Уроки Торы I

Уроки Торы I. Вэзот а-Браха

Менахем-Мендл Шнеерсон 15 марта 2016
Поделиться

В день Симхат Тора (День радости с Торой) мы завершаем годовой круг чтения Торы и начинаем его заново. Какова же связь между этим днем и читаемой главой «Браха» (Везщт а‑браха), последней в Торе? И почему праздник в честь Торы по установлению отмечают именно в этот день, а не в Шавуот, когда Тора была дана народу Израиля? Чтобы ответить на эти вопросы, следует обратить внимание на одну особенность данной главы. Шмини ацерет, восьмой день Суккота, и отмечаемый на следующий день Симхат Тора изначально были единым праздником. Однако в диаспоре, пока наш народ пребывает вне земли Израиля, мы празднуем их поочередно, как два праздника, ведь мы тоже разделены. И все же по сути своей эти два дня — единый религиозный праздник, о чем и говорится в настоящей главе.

ШМИНИ АЦЕРЕТ И ГЛАВА ТОРЫ К НЕМУ

Рамбам (Законы тфила, 13:8) пишет, основываясь на Талмуде (Мегила, 31а), что в каждый из праздников мы читаем определенный отрывок из Торы, имеющий отношение к этому дню, ибо «установил Моше Израилю, чтобы в каждый из праздников читалась соответствующая часть Торы». Далее Рамбам определяет, что надлежит читать в какой праздник, и говорит: «В последний день (Суккот) читают отрывок, начинающийся словами “Кол а‑бехор” (“Все первенцы…”), а на следующий день читают Браха (Везот а‑браха) — “И вот благословение, которым благословил Моше…”» (33:1).

Мы читаем главу «Браха», последнюю в Торе, на второй день Шмини ацерет не только потому, что это, как резонно можно заключить, конец цикла годовых праздников, который Моше закончил благословением Израилю (Ран, Мегила, 31а). И не потому, что этот праздник совпадает с окончанием годового цикла чтения Торы (Махзор Витри, 385). Даже не затем мы читаем этот отрывок, чтобы соединилось благословение Моше с благословением Шломо, произнесенным перед народом в день Шмини ацерет (Махзор Витри, Авудрахам). Все это подобающие основания, чтобы читать данный текст, и однако же они вторичны. Главная причина, по которой следует его читать, состоит, как указывает Рамбам, в том, что глава «Браха» имеет непосредственное отношение к самому празднику.

Что же это за связь?

ОСОБЫЙ НАРОД

В Талмуде (Сукка, 55б) объяснено символическое значение жертв, которые приносят в праздники Суккот и Шмини ацерет. «За что приносятся семьдесят тельцов (таково жертвоприношение, совершаемое в Суккот)? За семьдесят народов мира. За что приносится единственный телец (в день Шмини ацерет)? За единственный (то есть выделенный среди прочих народов) народ Израиля».

Таким образом, день Шмини ацерет — тот самый, когда раскрывается особая роль народа Израиля.

Все это непосредственно связано с главой «Браха». Ибо благословение, произнесенное Моше, начинается словами: «Б‑г от Синая пришел, и показался им в сиянии от Сеира, показался от горы Паран» (33:2). Упоминание здесь Сеира и Парана Раши объясняет следующим образом. «Сперва обратился Он к сыновьям Эсава (населяющим Сеир), не примут ли они Тору, но те отказались. Тогда обратился Он к сыновьям Ишмаэля (живущим на Паране), не примут ли они Тору, и те также отказались». Потомки Эсава и Ишмаэля олицетворяют здесь весь мир за пределами еврейства, и значение слов Моше состоит в том, что всему миру (Авода зара, 2б) во времена Синая была дана возможность принять закон Б‑га, но один лишь Израиль, «средь народов единственный», возложил на себя этот Закон.

И однако, даже если акцент на избранности Израиля и связывает главу «Браха» со Шмини ацерет, все же она больше связана с другим праздником, Шавуотом, «днем Дарования Торы». Ведь Моше упоминает события, связанные с горой Синай, то есть то, что произошло в день Шавуота.

РАЗБИТЫЕ СКРИЖАЛИ

Объяснение тому мы найдем в словах, которыми заканчивается данная глава, завершающих Пятикнижие Моше: «И не было более пророка в Израиле, подобного Моше… по всем могучим деяниям, и по всем страшным свершениям, которые совершил Моше на глазах у всего Израиля» (33:10,12).

Раши задается вопросом, какое же именно из деяний прежде всего имеется в виду, когда говорится о том, что «совершил Моше на глазах у всего Израиля»? И отвечает: то было мгновение, когда «сердце подвигло его разбить скрижали (с Десятью заповедями) на глазах у народа Израиля».

Но почему этот поступок ставится Моше в особую заслугу как свидетельство его добродетели? Внешне он связан с эпизодом, в котором упомянут гнев Г‑спода. Ведь пишет же Раши в другом месте (Дварим, 10:7): «смерть праведника столь же омрачает Святого Благословенного, как день, в который были разбиты скрижали». Раши сам отвечает на этот вопрос, указывая, что, когда разбил Моше скрижали, «Святой Благословенный пребывал в согласии с Моше» и возрадовался за него.

Однако вряд ли это может разрешить стоящую перед нами проблему. В Талмуде (Шабат, 87а) говорится о причинах такого поступка Моше: «Если, когда идет речь о пасхальной жертве, которая лишь одна из 613 заповедей, сказано в Торе (Шмот, 12:43), “никакой чужак не должен есть ее”, а тут вся Тора, и весь народ Израиля был отступником, насколько же превышена мера!» Иными словами, Моше защищал сам дух Торы, не желая передать ее «отступникам», но в то же время подчеркивал низкий уровень Израиля. Но как же глава «Браха» — благословение Моше Израилю может заканчиваться осуждением его народа? Ведь тогда бы конец главы противоречил ее началу, и, начинаясь утверждением об избранности Израиля, принявшего Тору, она бы кончалась признанием его несоответствия такому дару. Это тем более странно, что последние слова Торы, суть которой быть обращенной к Израилю и принятой им, касаются эпизода с разбиванием скрижалей, на которых был написан Закон.

ВТОРЫЕ СКРИЖАЛИ И ПУТЬ ВОЗВРАЩЕНИЯ

Вместо всего вышесказанного мы должны признать, что
Б‑г одобрил Моше за то, что тот разбил скрижали, ибо тем самым он действовал не только во славу Торы, но и во славу Израиля.

Однако следует помнить, что Б‑г не сразу одобрил Моше. Он ждал и лишь по прошествии сорока дней повелел: «Вырежи себе две скрижали из камня — такие же, как первые» (Шмот, 34:1; Дварим, 10:2). Раши, давая свою интерпретацию, указывает, что слова Г‑спода, обращенные к Моше, стали словами прославления не раньше, чем пришел черед главы «Браха», смерти Моше, то есть лишь сорок лет спустя. Отсюда предполагается, что вся доблесть и праведность, которые явил Моше, разбив скрижали, открылись только в конце его жизни.

Объяснение тому ниже. Талмуд (Авода зара, 4б; Раши к данному фрагменту) говорит, что «израильтяне затем лишь сотворили золотого тельца, чтобы представить веское доказательство вернувшимся и раскаявшимся». Г‑сподь допустил народ Израиля впасть в соблазн и сделать золотого тельца только затем, чтобы Израиль изо всех сил покаялся — то было беспрецедентное раскаяние, которое вывело евреев на иной духовный уровень, намного выше того, что был достигнут ими до этого прегрешения (ср. Рамбам, Законы тшувы, 7:4).

Тем самым разбивание первых скрижалей, спровоцированное поклонением золотому тельцу, подготовило возможность дарования вторых скрижалей, прославленных более, нежели первые (Шмот раба, гл. 46). Они были вечным напоминанием о силе раскаяния, которое не просто стирает грех прошлого, но выводит на новые духовные высоты.

Следует также учесть и категоричный отказ Моше дать Тору «отступникам». Моше хотел своим поступком не только защитить славу Торы, но и пробудить в народе Израиля стремление вернуться к Б‑гу. Он действовал как отец, изгоняющий заблудшего сына из дома не ради того, чтобы отвергнуть его, но дабы пробудить в нем желание вернуться под отчий кров (Ср. Ор а‑Тора, Ваэра, с. 123). Вот почему Моше разбил скрижали «на глазах у Израиля» (Дварим, 9:17). То был своего рода демонстративный жест, адресованный Израилю, чему Израиль должен был стать свидетелем, чтобы этот опыт изменил его к лучшему.

Потому пост 17 тамуза, день, когда были разбиты скрижали (Мишна, Таанис, 26а), с приходом Машиаха станет днем радости и ликования (Зхарья, 8:19). Сейчас мы видим лишь первые последствия поклонения золотому тельцу в пустыне, страдания изгнания. Ряд серьезнейших трагедий изгнания произошел именно в 17‑й день месяца тамуз. Потому в этот день мы и соблюдаем пост. Но когда Израиль полностью вернется к Б‑гу, станет понятно, что само это возвращение началось тогда, когда были разбиты скрижали, и сам этот день станет днем радости.

Но лишь когда даны были вторые скрижали — в знак власти, которой обладает покаяние, Б‑г воздал Моше великим даром. Но само это воздаяние не было явлено, покуда жизнь Моше не подошла к концу — только тогда тот удостоился видения «последнего дня» и узрел «все, что случится с Израилем в будущем, вплоть до дня, когда мертвые воскреснут» (Сифрей и Раши, Дварим, 34:2). Ибо именно тогда Моше увидел победу раскаяния, мессианское исполнение того, чему положено было начало на горе Синай.

РАДОВАТЬСЯ ТОРЕ

Такова связь, существующая между главой «Браха» и праздником Шмини ацерет.

На внешнем уровне следует праздновать Симхат Тора, Радость с Торой, в день Шавуот, когда впервые были даны Десять заповедей. Однако самая великая радость связана с дарованием вторых скрижалей на Йом Кипур. А Шмини ацерет — конец цикла праздников, начинаемого Йом Кипуром (Ор а‑Тора, Шмини ацерет, с. 1779 и далее).

При этом мы должны помнить и то, что слова Моше, открывающие его благословение «Б‑г от Синая пришел…» (33:2), относятся к первому Дарованию Торы и тем самым должны быть связаны с праздником Симхат Тора.

 

ПРАВЕДНОСТЬ И РАСКАЯНИЕ

Разница между первыми и вторыми скрижалями подобна разнице между праведностью и раскаянием. Когда были даны первые скрижали, Израиль еще был праведен; когда были дарованы вторые скрижали, народ Израиля согрешил и раскаялся.

Праведны те, чья добродетель — жизнь в соответствии с Торой. Но раскаяние поднимает выше, чем Тора (Ср. Ликутей Тора, Ахарей, 26в; Дерех Мицвотеха, Заповедь Видуй у‑тшува). Оно возносит туда, где связь между Б‑гом и человеком сохраняется, даже когда мы преступаем Его закон. И потому, когда дарованы были первые скрижали, Израиль получил Откровение от Торы. С дарованием же вторых скрижалей народ Израиля сам послужил Торе Откровением. Он превысил ее уровень, достигнув сущностного единения с Б‑гом.

И в этом связь главы «Браха» и Симхат Торы. Наша недельная глава начинается повествованием о первых скрижалях, когда Израиль возрадовался Торе. Кончается же она намеком на вторые скрижали, когда сама Тора возрадовалась Израилю. Соответственно, Симхат Тора означает и «Радость с Торой», и «Радость Торы».

ЭТОТ ДЕНЬ И ГОД

Праздники — это не сами по себе, вне связи с другими существующие дни света и радости. Наша задача — пронести чувства, испытываемые в праздник, через весь год. Они подобны святилищу внутри потока времени, святилищу, чей свет достигает каждого дня календаря, как бы далек он ни был.

Но, сталкиваясь с этой задачей, еврей может почувствовать некую растерянность перед ее грандиозностью. Как можно побудить этот материальный мир, от которого Б‑г скрыт, являясь в мирах высших, принять свет оттуда — свет святости?

И наша глава указывает на прецедент и пробуждает силы для исполнения данной задачи. Ибо даже событие, кажущееся горестным и мрачным, — разбивание скрижалей — по сути своей есть начало пути, ведущего назад к Б‑гу. Через это нам открывается новый, оптимальный доступ к вершинам духа. Вот почему сразу, как только прочитаны слова, относящиеся к скрижалям, — «на глазах Израиля», мы опять возвращаемся к тем, что открывают Тору: «В начале сотворения Всесильным…» Ибо покуда с евреем сила Б‑га, сила, которую он открывает, возвращаясь к Г‑споду, он может выстоять в охватывающей невежественный мир тьме и сотворить новый мир. Он — архитектор и строитель мира, в котором «каждая тварь знает своего Создателя, и каждый из пределов земных признает власть Б‑га» (молитва на Рош а‑Шана).

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Дом Ребе. Суд и освобождение

И вот в пятницу, в канун святой субботы, 15 кислева, членам нашего братства стало достоверно известно, что в Сенате закончилось обсуждение дела Ребе и решение было положительным. И что приговор, вынесение которого должно было состояться не позже чем через четыре дня с того момента, безусловно, будет оправдательным и наш Ребе выйдет на свободу. Радость хасидов не знала границ. И они все глаза проглядели в ожидании дня Избавления. И каждый день ожидания казался им годом

Дом Ребе. Донос и арест

Однажды император лично посетил нашего Ребе. Он переоделся в мундир рядового следователя, но наш Ребе сразу почувствовал, что перед ним царственная особа, и оказал ему царские почести. Император сказал ему: «Я же не император. Зачем ты ведешь себя со мной столь почтительно?» Наш Ребе ответил ему: «Разумеется, ваше величество — наш государь, император. Ибо царство земное подобно Царству Небесному, как в высших сферах престол славы Всевышнего внушает трепет находящимся у его подножия и т. д., так и я, когда вы вошли, испытал в душе трепет и исключительно великий страх, подобные которым не испытывал, когда приходили те или иные вельможи». Это убедило императора в том, что перед ним Божий человек, и т. д.

Памяти академика Евгения Велихова

После встреч с людьми, занимавшими ключевые должности в советском государстве, Евгений Велихов обратился лично к Михаилу Горбачеву с просьбой содействовать открытию Института изучения иудаизма имени Адина Штейнзальца в составе Академии наук СССР. Горбачев согласился. Так, получив одобрение Горбачева, раввин Штейнзальц открыл первый за более чем полвека официальный центр изучения иудаизма в Советском Союзе