Уроки Торы I

Уроки Торы I. Реэ

Менахем-Мендл Шнеерсон 13 августа 2015
Поделиться

Эта беседа ярко иллюстрирует важную мысль о природе философии хасидизма, который не существует в отрыве от алахических рассуждений Торы и не является просто дополнением к ним. Скорее, он лежит в самой сердцевине Торы, освещая ее разделы. Именно поэтому, разбирая на первый взгляд незначительную алахическую проблему, мы углубляемся в нее все дальше и дальше, пока в конце концов — совершенно неожиданно и тем не менее неизбежно — не приходим к основополагающей истине хасидизма. Проблема этой недельной главы связана с законом о городе, впавшем в идолопоклонство.

Один из вопросов, сразу возникающих при ее чтении, связан с тем, что наказание такого города связано с коллективной виной, распространяющейся даже на невинных людей, живущих на территории этого города.

Второй вопрос связан с мнением Рамбама, который считает, что, если город раскаялся в грехе, коллективная вина снимается. Однако в иудаизме существует правило, согласно которому раскаяние способно спасти человека от Б‑жественного наказания, но не от людского суда. Мнение Рамбама представляет собой единственное исключение из этого правила. На чем основано его мнение? В поисках ответов на эти вопросы мы приходим к пониманию глубин еврейской души, ее цельности и духовного потенциала.

ГОРОД ИДОЛОПОКЛОННИКОВ

Недельная глава «Реэ» приводит законы, действующие в отношении города в Святой земле, если он запятнал себя идолопоклонством: «Если услышишь ты, что в одном из городов твоих, которые Б‑г, Всесильный твой, дает тебе, чтобы жить там, выступили люди негодные из среды твоей и совратили жителей города своего, говоря: “Пойдем и будем служить богам иным, которых вы не знали”, — а ты выяснил, и исследовал, и расспрашивал хорошо, и оказалось, что верно это, совершена мерзость в среде твоей, — то перебей жителей того города острием меча, уничтожь его и все, что в нем, и скот его острием меча. А всю добычу его собери на средину площади его, и сожги огнем город и всю добычу его полностью, — это угодно Б‑гу, Всесильному твоему, — и да будет он навеки грудой развалин, не будет он отстроен заново» (Дварим, 13:13‑17).

Эта глава всегда читается в Субботу, в которую мы благословляем наступающий месяц элул, или же в ту, что совпадает с началом самого элула (новомесячьем).

Элул — месяц Б‑жественного милосердия и прощения, время, когда доминирует идея тшувы — возвращения к Б‑гу и ухода от греха. Таким образом, именно в главе «Реэ» мы находим не имеющее аналогов утверждение о силе и возможностях тшувы.

Согласно общему правилу акт раскаяния и возвращения к Б‑гу влияет лишь на Б‑жественное правосудие, но не на решения суда людского. Этот принцип содержится в Талмуде (Макот, 13б) и гласит: «Те, кто заслуживают наказания “карет” (кара Небес — отсечение души от ее источника), если они раскаялись, то Небесный суд им прощает. Но те, кто осужден на смерть по приговору суда человеческого, даже если они раскаялись, суд земной не вправе простить их». То же относится и к менее суровым наказаниям: раскаяние не влияет на приговор человеческого суда. Причина в том, что с тшувой сопряжены изменения, происходящие в сердце человека (Танья, ч. I. гл. 29), следовательно, они вне сферы рассмотрения судьями, способными оценивать лишь видимые, объективные факты (Нода бе‑Йеуда, Орах Хаим, меадура кама, гл. 35).

Тем не менее, согласно мнению Рамбама (Законы Авода зара, 4:6), наказания, которых заслуживает город, впавший в идолопоклонство, — истребление жителей и сжигание имущества — отменяются, если люди раскаялись в коллективном грехе. Это — уникальный случай, когда раскаяние влияет на приговор земного суда.

Кесеф Мишне, один из комментариев на Рамбама, объясняет его мнение следующим образом. Смертный приговор может быть вынесен отдельному человеку, который перед тем, как совершить запрещенное действие, был предупрежден, что осуществление такого намерения карается смертью. Однако в случае с городом, впавшим в идолопоклонство, предупреждение об опасности такого поведения адресуется коллективу — обращено к народу в целом. Следовательно, обычное требование об индивидуальном предупреждении не может быть выполнено, а посему раскаяние влечет отмену наказания.

Тем не менее в этом объяснении не хватает главного. Ведь причина, по которой раскаяние не влияет на решения человеческого суда, заключается не в отсутствии или наличии предупреждения. Она — в том, что люди не в состоянии читать в сердцах других людей, чтобы понять, искренне ли выражение их раскаяния. Почему же тогда этот принцип неприменим здесь в отношении города, впавшего в идолопоклонство? Почему раскаяние имеет такую силу только в этом случае? К тому же Рамбам указывает, что в данном случае люди подлежали наказанию и лишь впоследствии заслужили прощение раскаянием.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ КОЛЛЕКТИВНАЯ

И ИНДИВИДУАЛЬНАЯ

Рогачевский гаон (Цафнат панеах, Ваэра, с. 74) объясняет позицию Рамбама иначе. По его мнению, Рамбам не утверждает, что раскаяние влечет за собой всеобщее прощение; оно лишь превращает коллективный грех в индивидуальный. Закон о городе, впавшем в идолопоклонство, предусматривает коллективную ответственность. Наказанию подлежат даже невинные члены семей идолопоклонников, даже имущество праведников, живущих в таком городе (Рамбам, Законы Авода зара, 4:6, 7). Но если жители города раскаялись в своих поступках, то они подлежат суду каждый в отдельности, индивидуально. При этом ни один невиновный не несет наказания. Наказываются лишь идолопоклонники, и раскаяние не меняет вынесенный им приговор.

И снова главный вопрос остается нерешенным. Ведь раскаяние имеет место после проступка. Отсюда следует, что между действием и раскаянием существует период, когда в полной мере действует принцип коллективной ответственности жителей. Как могут изменения в сердце человека, невидимые ни для какого земного судьи, оказывать ретроактивное действие и приводить к уменьшению ответственности или к смягчению приговора?

РАЗРУШЕНИЕ СДОМА

Где в тексте Торы Рамбам находит основание для своего утверждения? Рогачевский гаон считает таким основанием разрушение Сдома, города, впавшего в идолопоклонство. Прежде чем покарать его, Б‑г говорит: «Сойду же и посмотрю: если по мере дошедшего до меня вопля поступали они — тогда конец!» (Берешит, 18:21). Эта фраза не может означать буквально, что Вездесущий должен проверять дошедшие до Него слухи. Ее следует понимать так, что Б‑г посмотрит, раскаялись ли жители, и, говоря словами Таргума (перевод Торы на арамейский язык), «если они раскаялись, то Я не накажу их».

Это, безусловно, пример того, как городу идолопоклонников дана возможность заслужить прощение раскаянием. Единственное обстоятельство, не позволяющее считать это прецедентом, на котором основан взгляд Рамбама, заключается в том, что эти события произошли до Дарования Торы на Синае. Существует общее правило, гласящее: «Мы не выводим законы на основании событий, происшедших до Дарования Торы» (Иерусалимский Талмуд, Моэд катан, 3:5). Кроме того, Сдом был наказан Судом небесным.

ГРУППА И ОБЩИНА

Есть еще одна трудность, связанная со статусом города‑идолопоклонника.

Еврейский закон знает несколько видов казни по приговору суда. Существует правило, согласно которому человек, подлежащий двум различным видам казни за два различных преступления, осуждается на более суровую или мучительную казнь (Сангедрин, 81б; Рамбам, Законы Сангедрин, 14:4).

Однако в случае с городом идолопоклонников его жители подлежат коллективному наказанию в виде относительно безболезненной смерти, в то время как поклонявшийся идолам индивидуально подлежит казни более жестокой, побитием камнями (Сангедрин, 111б; Рамбам, Авода зара, 4:1, 2).

Можно обозначить эту проблему острее. Пока большинство жителей города не начали поклоняться идолам, понятие коллективной вины неприменимо. Каждый идолопоклонник в этом случае виновен лично и, следовательно, подлежит суровой казни. Но когда этот грех совершает человек, из‑за которого меньшинство жителей становится большинством, он тем самым переводит город в категорию города‑идолопоклонника, что влечет менее суровое наказание. Но как может один дополнительный акт греха облегчить ответственность, которой уже подлежали другие грешники?

Мы вынуждены заключить, что данный момент — когда большинство жителей города становятся идолопоклонниками — создает новую сущность в виде общности, объединенной грехом. С точки зрения закона группу, состоящую из отдельных лиц, заменяет единое целое. При этом происходит не уменьшение индивидуальной ответственности, а прекращение ее действия. Возникает новая ситуация, когда всех судят как одно целое.

Вот почему наказание для города, впавшего в идолопоклонство, столь всеобъемлюще и распространяется даже на невинных членов семей идолопоклонников (если только они не убежали в другой город) и на собственность праведного меньшинства. Хотя индивидуально их не в чем винить, они тем не менее являются частью общины, подлежащей суду как единое целое.

По той же причине Рамбам берет эпизод со Сдомом как прецедент, несмотря на то что он произошел до Синайского откровения. Ибо то, что он пытается объяснить, представляет собой не законотворческую, а концептуальную проблему, а именно: различие между группой людей и общиной. Несмотря на то что данное различие влечет за собой законодательные последствия, само по себе оно не является частью закона и, следовательно, может быть объяснено на основе событий, предшествовавших Дарованию Торы.

И наконец, мы видим, как раскаяние (в интерпретации Рогачевского гаона) способно отменить коллективную ответственность, после чего подлежащей наказанию остается только личная вина. Действительно, тшува не в силах повлиять на приговор земного суда. Наш вопрос здесь не касается напрямую нюансов закона. Мы рассматриваем проблему: считаются идолопоклонники единым целым или отдельными личностями? Суть вопроса не в том, как применить закон, но какой именно закон следует применить. На эту суть и влияет раскаяние. Оно меняет не столько наказание, сколько обстоятельства дела.

ЕДИНСТВО ЕВРЕЙСКОЙ ДУШИ

И все‑таки мы пока не решили проблему, а лишь сместили в ней акценты. Земные судьи могут иметь дело только с известными им фактами, а не с чувствами в сердцах других людей. Если раскаяние меняет обстоятельства дела, то как судьи могут установить эти обстоятельства, как им отличить настоящую тшуву от неискренней?

Мы должны пойти дальше и понять внутренний смысл закона о том, что земной суд не вправе прощать виновного на основании его раскаяния.

Этот смысл в том, что под социальную юрисдикцию подпадают действия, ошибочность которых не зависит от чувств. Соответственно, следующее за такими действиями раскаяние не может их исправить. Но деяние, совершенное городом, впавшим в идолопоклонство, иное по своей природе. Оно по сути своей связано с чувствами идолопоклонников, и, следовательно, на него влияют происходящие в душе изменения.

Объяснение таково: еврейский народ способен на достижение особого вида единства — сущностного единения, потому что источником еврейских душ является Б‑г — то есть абсолютное Единство. Хотя это единство духовного порядка, оно порождает в дополнение и физическое единство: «Кто подобен народу Твоему, Израилю, народу единому на земле?» Именно это единство находит отражение в законе о городе, впавшем в идолопоклонство, когда единство общины создает коллективную ответственность — настолько сильную, что она включает даже городское имущество.

Но это кажется странным. Ведь идолопоклонство — полная противоположность воле и единству Б‑га. Оно окутывает душу мраком, разрушает ее целостность. Как же оно способно породить подобное единство?

Парадокса здесь нет. Именно потому, что еврейская душа есть часть Самого Б‑га, ее свобода воли не имеет границ. Еврей может настолько далеко уйти от своей истинной природы, что начнет служить идолам и отрицать свою веру (Ликутей Тора, Эмор, 38б; Танья, ч. I, кон. гл. 18; Рамбам, Законы тшувы, нач. гл. 5). Но даже в этом тяжелейшем из грехов проявляется особый характер его души и сила ее единства.

Во всех других грехах, которые еврей может совершить и за которые он несет ответственность перед судом своих собратьев, можно выделить два различных вида ущерба, которые он должен возместить: ущерб, нанесенный им своей душе, и ущерб, нанесенный миру. Раскаяние возмещает первый, наказание — второй. Эти два вида полностью разделены, и одно не влияет на другое.

Однако вся суть города‑идолопоклонника — в коллективном участии, которое затрагивает даже невинных жителей и неодушевленные предметы. Это единство — духовное, и нанесенный ущерб — духовного порядка. Следовательно, и исправление духовное — это раскаяние.

Наказание исправляет ущерб, нанесенный миру. Но «мир» города, впавшего в идолопоклонство, — соседи, скот, собственность — полностью связан с единством душ его обитателей. Он всецело подчинен духовности, пусть даже проявляющейся в грехе. Вот почему в этом и только в этом случае в городе, население которого из группы людей превратилось в общину, раскаяние исправляет даже то, что подвластно земному суду.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Недельная глава «Ваикра». Разные аспекты греха

Рабби Ицхак Арама пишет, что разница между умышленным и непредумышленным грехом такова: в умышленном грехе виноваты и тело, и душа. А в непредумышленном — только тело, душа безвинна. Поэтому непредумышленный грех поможет загладить, так сказать, физическое жертвоприношение: ведь нечестивым было только физическое действие тела. А умышленный грех невозможно искупить физическим жертвоприношением: оно не в состоянии исправить душу, исковерканную нечестием.

Недельная глава «Пекудей». О еврейском характере

Маймонид не просто отмечает, что евреи жертвуют на благотворительность, а выдвигает более глубокую мысль, утверждая, что у евреев склонность к благотворительности заложена в генах — это составная часть унаследованной нами ДНК. Это одна из примет потомков Авраама, настолько яркая, что, если человек не жертвует на благотворительность, «следует усомниться в чистоте его родословной».

Сбывшееся благословение. Первая бомбежка

Единственным хорошим событием, связанным с домом, было празднование его бар мицвы. Состоялась она полгода назад, в феврале, и вопреки окружавшему Дубравских миру евсеков и НКВД прошла тихо, скромно и потому немного разочаровывающе. Но сейчас, когда выли сирены и над головой метались лучи прожекторов, выискивая вражеские самолеты, он вспоминал о бар мицве как о чем‑то очень светлом и радостном.