Книга выдающегося раввина Адина Штейнзальца «Тшува», которая выходит в издательстве «Книжники», не является призывом к возвращению к Творцу. Она адресована тем, кто уже принял соответствующее решение и сделал первые шаги в этом направлении. Книга предлагает советы и руководство по преодолению трудностей, которые возникают у этих людей. Часть рекомендаций — практического характера. Читатели «Лехаима» первыми ознакомятся с фрагментами будущего издания.

Несмотря на то что тшува всегда была одной из основополагающих доктрин иудаизма, грандиозные изменения, произошедшие с еврейским народом в Новое и Новейшее время, придали этому процессу совершенно иное, дополнительное измерение. В прошлом это понятие имело конкретное личное и общественное значение и являлось неотъемлемой частью религиозной еврейской жизни. В значительной степени это верно и в наши дни. Религиозные люди, даже самые праведные и благочестивые, тоже могут оступиться и согрешить. Причин этому может быть множество: внезапный порыв; общее снижение поведенческих стандартов вследствие ослабления религиозной мотивации; общественное давление, приводящее к полному отказу от еврейского образа жизни; наконец, постоянные сомнения, порождаемые ощущением нереализованности своего религиозного потенциала. (Подобные чувства могут охватить даже тех, кто кажется окружающим живым воплощением благочестия.) Однако, какими бы ни были причины, толкнувшие человека на грех, за этим могут последовать сожаление о содеянном и желание раскаяться. Для каждого греха или падения существуют особые средства и формы тшувы: в одних случаях достаточно простого решения отказаться от определенных практик, в других речь идет об ожесточенной борьбе за обновление и очищение души.

Большая часть того, что написано о тшуве, посвящена различным стадиям этого процесса: как понять, что нужно раскаяться, когда это легче всего сделать, как относиться к происходящему, какие конкретные действия необходимо для этого совершить (начиная с необходимости вернуть украденные деньги и заканчивая аскетизмом и умерщвлением плоти, известными в еврейской традиции как тшуват а‑кане Система аскетических практик, описанная в «Сефер а‑кане» средневекового каббалиста р. Эльканы бен Йерухама.
). Все это происходило в сугубо религиозном контексте. Если человек согрешил, оступился, сошел с пути истинного, это означало отклонение от религиозного образа жизни, которого придерживались и сам человек, и все окружающие. Разумеется, в религиозном мире этот тип тшувы актуален и сегодня. Верующие люди, периодически оступающиеся и нарушающие ту или иную заповедь, стараются исправить ситуацию и вернуться к Творцу.

Но в последних поколениях возник принципиально новый тип тшувы, невиданный прежде, — когда ее совершают люди, не имеющие ничего общего с еврейской религией, совершенно чуждые соблюдению (или, как говорят в еврейской традиции, «ярму») заповедей. С точки зрения религиозного еврейского права таких людей правильнее всего называть «детьми, выросшими среди неевреев» (тинокот ше‑нишбу, букв. «плененные младенцы» См.: Вавилонский
Талмуд, Шабат, 68б. ). Разумеется, из этого не следует, что на таких баалей тшува распространяются все еврейские законы, действующие в подобной ситуации. Однако этот термин наиболее адекватно описывает их духовное состояние. Они действительно напоминают пленников — выросших среди неевреев или среди евреев, думающих, говорящих и ведущих себя, как неевреи. Даже в Государстве Израиль немало тех, кто, хотя и считает себя евреями, однако по своему образу жизни не отличается от других народов ничем, кроме языка и места жительства.

Возвращение «детей, выросших среди неевреев» во многом, в том числе и с точки зрения еврейского закона, отличается от тшувы, описанной в традиционной литературе. Разумеется, первое тоже является «возвращением», однако не на собственные исходные позиции. Здесь нужно говорить о возвращении человека к своему народу, к корням, к «горнилу», в котором он был создан в историческом и морально‑нравственном плане — к Святому, благословен Он, к Б‑гу Израиля. Иудаизм и еврейский народ рады всем, кто желает вернуться «домой», и дальним, и ближним. Однако поступок того, кто решил вернуться в дом, которого никогда не видел, куда масштабнее и значительнее. Тот, кто согрешил, стремится, делая тшуву, исправить ошибку и вернуться к своему прежнему пути. Тот же, кто пришел Творцу и Торе «извне», тем самым радикально меняет свой образ жизни и мысли; он должен пережить подлинный переворот. То, что может показаться лишь количественной разницей между двумя типами тшувы, на самом деле является качественным различием.

Современные баалей тшува оказываются в совершенно новом мире. Масштаб происходящих с ними изменений связан не только с тем, что им отныне нужно соблюдать заповеди или соответствовать определенной системе ритуальных предписаний. Евреи и в самом деле должны исполнять многочисленные законы святости. Однако основной причиной столь радикальной трансформации является не столько их количество, сколько охват — число жизненных сфер, которые охватывают эти законы. Для того чтобы стать полноценным евреем, недостаточно отгородить в своей жизни один угол‑святилище, существующий отдельно от повседневной жизни и деятельности, — необходимо изменить всю свою жизнь. Кроме того, необходимо абсорбировать целую новую культуру, что предполагает серьезную учебу. Прежде всего, он должен принять субкультуру изучения Торы (лимуд Тора) — не в качестве средства, но в качестве самостоятельной цели.

Культура — нечто гораздо большее, чем набор регулирующих поведение правил. Это и всеобъемлющее мировоззрение, и система взаимодействия с другими людьми. Подобно другим сложным многогранным культурам, еврейская культура далеко не всё декларирует прямо; многое остается «между строк». Как известно, сила любой культуры заключается не только в том, о чем она говорит, но и в том, о чем она предпочитает умалчивать, — и это тоже надо выучить и усвоить.

Именно в этот мир, со всеми его трудностями и очарованием, и приходят современные баалей тшува. Одни познакомились с ним заранее, посредством чтения. Другие рассматривали его лишь как сторонние наблюдатели, нередко враждебно. Однако знание, приобретенное непосредственным участником, не только гораздо глубже, но принципиально иное, чем знание стороннего наблюдателя. Разница между «я молюсь» и «он молится» не только в точке зрения или замене одного личного местоимения другим — это описание кардинально разного опыта. Чужая молитва или вера являются «объектами», которые я рассматриваю и оцениваю в соответствии со своими критериями. Однако моя молитва, моя вера, заповеди, которые я исполняю, связаны с личной вовлеченностью и отношением. Переход от статуса наблюдателя к статусу непосредственного участника не всегда происходит в один миг. Напротив, это может быть длительный процесс, состоящий из нескольких этапов. Однако каждый из них подразумевает изменение сути, а не только внешней формы.

В современной тшуве есть заметный элемент внутренней войны. У человека, никогда не порывавшего с еврейской религией и традицией, она является следствием борьбы между искушением (инстинктами, инерцией, привычками и т. д.) и совестью. Раскаяние происходит в тот момент, когда второе превозмогает, тем или иным способом. В этот момент человек ясно видит цель, и у него находится достаточно ресурсов, чтобы изменить направление. Однако в современной тшуве, совершаемой людьми, чуждыми традиционной системе координат, суть внутренней борьбы заключается в том, чтобы перейти из одной культуры в другую, из одного мира в другой. Основной трудностью является изменение собственного базового мировоззрения — гораздо более трудного, чем любые практические и личные проблемы, которые могут возникнуть в процессе.

Неоднократно было замечено, что в процессе тшувы трудно рассчитывать на плавный переход — в какой‑то момент должен произойти скачок, из одного мира в другой. Исход из Египта, ставший архетипической моделью духовного освобождения, происходил в два этапа: сомнения и освобождения. На берегу Ям‑Суф еврейский народ сомневался, не зная, что делать См.: Шмот, 14:9–11.
. И тут Нахшон бен Аминадав Глава колена Йеуды в период Исхода. Согласно традиции, первым вошел в воды Красного моря.
бросился в воду и пошел вперед. Иными словами, несмотря на многочисленные чудеса и преследование безжалостного врага, наседавшего все сильнее, непрерывное движение вперед было прервано критически важной паузой. Народ оказался перед преградой, которую можно было преодолеть, только приняв дерзкое решение, рискнув и прыгнув. Подобные «скачки с препятствиями» являются неотъемлемой частью тшувы, однако неимоверно более трудны, поскольку в наши дни она зависит от того, хватит ли у тебя сил, чтобы уйти из одного мира в другой.

В связи с этим стоит вспомнить правило, касающееся как духовного, так и физического мира: переход из одного состояния в другое может включать в себя множество небольших шагов, однако в какой‑то момент происходит «переход количества в качество» Например, точка кипения или плавления. , принципиально отличающийся от всех предшествующих и последующих моментов. Можно очень долго, хоть всю жизнь гулять по берегу моря или по мелководью, размышляя о плавании, однако, пока человек не прыгнет в воду, он никогда не поплывет. Невозможно научиться плавать, не покинув твердый надежный берег, без того чтобы оторвать ноги от земли — даже если ты не до конца уверен, что удержишься на воде. Это справедливо для любых подобных переходов; всякий раз, когда самолет взлетает или заходит на посадку, возникает момент риска и неопределенности.

Войти в мир традиционного иудаизма — все равно что погрузиться в новую среду, и тот, кто хочет испытать это, в какой‑то момент должен принять решение радикально измениться. Разумеется, это не означает, что резкий скачок оправдан сам по себе: прыгать до того, как человек готов к переходу, опасно и может плохо закончиться. Но для того чтобы попасть в новый мир, даже самые продолжительные теоретические упражнения и маневры с целью подготовиться и постепенно приспособиться, все равно должны закончиться скачком от старого к новым идеалам и образу мысли. Нередко случается, что этот последний, решающий шаг делается не намеренно, но произвольно, в силу обстоятельств — подобно тому как человек, колеблющийся, нырнуть или не нырнуть, случайно падает в воду. Субъективно, впрочем, между двумя ситуациями (когда решение принимается полностью самостоятельно или под влиянием внешних факторов) разница не слишком большая. В обоих случаях имеет место элемент шока, внезапная потеря твердой почвы под ногами. И прежде чем удастся достичь нового устойчивого равновесия, прежнее должно быть отставлено; невозможно одновременно усидеть на двух стульях.

Несомненно, бывают случаи, когда переход происходит мгновенно, стремительно и необратимо, когда человек, оказавшись в еврейском мире, сразу же чувствует себя дома, как будто он жил здесь всегда. Однако при этом вовсе не обязательно принимать единственное решение, чтобы одним решительным рывком стать совершенно другим человеком — во многих случаях для этого необходим длительный процесс. Но даже в этом случае есть принципиальная разница между человеком, который еще не решил меняться, и тем, кто уже начал этот процесс, пусть даже недавно и незначительно.

Тот, кто попытался войти в новый мир, приобретает опыт колоссальной важности, который у него уже не отнять; отныне он знает, что в его силах достичь поставленной цели. Ибо за всеми трудностями, неуверенностью и опасениями проступает самый главный вопрос: а это вообще возможно? Могу ли я представить себя на другом берегу, в традиционном еврейском мире? В тот момент, когда выбор сделан и прыжок совершен, человек получает ответ на этот главный вопрос — подобно пловцу, впервые прыгнувшему в воду, или летчику, совершающему свой первый полет. Нет сомнений, что второй раз тоже окажется трудным, а превращение исходного эксперимента в постоянный образ жизни — еще более трудным. Теперь речь пойдет о трудностях иного рода: отныне это вопрос деталей, практической реализации, а не принципа; говоря языком Талмуда, «иди и учись» См. Шабат, 31б: «Был случай: один нееврей пришел к Шамаю и сказал: хочу, чтобы ты ввел меня в еврейство, но только при условии, что научишь меня всей Торе, пока я смогу стоять на одной ноге. Прогнал его Шамай его строительной линейкой, которая была в его руке. Пришел он с той же просьбой к Гилелю. Сказал ему Гилель: то, что ненавистно тебе, товарищу своему не делай. Это вся Тора, все остальное — пояснения к ней, теперь иди и учись».  — уточнение деталей уже принятого решения.

Еще один общий аспект тшувы связан с одним из наиболее принципиальных и парадоксальных компонентов. С одной стороны, она предполагает разрыв с прошлым, фиксирует точку разрыва и делит жизнь на «до» и «после». Сама возможность искупить и исправить сделанные прежде ошибки исходит из допущения, что такой разрыв возможен в принципе, что тшува приводит к появлению совершенно новой личности. Прошлое отсекается от настоящего, прежнее «я» становится чужим и перестает существовать. Как говорили мудрецы, грешник как бы умирает, его больше нет; раскаявшийся грешник — совершенно новый человек. Тшува — своего рода духовная смерть и второе рождение.

С другой стороны, именно прошлое мотивирует человека сделать тшуву и придает ей специфический характер. Слова мудрецов: «Там, где стоит раскаявшийся грешник, даже величайший праведник стоять не может» Брахот, 34б.
объясняются в «Зоаре» Основополагающий труд каббалы.
: раскаявшиеся грешники сильнее «притягивают» Святого, благословен Он, поскольку в процессе раскаяния у них возникает гораздо большее религиозное напряжение, чем у ведущих нормативный образ жизни. Говоря языком наших мудрецов, силу речного потока можно понять, только перегородив его дамбой. Именно расстояние, в прежней жизни отделявшее бааль тшува от мира святости, придает силу и импульс его нынешнему стремлению изменить себя. Неспешный и последовательный ход того, кто всю жизнь жил праведной благочестивой жизнью, превращается в стремительный бег в случае с бааль тшува, мечтающим быстрее восполнить то, что было утрачено.

Две этих, на первый взгляд противоречащих друг другу, силы — разрыв с прошлым и импульс, придаваемый человеку именно этим прошлым, — непременно должны проявиться в процессе тшувы. Бааль тшува в каком‑то смысле должен напоминать новорожденного младенца и в то же время не может стать таковым в полной мере. Парадоксальным образом, он должен заново родиться взрослым, зрелым человеком.

Главные трудности современных баалей тшува обычно возникают в тот момент, когда они пытаются полностью отказаться от своего прошлого, игнорировать его (подробнее мы поговорим об этом в 9‑й главе). Такое решение может принести несомненную пользу, однако сопряжено с опасностью самодовольства, самоуспокоенности и нетерпимости по отношению к трудностям, которые испытывают другие люди. Такой человек может стать бездушным и бесчувственным, позабыть, что все люди разные и что «не такой, как я» не означает «хуже». Только помня о прошлом и воспринимая его неотъемлемой частью своей жизни, можно выработать правильную оценку.

Несмотря на то что бааль тшува находится теперь в совершенно другом мире, он должен постоянно помнить, что был здесь не всегда и все еще несет ответственность за то, что было прежде. Это избавит его сразу от двух противоположных ловушек: самоуничижения, доходящего до самоуничтожения, и излишнего самоуважения. Разумеется, современный бааль тшува может утверждать, и по праву, что прежние грехи не являются его виной или следствием неспособности справиться с искушением. Дескать, в этом виноваты его родители, среда, в которой он рос, окружение и т. д. Подобные утверждения, разумеется, во многом справедливы — однако не должны полностью вытеснить сожаление.

На самом деле невозможно полностью избавиться от своего прошлого и родиться заново. Напротив, даже тот, с кем произошли самые радикальные изменения, кто буквально вывернул наизнанку свои прежние идеалы и убеждения, все равно не становится совершенно другим человеком. Характер и личные качества остаются неизменными, несмотря на все трансформации, происходящие с нами в течение жизни. Если они были неидеальными прежде, то, как правило, такими и останутся. Поэтому того, кто ищет в тшуве панацею от всех личных проблем, неизбежно ожидает жестокое разочарование. Прежние слабости могут облачиться в одежды благочестия, однако никуда не денутся.

Это не значит, что от недостатков невозможно избавиться в принципе. Но это может произойти только в том случае, если постоянно работать над этим, сознательно и непосредственно. Можно и нужно избавиться от уныния и подавленности, опрометчивости и гордыни — но лишь приложив серьезные целенаправленные усилия. «Власть Эсава», как наши мудрецы называли дурное начало, проявляется двояко. Иногда оно действует как бандит, открыто и насильственно. Порой же оно прикидывается преисполненным знания и понимания мудрецом См. Хулин, 91б: «“И боролся человек с ним…” (Берешит, 32:3). Сказал рав Шмуэль бар Нахмани: показался ему идолопоклонником… Сказал рав Шмуэль бар Аха от имени Равы бар Уллы, в присутствии рава Папы: показался ему знатоком Торы». , демонстрирующим душевную отзывчивость и даже религиозно‑нравственный пыл, — все это может стать серьезным препятствием на пути к добру. Оно может выражаться в предъявлении завышенных требований, которым могут соответствовать только очень и очень немногие, или в погружении в сложнейшие духовные проблемы, не имеющие решения. Следует остерегаться обеих этих опасностей.

Таким образом, даже после величайшего духовного переворота современный бааль тшува должен вернуться к себе, чтобы оценить, что именно в нем изменилось, и понять, являются ли произошедшие изменения достаточно глубокими или сугубо поверхностными. Так же, как и прежде, осознание прежних ошибок должно служить ему импульсом, чтобы двигаться дальше. Это вопрос не показного раскаяния, но постоянного самоанализа.