Материал любезно предоставлен Tablet

Американский поэт и литературный критик Адам Кирш продолжает читать по листу Талмуда в день — и делится размышлениями о прочитанном. В этот раз он наблюдает за тем, как новые изобретения превратили распространенное прегрешение в норму, древние раввины приспособились к этому, и Б‑г Талмуда это одобрил.

Американский иудаизм формировался в ситуациях вызова, который новые технологии бросали еврейскому закону. Возьмем, к примеру, возникновение спальных районов в послевоенный период. Сразу же возник насущный алахический вопрос: можно ли еврею в субботу поехать в синагогу на машине? Ортодоксы однозначно ответили «нет», руководствуясь причинами, изложенными в трактате «Шабат»: управление автомобилем включает одну (или несколько) из 39 категорий запрещенной в субботу работы. Многие консервативные синагоги, напротив, ответили «да», руководствуясь, скорее, здравым смыслом, чем алахическими аналогиями: их раввины понимали, что запрет приезжать на машине резко сократит посещаемость синагоги.

Однако из нынешнего даф йоми мы узнаем, что подобные дилеммы решались не только в ХХ веке. В талмудических дискуссиях часто фигурирует разновидность печи, называемая «кира»; обсуждается вопрос, позволительно ли использовать ее тепло в шабат, и несколько мудрецов высказывают разные мнения на этот счет. Из трактата «Шабат» (38б) мы узнаем, что ровно так же, как сегодня, когда изобретают такие вещи, как субботний лифт, автоматически останавливающийся на каждом этаже, в талмудические времена запреты стимулировали поиск хитрых обходных решений. Мишна спрашивает: если в шабат запрещено варить яйцо, можно ли положить его рядом с горячим чайником, чтобы тем самым медленно его нагреть? Можно ли оставить на солнце кусок материи, чтобы он нагрелся, и потом завернуть в него яйцо? Или закопать яйцо в горячий песок?

Все эти способы используют проводимое мудрецами различение между готовкой на огне, которая запрещена, и готовкой с использованием солнечного тепла, которая разрешена. И все равно Мишна решает, что эти способы запрещены, а Гемара объясняет, почему они запрещены. Приготовление яйца с помощью нагретой ткани может навести наблюдателя на мысль, что для нагревания ткани использовался огонь, и тем самым подтолкнуть его самого к нарушению шабата. (Такого рода логика, когда поступок оценивается по тому, угрожает ли ли он сбить другого с пути истинного, часто встречается в талмудических дискуссиях.) Аналогичным образом рассуждает Рава: если готовить яйцо в горячем песке, наблюдатель может подумать, что мы запекаем его в золе, оставшейся от костра.

Но дальше возникает более сложная проблема — сложная как в технологическом плане, так и в способе решения ее мудрецами. Обсуждается акведук в Тверии. «Был такой случай, когда жители города Тверии взяли и проложили трубу с холодной водой внутри канавы с горячей водой», в результате чего холодная вода нагревалась в шабат. «Мудрецы сказали им: если вода идет по этой трубе в субботу, это все равно что горячая вода, нагретая вручную в субботу, и запрещено ее пить и мыться ею».

Однако через несколько страниц, на листе 40а, мы узнаем, что действие такого запрета в реальности пришлось приостановить по той простой причине, что жители Тверии отказались повиноваться. В римской Палестине, как и во всем римском мире, было принято ходить в термы, публичные бани. В соответствии с изложенной выше логикой, мудрецы запретили мыться в бане, где вода нагревается в шабат, но разрешили купаться в тивериадских горячих источниках, которые нагревались естественным образом. Логика здесь такова, что горячие источники не попадают в ту же категорию, что и тивериадский акведук, где использовали человеческий труд и применили хитрость, чтобы нагреть холодную воду.

«Однако же, — поясняет гемара, — люди по‑прежнему купались в воде, нагретой огнем, а будучи пойманы на этом, говорили: вообще‑то мы купались в тивериадских горячих источниках!» Чтобы бороться с этим нарушением, «мудрецы запретили людям купаться в водах тивериадских горячих источников и разрешили купаться только в холодной воде. Однако, увидев, что этот запрет не выполняется, они вновь разрешили людям купаться в водах тивериадских горячих источников».

Мудрецы пошли на эту уступку потому, как объясняет барайта, что «умножились грешники». Можно также увидеть здесь пример суверенитета народа в действии. Мудрецы — судьи и законодатели для еврейского народа, но когда то или иное их постановление отвергается всем народом, народ оказывается влиятельнее. Так ли это отличается от ситуации в современном консервативном иудаизме, где прихожане настаивают на том, чтобы ездить в синагогу в шабат на машине? В обоих случаях «грешники умножились» настолько, что прегрешение стало новой нормой.

Читая Талмуд, я несколько раз встречал примеры подобных трений между простым народом и раввинской элитой. Талмуд называет этих простых людей, невежественных и несоблюдающих, ам а‑арец — «народом земли». Конфликт между ам а‑арец и мудрецами особенно обостряется в Шабат, 33б, где излагается предание о рабби Шимоне бар Йохае. Говорится, что однажды в разговоре с Шимоном рабби Йеуда восхитился римской цивилизацией: «Сколь замечательны деяния этого народа! Они изобрели рынки, они изобрели мосты, они изобрели бани!» Этот гимн римским достижениям вполне обоснован — мы до сих пор восхищаемся руинами этих мостов и этих терм, — но странно слышать его из уст еврейского мудреца, живущего вскоре после разгрома Римом Иудеи.

Шимон ответил ему, в духе благочестия и патриотизма, что римские достижения на самом деле совершенно бесславны: «Все, что они изобрели, они изобрели только для удовлетворения своих собственных нужд. Они устроили рынки, чтобы разместить там блудниц, построили бани, чтобы украшать свои тела, а мосты — чтобы взимать пошлины». Об этих словах донесли властям, и рабби Шимона приговорили к смерти. Тогда он бежал в пустыню и спрятался в пещере. Двенадцать лет Шимон со своим сыном Эльазаром жили в пещере, питаясь плодами чудом появившегося там рожкового дерева, и учили Тору, зарывшись по шею в песок. В конце концов пророк Элияу явился им и сообщил, что кесарь умер и приговор рабби Шимону отменен.

До сих пор история о преследовании и благочестии рабби Шимона напоминает любые другие истории о чудесах. Христиане рассказывали аналогичные истории о своих святых ровно в ту же эпоху. Интересный поворот происходит, когда Шимон покидает пещеру и видит обыкновенных евреев, которые занимаются своими делами, пашут и сеют. «Эти люди, — вознегодовал Шимон, — отказываются от жизни вечной и занимаются делами жизни бренной!» Тому, кто двенадцать лет провел, изучая Тору и питаясь чудесным образом появившейся едой, даже обычный труд ради пропитания казался богохульством. Такими святыми и такими разъяренными были Шимон и Эльазар, что каждый, на кого падал их взор, «немедленно сгорал дотла». Наконец Б‑жественный голос прозвучал с небес: «Вы вышли из своего уединения, чтобы разрушить Мой мир? Возвращайтесь в свою пещеру!»

Эта история сообщает нам кое‑что о благочестии и простом еврее. Ожидать, что все должны достигать такой же святости, как рабби Шимон, было бы грубой ошибкой: сам Г‑сподь не хочет и не ждет подобной святости от среднего еврея и порицает гнев и высокомерие, с которыми Шимон наказывал таких евреев за их обыкновенность. В конце истории, проведя еще год в пещере, Шимон с сыном выходят из нее вразумленные: «Сын мой, — говорит Шимон, — в мире есть ревнители изучения Торы в твоем и моем лице, и этого достаточно». Талмуд полагает, что должна быть иерархия благочестия и соблюдения. Шимон может быть наверху, но необязательно — да и невозможно, — чтобы все оказались там же вместе с ним.

И кроме того, история о рабби Шимоне бросает дополнительный свет на то, как мудрецы измеряют познания в Торе. До того как оказаться в пещере, рассказывает гемара, Шимон задавал алахический вопрос, а рабби Пинхас предлагал в ответ двенадцать возможных решений. Но после долгих лет уединенного изучения Торы Шимон мог предложить по двадцать четыре возможных ответа на каждый алахический вопрос рабби Пинхаса.

Для нас это звучит парадоксально, ведь мы привыкли, что каждый вопрос предполагает один правильный ответ. И мы бы ожидали, что Шимон за годы отшельничества научился находить этот единственный ответ, как хороший судья выносит единственно верный приговор, а хороший ученый выдает единственно верный результат исследования. Но в Талмуде, напротив, истинное знание Торы выражается в способности умножать возможности, видеть больше граней каждой ситуации, каждой проблемы. Это согласуется с восприятием изучения Торы не как способа достижения какой‑то цели, а как самоценного занятия, которое может заполнить не только двенадцать лет в пещере, но и всю жизнь человека и даже всю жизнь вечную. 

Оригинальная публикация: FIRST-CENTURY TECHNOLOGY