Виталий Лазаревич, работа физика, а тем более теоретика, для простого читателя — заумь, дебри. Он вряд ли представляет, зачем изучать, к примеру, нейтронные звезды или сегнетоэлектрики. Но почему в длинном перечне наиболее важных своих работ вы не упоминаете водородную бомбу? Академик Сахаров говорил, что именно вам принадлежит одна из двух идей, благодаря которым и стало реальностью советское термоядерное оружие. Значение этой работы способен оценить любой, даже далекий от науки человек.

В 1948 году группа академика Тамма была привлечена к работам по водородной бомбе. «Бомба» в жизни мне здорово помогла. В то время я был обвинен в низкопоклонстве и космополитизме — преклонении перед зарубежной наукой. Думаю, мне вообще не сносить бы головы, но повезло — призвали делать оружие, важное для государства. И это несмотря на то, что жена по нелепейшему обвинению находилась в ссылке. Для Сталина, когда «прижимало», «мозги» были важнее идеологии. Впрочем, довольно скоро, опять же из-за жены, меня вывели из группы. Но главное, что борцы с космополитизмом от меня отстали.

А знаете, как попал к нам Андрей Дмитриевич Сахаров? Ему негде было жить, и директор нашего Физического института Сергей Иванович Вавилов сказал: включите Сахарова в группу, может, под это дело выбьем ему комнату.

Андрей Дмитриевич придумал конструкцию бомбы, так называемую «слойку», которая сжимает «горючее» и инициирует взрыв, а я — это самое «горючее». И хотя уже после смерти Сталина за эту работу я получил Государственную премию, но с научной точки зрения она все же не слишком высокого уровня. В общем, повезло.

Говорят, выдающимся математиком надо родиться. А как становятся физиками-теоретиками? Вы были в детстве вундеркиндом?

Нет. Если честно, даже был туповат. В 15 лет мучительно выбирал жизненный путь. К счастью, еще в школе появилась тяга к физике.А физиком-теоретиком я стал случайно. Конечно, был отличником, но у меня плохие математические способности. Считал, что с такой математикой теоретик из меня никакой, поэтому решил заниматься оптикой. И вот у меня родилась идея, с которой пришел к Игорю Евгеньевичу Тамму, он преподавал на физфаке. Знаменитый ученый отнесся к умозаключениям вчерашнего студента с неподдельным интересом. Он заразил меня, страдающего комплексом неполноценности, своим энтузиазмом.

Урок Тамма — самый главный в моей жизни. Я понял, как важна для начинающих благожелательная поддержка, форма взаимоотношений. Когда после Тамма я возглавил теоретический отдел Физического института, стремился сохранить эту атмосферу. За все годы здесь никогда не было склок, случая, чтобы кто-то из руководителей подписался под чужой работой. И Тамм, и другой мой учитель — Ландау — иногда отказывались ставить фамилию, даже если их вклад в исследования был существенным и они, по сути, имели на это право. Надеюсь, и меня не смогут в этом упрекнуть, ведь большинство моих работ написано без соавторов.

Другой ваш учитель, Ландау, — человек совсем иного склада, нежели Тамм. О нем написано, пожалуй, больше, чем о любом другом физике. Чем лично для вас он был интересен?

Помню, сам Дау смеялся над словом «ученый»: «Кот ученый — я понимаю, а просто ученый — это что?» Лучше уж «научный работник», «физик».

Близко общаясь с Ландау, я много думал о его феномене, о пределах возможностей человека, об огромных резервах мозга. И еще необычность Ландау проявлялась, если можно так выразиться, в его биологии. Поражала его физическая хрупкость, ведь он не мог поднять более 10 килллограммов. Это сыграло роковую роль в катастрофе, погубившей Ландау. При столкновении автомобилей яйца, лежавшие в машине, где ехал физик, остались совершенно целыми, он же оказался буквально разбит.

Ландау был резким, мог обидеть человека. Помню, пару раз он меня, как говорится, «бил мордой об стол». Но я понимал, что это не ругань начальства, не желание унизить. Просто Ландау не считался с правилами поведения. Кстати, оба раза по существу вопроса он был прав.

В среде физиков вас с иронией иногда называют последним динозавром, диплодоком нашего времени, имея в виду универсализм. Говорят, что нет области теоретической физики, которой бы вы не занимались. Как удается совместить, казалось бы, несовместимое?

Одно из условий успеха в науке — широта взглядов. Нередко бывает, что какая-то ассоциация или информация совсем из другой области порождает идею и становится определяющей для всей последующей жизни. Многотемье я не считаю ни плюсом, ни минусом. За быстрый переход от одной темы к другой приходится платить. Наверное, постоянная концентрация на одной проблеме могла бы привести к большей глубине. Но универсальных правил и рецептов нет.

Ландау очень увлекался классификацией великих физиков. Есть у вас подобный рейтинг?

На первое место ставлю Эйнштейна, затем Ньютона, Галилея, Бора, Максвелла. Эйнштейн — это что-то фантастическое, он занимает первое место не только в истории науки, но и во всей культуре человечества. Уважение вызывают его человеческие качества, гражданская позиция.

И еще поражает, как эксперт патентного бюро, который трудился по восемь часов шесть дней в неделю, мог в 1905 году создать одну за другой специальную теорию относительности, теорию квантов и теорию броуновского движения.Эйнштейна ставил на первое место в своей классификации и Ландау. Кстати, я никогда не спрашивал его, какую строчку он отводил мне. Считал бестактным, а может, боялся получить «бесклассную» оценку.

XX век был веком науки, основа мировоззрения — безоглядная вера в прогресс. Сегодня многие обвиняют науку во всех грехах, называют виновницей экологического, энергетического, духовного кризисов. Как вам такие утверждения?

Категорически не согласен. Именно науке удалось решить основные биологические и жизненные проблемы людей. Только один пример: в Древнем Риме средняя продолжительность жизни была — 27 лет, а сейчас — около 70. Жизнь стала во много раз удобней и безопасней. Другое дело, что современный человек видит перед собой не безмятежную «зеленую лужайку», а новые проблемы. Кому-то мерещатся апокалиптические картины, катастрофы, потопы. И находят виновного — науку. Но не она виновата, что ее достижения порой используются во вред. Это проблема общества, его нравственности. Выход из кризисов может предложить только наука. Опыт человечества показывает: надеяться больше не на что.

Сегодня познание Вселенной, фундаментальных законов мироздания поглощает фантастические суммы, например, сверхмощные ускорители обходятся в миллиарды долларов. Звучат голоса, что надо умерить аппетиты физиков, удовлетворяющих любопытство за счет человечества.

Раскрытие наиболее сокровенных тайн природы сегодня стоит весьма дорого. Однако только так и можно совершить прорывы к принципиально новым знаниям, которые многократно окупаются. А вот что должно действительно возмущать человечество, так это вбухивание гигантских сумм в ракеты, боеголовки, химическое оружие.

Говорят, в СССР была великая наука. Но есть и иное мнение. Если учесть, что в ней работали 25% всех ученых мира, а 80% разработок было ориентировано на оборонную тематику, окажется, что ее КПД крайне низок. А сегодня есть мнение, что академия самоустранилась от проблем общества, не высказывается по самым больным вопросам. Или это несправедливые упреки?

Да, у советской науки был оборонный крен, но там, где безграмотные большевики не мешали работать, был достигнут мировой уровень, а где-то превзойден. Прежде всего имею в виду физику.

Не согласен, что академия устранилась от проблем общества, хотя, конечно, могла быть более активной. Но поймите, российская наука сейчас в ужасающей ситуации. Назову лишь зарплату научного работника: академик — 4 тысячи рублей, доктор наук — 2 тысячи, кандидат — вообще мизер. Естественно, люди смотрят за рубеж. Особенно тревожит молодежь. Я возглавляю кафедру в физтехе, так вот, более половины выпускников уезжает. По сути, куем кадры для США.На научных семинарах вижу, как снизилась активность, в глазах нет прежнего горения. В чем дело? Не знаю. Может, причина в том, что физика потеряла престиж в обществе. Нет ощущения, что творишь что-то великое.

Вы прожили большую и интересную жизнь. Хотелось бы что-то в ней изменить?

У меня других талантов, кроме как к физике, не было, и если бы начать жизнь сначала, выбрал бы науку. Что изменить? За последние годы многое передумал. Считаю, что главная опасность для России и всего мира — фашисты и большевики. Последние во главе с Лениным оболванивали народ, затопили страну кровью. Когда-то я этого не понимал, по молодости вступил в партию. Извиняет одно: это было в 1942 году, когда немцы стояли на Волге.

Став в 1989 году депутатом Верховного Совета СССР, вы оказались в комиссии по привилегиям. Почему?

Комитета по науке тогда не существовало, и меня пригласили в комитет по этике. Но его возглавлял человек, не признающий теорию относительности. Как с ним иметь дело? Примаков, возглавлявший одну из палат, попросил меня: займитесь привилегиями. С чего начать? Пошел в гараж родной академии. Ужас! У всех членов президиума — персональные машины. В Англии на все правительство 20 машин, США — 50. У нас в стране их имеют сотни тысяч чиновников. Несколько раз ходил к президенту РАН, писал заявки — бесполезно. Привилегии в России — святое. Неистребимое.

С этим уродством сталкивается каждый человек. Сейчас, когда здоровье начало шалить, прочувствовал безобразное состояние академической медицины. Но «верхушку» академии это не волнует, она вся лечится в «Кремлевке». Говорил об этом на общем собрании — бесполезно.

Как проводите свободное время?

Единственное увлечение — рыбалка. Много лет с женой ездили на озера в Карелию. Личный рекорд — четырехкилограммовый судак. Над этой страстью подшучивал Ландау — якобы Вольтер говорил: «На одном конце — червяк, на другом конце — дурак». Почему Вольтер, до сих пор не знаю.

В заключение хотелось бы вернуться к физике. Сегодня считается, что она уже все открыла, ее «золотой век» прошел. Согласны?

Не все так однозначно. Фундамент современной физики заложен в начале XX века плеядой великих ученых. Уже к 30-м годам в основном он был тот же, что и сегодня. Выражаясь высокопарно, невероятный энтузиазм физиков стимулировался не только интересом к тайнам природы, но и общечеловеческим значением проблемы. Ведь исследования атомного ядра обещали огромные перспективы во всех сферах науки.

Но вот великое дело сделано. Передовой фронт физики ушел далеко вперед и находится в области элементарных частиц. Стоящие перед учеными новые задачи очень сложны и важны для развития науки. И все же я уверен, что это направление физики не будет играть для общества той роли, которую сыграло изучение атома и атомного ядра, электронов.

Сейчас наступил век биологии, где ситуация очень напоминает 20-е годы атомной физики. Мы являемся свидетелями вступления в какой-то новый героический период. На горизонте маячат существенное продление жизни, создание новых видов растений и животных, наконец, клонирование. В общем, физика как наука «номер один» уступает место биологии. Я смотрю на эту перспективу без сожаления и с пониманием…

И самое последнее. Если бы внук попросил у вас единственный совет, что бы вы сказали?

Недавно в Америке родились мои правнучка и правнук, которых, как ни горько признавать, вероятно, никогда не увижу. Уже трудно летать через океан. Что посоветовал бы? Никогда не заниматься бизнесом, торгашеством, а посвятить себя чему-то творческому — науке, искусству. А вот прислушались бы? Сомневаюсь. У каждого своя жизнь…