Долгий короткий путь

В основу [этой книги] положен стих: «Очень близко к тебе слово это: в устах твоих оно и в сердце твоем, чтобы исполнять его» (Дворим, 30:14) — она написана, чтобы объяснить, с помощью Б‑га, сколь, в самом деле, чрезвычайно близко это слово, —
объяснить длинно и кратко.

Титульный лист книги «Тания»
рабби Шнеура‑Залмана из Ляд

Вся хасидская община 18 элула празднует годовщину дня рождения рабби Шнеура‑Залмана из Ляд — основателя направления Хабад в хасидизме. Хабад (акроним слов «Мудрость, Понимание и Знание» на иврите) — это философия и отношение к жизни, предполагающие, что разум и интеллект играют ключевую роль в стремлении служить Создателю.

В тот же день сорока семью годами ранее родился основатель хасидизма рабби Исроэл Баал‑Шем‑Тов. Его рабби Шнеур‑Залман считал своим «духовным дедом», а сам учился у рабби Дов‑Бера из Межерича — ученика и последователя рабби Баал‑Шем‑Това.

Основные положения философии Хабада рабби Шнеур‑Залман изложил в труде, получившем известность под названием Тания: над этой небольшой книгой он работал двадцать лет. На ее титульном листе он подчеркнул: цель написанного — показать, как исполнение Б‑жественного предназначения, предусмотренного для творения Промыслом Б‑жьим, воистину близко каждому из живущих, и это — «долгий и краткий путь».

Почему же стезя, которой рабби Шнеур‑Залман обещает вести своих учеников, названа «долгим и кратким путем»? Значение этой парадоксальной фразы раскрывает история из Талмуда (Эрувин, 53б), приписываемая рабби Иеошуа бен Ханания:

«Однажды ребенок превзошел меня <мудростью>. В странствиях своих как‑то встретил я отрока на развилке дорог. Я спросил его: “Который из этих двух путей ведет в город?” И тот ответил: “Эта дорога — короткая, но долгая, а та — долгая, но короткая”.

Я избрал “короткую, но долгую” дорогу. Вскоре я почти достиг города — и тут выяснилось, что дальнейший путь преграждают сады. Тогда я вернулся назад и пожурил отрока: “Сын мой, ты ведь сказал, что это — короткий путь!” На что тот ответил: “А разве я не сказал, что при этом он долог!”»

Путь напрямик

Живущий может следовать либо путем веры, либо путем разума. Путь веры — «короткий и долгий путь», путь разума — «долгий и короткий».

Путешественник из истории, рассказываемой в Талмуде, достигнув развилки на реальной земной дороге, направляясь к некоему реальному городу, должен сделать выбор, по какой из двух дорог идти ему дальше. Духовное странствие отличается тем, что, достигнув развилки, мы можем — и часто должны — следовать сразу двумя путями. Однако эта возможность не отменяет необходимости отдавать себе отчет, какой из двух путей предпочтительнее и что нас может ждать на каждом из них.

Путь веры берет свое начало в той глубинной правде, что извечно заложена в человеческой душе. Есть нечто, что мы знаем самой сутью своего существа и нам не надо этому учиться или добывать какие‑либо доказательства этому. Есть целый спектр привязанностей, желаний, страхов, не нуждающихся в подтверждении опытом: эти чувства составляют саму суть нашего «я». И путь веры в том, что мы открываем в себе этот глубинный слой представлений о мире, так что именно эти представления и становятся для нас кодексом поведения и определяют все наши действия.

Путь веры — «короткий путь» в том смысле, что он прямо ведет нас к цели. Когда мы идем этим путем, «дорога» не отклоняется то в одну, то в другую сторону, нам не приходится карабкаться на холм, который к тому же заслоняет обзор, а потом спускаться в долину. У нас нет никаких сомнений в том, что мы знаем; наши чувства нас не обманывают, и мы полностью им доверяем. Мы изначально знаем и чувствуем, что именно необходимо сделать в той или иной ситуации, и лишь одно требуется — осуществить это знание в реальном поступке.

Но, подобно «короткому» пути из той истории в Талмуде, кажущийся «коротким» путь веры порой почти приводит нас к цели, — но в последний миг между нами и чаемым возникает вовсе непреодолимое препятствие. Мы знаем истину, хотели бы жить в соответствии с ней, но — нам что‑то мешает. Хасидизм называет это «синдромом вора в подполе». Наши мудрецы (Брохойс, 63a) рассказывают в связи с этим историю про вора, который выкопал лаз, проник в подвал дома, который хотел грабить, — и вдруг услышал над головой шаги хозяев. «Г‑споди, помоги мне! — тихонько взмолился вор. — Спаси меня, Б‑же!» Этот человек инстинктивно верил в Б‑га (ведь не английскую королеву призывал он в заступницы!) и несомненно, знал заповедь: «Не укради». Однако — он крал и одновременно молил Б‑га о помощи.

Итак, вера может пребывать где‑то вне повседневности нашего бытия, оставаясь источником неколебимых убеждений и самых пылких переживаний, не имеющих ничего общего с каждодневными поступками и решениями. Дело в том, что, хотя эти убеждения и чувства — неотъемлемая часть нашей сущности, именно в силу этого нам никогда и не приходилось преодолевать себя, свою ограниченность, дабы утвердиться в истинности этих представлений о мире. Таким образом, именно «короткий» характер пути веры оборачивается тем, что этот путь порой оказывается «самым долгим».

Второй путь

Подобно путнику из Талмуда, мы должны вернуться назад (даже если продолжаем идти путем веры) «к развилке» и далее идти «длинным и кратким путем».

Путь разума — извилист, крут, утомителен и длинен, как сама жизнь. Он изобилует трудностями, препятствиями и разочарованиями. Однако — это дорога, что наверняка ведет к чаемой цели.

На пути разума знание — плод долгих штудий, аналитических построений, глубоких размышлений. Чувства рождаются из хорошего знания самого предмета, на который направлены, как результат идентификации с ним. Поступки же в свою очередь мотивированы и предопределены пониманием их роли, желанием достичь определенной цели, а порой — неприятием действий других людей или событий (в последнем случае — спровоцированы негативным внешним раздражителем).

На пути разума базовые представления о мире, так же как и чувства, скорее осознанно формируются, чем обретаются уже готовыми: они больше продукт рационального усилия, чем интуитивного восприятия. И поскольку они, по‑видимому, — производное от уже нами достигнутого, а не от нашего внутреннего «я», то мы и отождествляем себя с такими представлениями куда больше, чем с истинами, коих придерживаемся в силу одной лишь веры. Путь разума — «долгий», но это же и делает его кратчайшим путем к нашему назначению.

Конечно же, то, что рождено ограниченными интеллектуальными и эмоциональными возможностями человека, никогда не сможет встать вровень с абсолютностью и мощью веры. Поэтому вера остается первым и главным путем, которого мы должны придерживаться в жизни. Но если положения веры призваны обрести наиболее полное выражение в нашей повседневной жизни, они должны быть подкреплены усилиями мысли и достижениями, обретенными на путях разума.

Старый спор

На титульном листе Тании рабби Шнеур‑Залман заявил: он не говорит ничего, что не было прежде «сказано в книгах или произнесено мудрецами» — он лишь собрал их высказывания, которые теперь повторяет. Ребе и назвал свою книгу «Ликутей Аморим», что значит «Собрание речений». Действительно, за шесть веков до написания Тании жили два великих мудреца — Рамбам (рабби Моше бен Маймон; 1135 — 1204) и его современник и оппонент Раавад (рабби Авраам бен Давид; 1125 — 1198), спорившие о преимуществах пути веры и пути знания.

В Законах покаяния Рамбам посвятил целых две главы обсуждению: что есть «свобода выбора», ее он считал одним из главных оснований иудаизма как вероисповедания. «Ибо если бы Б‑г судил, быть ли человеку праведником или грешником, или если бы в самой природе каждого была заложена некая сущность, предопределяющая, изберем ли мы стезю праведности или путь греха, предпочтем ли то или иное видение мира, будем ли обладать теми или иными чертами характера, склонимся к тому или иному поступку — как же тогда Б‑г велел бы нам через пророков: “Делайте то‑то” или “Того‑то не делайте”, “Исправьте пути ваши” или “Не уступайте слабости”?.. Каково бы было тогда место Торы? И какой справедливой мерой воздавал бы Б‑г грешникам и вознаграждал праведников?»

В той же главе Рамбам обращается к рассмотрению вопросов, которые чаще всего задают сторонникам представлений о свободе выбора.

«Так, иной может спросить: “Б‑гу, конечно, известно все, что произойдет. Тогда — прежде, чем было совершено то или иное деяние, знал ли Б‑г, выкажет ли себя праведником или грешником тот, кто этот поступок совершит? Если знал, что человек останется праведен, значит, тот не мог не быть праведником. Если же вы скажете, что Он [не знал этого с абсолютной уверенностью]… тогда знание Б‑га несовершенно!” Знайте же, что ответ на этот вопрос “длиннее земли мера этого и шире моря” (Иов, 11:9) и множество великих оснований и величественных гор стоят на этом ответе. Однако хорошо уразумейте то, что скажу я вам. Уже объяснено было выше, во второй главе “Законов основания Торы” что Б‑г познает не “разумом”, отличным от Его бытия, это у человека его существо и разум — различны. Тогда как для Б‑га Он Сам и Его “разум” есть одно и то же — и не дано человеку полностью сие постичь. А потому, как не может человек открыть и воспринять истину Создателя: как “не может увидеть Меня человек и остаться в живых” (Шмойс, 33:20), так не может человек открыть и постичь разум Создателя. Ибо, по словам пророка: “Мои мысли — не ваши мысли, не ваши пути — пути Мои” (Шмойс, 55:8)!

Тем самым мы лишены возможности вместить в наше знание природу Б‑жественного знания, коему ведомы все твари и всё происходящее. Но одно мы знаем несомненно: деяние человека в его власти, и Б‑г не вынуждает его делать что бы то ни было. И знаем мы это не только в силу нашего приятия веры, но благодаря ясным доказательствам учения мудрых».

Раавад оспаривает предложенный Рамбамом подход. Так, в глоссе к вышеприведенному абзацу он пишет: «Автор здесь отступает от образа действий, присущего людям мудрым, ибо не следует начинать то, чего не в силах довести до конца. Он же начинает с того, что затрагивает сложную проблему, оставляет ее неразрешенной и обращается к вере. Лучше бы было ему оставить неискушенных в их слепой вере, чем заставить их осознать ее противоречивость и тем посеять в умах сомнение».

Разум и вера

Почему же Рамбам, призвав на помощь логику, взялся обсуждать проблему, для решения которой у него нет логических оснований? Рамбам придерживался иных, чем Раавад, взглядов на роль «логики» в стремлении человека познать Создателя и обрести с Ним связь.

Видение данной проблемы Раавадом исходит из того, что есть понимаемое разумом, а есть нечто превышающее наши способности объять его с помощью логики. К тому, что может быть понято, следует приближаться «путем разума», а то, что превышает разумное постижение, должно всецело принадлежать «пути веры».

Рамбам соглашается, что рассматриваемая им проблема во многих своих аспектах относится к числу тех, которые «не дано человеку полностью постичь». Но он полагает, что и тут не следует пренебрегать «путем разума». Мы должны стремиться постичь — что же в Б‑ге ускользает от нашего понимания; мы должны стремиться к тому, чтобы получить истинное представление о глубине и величии Б‑жественности, превышающей рамки рациональности.

Иными словами, разум — не только инструмент для постижения сущностей, всецело нам понятных, это инструмент, применимый и для приближения к истине, выходящей за пределы рациональности. Ведь лишь разум может постичь, сколь непостижима истина иного уровня, превышающего возможности разума. И чем яснее разум, тем яснее понимание, тем яснее чувство, сколь величественно и необъятно лежащее за пределами понимания.

Поэтому недостаточно, чтобы на уровне веры мы приняли парадокс: Б‑г обладает всезнанием, а человек — свободой выбора; мы также должны до конца этот парадокс понять. Мы не можем, подобно Рааваду, сказать, будто следует «оставить неискушенных в их слепой вере, а не заставлять тех осознать ее противоречивость». Ибо если эта противоречивость ускользает от нашего осознания, то это значит, что некоторые аспекты, связывающие Б‑га с нашей реальностью, недоступны исследованию с помощью разума.

Рамбам настаивает на том, чтобы даже самые непостижимые аспекты нашей связи с Б‑гом исследовать с помощью ограниченных способностей нашего разума. Ибо только на «долгих и коротких» путях разума эта истина будет воспринята как часть нашей личности — а лишь тогда мы сможем найти для нее выражение в наших повседневных отношениях с миром.