти; а ты ради нас грешных назовешься милосердным» (4 Эзра, 8:31). Боярин пишет, что этот стих отсылает к молитве, которая уже была в употреблении во времена автора книги Эзры.

В поразительном финальном видении в 4‑й книге Эзры 70 эзотерических книг открываются в дополнение к 24 книгам Письменной Торы. Это видение, судя по всему, — повторение дарования Торы на горе Синай, где Эзра становится вторым Моисеем.

И когда исполнилось сорок дней, Всевышний сказал: первые, которые ты написал, положи открыто, чтобы могли читать и достойные и недостойные, но последние семьдесят сбереги, чтобы передать их мудрым из народа; потому что в них проводник разума, источник мудрости и река знания

(4 Эзра, 14:45–47).

Я. Н. Эпштейн, великий израильский ученый ХХ века, исследователь раввинистической литературы, справедливо утверждал, что это видение из Книги Эзры символизирует начало Устной Торы и раввинистической литературы и продолжение традиции — перед лицом разрушения Храма и очередного изгнания.

До обнаружения свитков Мертвого моря ученые полагали, что в эпоху Маккавеев или даже позже, в I веке н. э., произошло своего рода закрытие канона. Упоминания 24 или 22 книг Писания или же заявления о конце пророчества зачастую цитируются в подтверждение этой гипотезы. Разумеется, говоря о закрытии канона, мы подразумеваем, что тогда уже сформировалось что‑то вроде канона — набора текстов, приблизительно совпадающего с известным нам Танахом, или Еврейской Библией, — и что другие древние еврейские тексты оказались вне этого корпуса. Однако рукописи, обнаруженные в пещерах Кумрана, определенно свидетельствуют о том, что канон не закрылся в эпоху Второго храма и вообще понятие канона для этой эпохи анахронистично. Тогда создавались такие сочинения, как Книга Юбилеев, соперничающая с Второзаконием и книгой Паралипоменон, или такие, как «Вопросы и ответы на Бытие и Исход» Филона Александрийского, представляющие собой экзегезу на библейские книги, воспринимаемые уже как незыблемый авторитет. Это показывает, что, с одной стороны, библейский канон формировался и утверждался и в то же время продолжался процесс создания новых текстов, которые можно классифицировать только как библейские. То есть откровение не закончилось с началом толкования.

Схематичное понимание истории иудаизма как процесса, состоящего из двух фаз — Библии и раввинистической интерпретации Библии, — глубоко ошибочно. Антология «Вне Библии», представляющая собой необыкновенно богатое и неоднородное собрание источников, способствует новому пониманию истории еврейского Писания. Но она делает и еще кое‑что — или, по крайней мере, имеет потенциал к этому; она предоставляет ресурсы для обновленного еврейского религиозного творчества сегодня.

Как правило, мы рассказываем историю иудаизма, оглядываясь назад. Мы выбираем точку отсчета — в Средневековье, Новом времени или даже современности — и прослеживаем истоки, уходя в глубь веков, и осмысляем наше прошлое сквозь призму нашего настоящего. Мы представляем себе эпоху и контекст на основании раннего корпуса текстов. Таким образом мы рассказываем историю иудаизма, подразумевающую изменения в еврейском мире, который развивался и трансформировался. Однако тексты, собранные в этих трех томах, дают возможность составить другую историю. А что, если мы расскажем историю, смотря не назад, в прошлое, а в будущее, двигаясь вперед от цветущих общин поздней античности и тех традиций, обычаев и законов, которые вдохновляли их и меняли эту эпоху в еврейской истории?

Это подводит меня к единственному замечанию, которое возникло у меня в процессе чтения этих замечательных томов. Имеет ли по‑прежнему смысл называть тексты, здесь собранные, «внебиблейскими»? Многие из них были созданы в тот же период, что и позднейшие книги Библии, например книга Даниила, и многие представляют себя продолжением библейских текстов. Конец эпохи Второго храма был периодом необычайной творческой активности и продолжающегося духовного подъема, когда во многих еврейских общинах создавались новые тексты. Хотя большинство еврейских общин уже тогда признавали некоторые библейские книги уникально авторитетными, их текст не был окончательно установлен и, очевидно, не было никаких препятствий к созданию новых текстов, также претендовавших на авторитет Писания. Важнейший вклад антологии «Вне Библии», на мой взгляд, состоит, как это ни иронично, в том, чтобы показать, что в поздней античности не было четкой границы между тем, что внутри Библии, и тем, что вне ее.

Льюис Фельдман (который умер этой весной в возрасте 90 лет) и Лоуренс Шифман среди ведущих ученых нашего времени, специалистов по «внешним книгам», как эту литературу называли мудрецы, чьи тексты они тоже изучали и любили. И все же их труд помогает включить эти неканонические тексты в традиции иудаизма и контекстуализировать раввинистическую традицию, чем ученые до сих пор занимаются. Эта антология готовит нас филологически, теологически и концептуально к появлению нового нарратива об истоках иудаизма. 

Оригинальная публикация: Inside or Outside?